веселый олень бежал впереди36».

– Нет, чем еще она интересуется?

Алекс наморщил лоб, припоминая.

– Еще она любит историю.

– Я читал на днях про князей Юсуповых и их коллекцию исторических драгоценностей, – обрадовался Фил. – У них была интересная привычка называть детей в честь бабушек и дедушек. Подойдет?

Алекс кивнул:

– Пойдет.

***

– Известны две большие жемчужины – Перегрина и Пелегрина, – увлеченно рассказывал Фил. Они встретились с Эллой, как и договорились, у «Блэкбёрд», и он уговорил ее зайти внутрь и немного погреться. – Первую, самую крупную жемчужину в мире – в пятьдесят пять карат – еще в шестнадцатом веке нашел в Панамском заливе один ловец. Она принадлежала испанскому королю, французским королевам, и в итоге Ричард Бартон подарил ее своей жене Элизабет Тейлор. Вторая, Пелегрина, в тридцать три карата, тоже известна с шестнадцатого века и тоже принадлежала испанским королям, а в девятнадцатом веке ее купили князья Юсуповы. Феликс с женой Ириной после революции уехали из России и в середине двадцатого века продали ее, а в 1989 она всплыла на «Кристис» и была продана за полмиллиона долларов.

– Вижу, вы много знаете про драгоценности, – заметила Элла с улыбкой, – вы говорите о них так увлеченно. А какие бриллианты были у английских королей?

– Ну, например, у Марии Тюдор имелся один уникальный камень. Она была сестрой Генриха Восьмого, – пояснил Фил, – и после смерти своего первого мужа короля Франции Людовика Двенадцатого тайно обвенчалась с другом Генриха Чарльзом Брэндоном. Которого многие аристократы считали выскочкой, получившим титулы благодаря дружбе с королем, ведь отцом Чарльза был простой йомен. А чтобы брат простил их за самовольство, Мария подарила Генриху самую большую драгоценность, привезенную из Франции, – бриллиант «Зеркало Неаполя».

– Правильно она отдала брату «зеркало», – кивнула Элла. – Ведь эти камушки – по большому счету просто красивые безделушки. Из настоящих ценностей жизнь дает человеку три радости: друга, любовь и работу37.

– Это ведь цитата? – удачно угадал Филипп.

Элла, улыбнувшись, кивнула.

Воодушевленный ее улыбкой, Фил собирался рассказать еще про Юсуповых, однако, допив свой «Гиннес», Элла вручила ему книгу и объявила:

– Спасибо, всегда приятно послушать начитанного человека. Я бы еще посидела, но надо бежать.

– Может быть, еще как-нибудь встретимся? – с наигранно-беспечным видом поинтересовался он. В начале встречи они успели обменяться телефонами по его инициативе, и он счел это хорошим знаком.

– Думаю, не стоит, – мягко ответила Элла. – У меня есть предчувствие, что это ни к чему не приведет… Ты очень милый, правда, но…

– Всегда это «но», – грустно произнес Фил.

– Давай я тоже расскажу тебе историю, – сказала Элла. – Однажды на обложке «Татлера» появилась леди Венеция Бэринг. Она наполовину китаянка. Ее отец граф Кромер, когда ему было чуть за двадцать, сбежал из семейного банка «Банк Бэрингс» в Шанхай и влюбился там в китаянку. Любовь была сильна, и он на ней женился. В браке родились Венеция, которая потом стала актрисой и моделью, и ее брат, виконт Эррингтон. Венеция призналась, что быть двухрасовой персоной в высшем английском обществе тяжело, а ее матери пришлось еще труднее. Потому брак ее родителей в итоге распался. Венеция тогда училась в Манчестерском университете, а до этого – в пансионате для девочек. Из-за развода родителей она даже некоторое время принимала антидепрессанты. А может, из-за всего вместе – отрочества в пансионате, давления общества38…

– Но мы же одной расы, – неловко произнес Фил.

– Я говорю в целом, про неприятие чужака, – пояснила Элла. – Лишь в сказках девушка выходит за лорда, и все счастливы. Это только кажется, что билет счастливый, но за ним всегда кроется подвох. В реальности это очень большое давление на человека из другой среды. Такую цену не все потянут. Я вот не готова ее платить. Ты очень милый и сразу мне понравился, и будь ты просто актером, я бы не раздумывала, но… Лучше нам не начинать, пока мы по-настоящему друг к другу не привязались.

– Ты очень трезвомыслящая, – пробормотал Фил.

– Никогда не хотела быть Золушкой, – сказала Элла немного печально. – А ты обязательно встретишь подходящую женщину из своего круга, – она ободряюще погладила его по плечу и вышла из паба. Видимо, предпочитала уходить без всех этих «пока», «до встречи» или «прощай».

Филипп постучал в дверь подозрительно скоро, еще не было и восьми. Вид у него был не слишком счастливый, когда Алекс задал вечный вопрос всех времен и народов:

– Ну как?

– Она не заинтересована в продолжении, – печально сказал Фил. Он ощущал невероятное опустошение.

Выходит, все было зря.

Зря он торчал здесь полтора месяца, терпел этот дым, заказывал, мать ее, новую одежду!

Теперь у него больше не было резонов приходить за книгами.

– Хочешь пойти в паб? – спросил Алекс сочувственно.

– Если только на пару часов, – ответил Фил. Завтра ведь был рабочий день.

Однако едва открыв дверь в двухэтажный паб «Абингдон» рядом со станцией Хай-Стрит-Кенсингтон, Алекс увидел их. И главное, они увидели их с Филом. Наверно, когда-нибудь это должно было случиться, просто по закону вероятности.

– Ты глядь, – сказал сам себе на русском Алекс.

– О, там в углу парень с золотой цепью, – заметил Фил. – Где-то я видел такой челлендж…

– Он из албанской группировки, – шепнул Алекс, – держись от них подальше.

Это все были знакомые лица: с толстой золотой цепью на шее – Ринор, рядом его приятель рыжий Энвер и их шеф – седовласый степенный Далмат – отстраненно, будто наблюдая за сценой со стороны, отметил Алекс. У него имелись с албанцами старые счеты. Точнее, у них возник счет к нему.

Это произошло как-то случайно, даже внезапно, когда он только приехал в Лондон и впервые попал на скачки в Эскотт. Тогда он ничего толком не знал – например, о том, что от некоторых парней нужно держаться подальше, даже если одеты они с иголочки. На скачках Алекс поддался общему очарованию и азарту, понадеялся на удачу и совершил сразу две ошибки: поставил не на ту лошадь и сделал это в долг. И, что самое критичное, занял не у тех людей.

Он не знал тогда еще одну важную деталь: как головокружительно может расти пеня. И каждый месяц отдавал почти же сумму, что занял тогда у албанцев, – это были только проценты. И теперь тупо пахал, чтобы выплатить разом основной долг.

– А не то что? – спросил Фил.

– А не то уроют, – ответил Алекс, прикидывая, как бы теперь не втянуть в это мутное дело и его. – Давай сымпровизируем?

– Во что? – Филипп приосанился.

– В плохого русского и хорошего британца.

– Это как?

– Я буду задирать, а ты парируй. Повеселим публику, а?

– Но я еще не очень умею импровизировать, – с беспокойством сказал Фил.

– Вот и потренируешься. Просто подыграй мне, – Алекс откашлялся и заговорил неуловимо изменившимся голосом: – Английские аристократы любят охоту – хоть в мире, хоть на войне.

– Британия уже не воюет, – не очень уверенно отозвался Фил.

– Воюет, просто чужими руками.

– Это грубый поклеп.

– Вы любите провокации.

– Всегда есть выбор – поддаваться или нет.

– А вы уже вернули Индии Коханур?

– Коханур здесь совершенно не при чем, – сказал Фил несколько растерянно.

– Ты же актер, играй, – прошептал Алекс.

– Для этого мне нужна концепция.

– Ладно, тогда план Б. Изображаем драку. Деремся понарошку.

– Это как? – удивился Фил.

– Как на сцене, в четверть силы.

– Признаться, я особо не дрался…

– Чему вас только учат в академии, – вдохнул Алекс и первым ударил.

Не в лицо, конечно, – в грудь. Как и сказал, в четверть силы, но и этого Филу хватило. Он охнул и рухнул как подкошенный на липкий деревянный пол.