— Это большая честь, но она вряд ли продлится. Приношу свои соболезнования по поводу утраты вашего брата.

— Примите в ответ и мои. Бывает то, чему не поможешь.

Глаза его остались незамутненными; он был из тех придворных, кто плывет при любой волне.

— Пока ничего не решено. Амиры хотят узнать о ваших намерениях.

— Отчего же им не прийти ко мне в мои покои?

— После запрета шаха посещать вас они честью обязаны подчиняться его велению. Как я обещал прежде, я выдвинул предложение сделать вас регентом при сыне Исмаила.

— И?..

— Им это не понравилось.

— Почему?

— Они тверды как алмаз в том, что сын Исмаила править не должен. Один из них встал и продекламировал отрывок из «Шахнаме».

— Который?

— Ну что-то вроде этого:

— В самом деле? Они боятся младенца Шоджи?

Голос ее был колючим, словно подчеркивая, что мужи, которым не нравится мысль о ее правлении, могут считать себя свободными от обязательств.

— Они полагают, что подлинным вождем Ирана является сын вашего покойного отца Мохаммад Ходабанде, который к тому же старший.

— Но он ведь слеп! Как же они отвергли его в прошлом году и почему согласны сейчас?

— Во-первых, его матушка Султанам из кызылбашей, а кызылбаши любят поддерживать своих. Во-вторых, у него четверо сыновей, которые смогут наследовать ему, что успокаивает амиров. Когда упомянули его имя, все дружно закричали: «Алла! Алла! Алла!» — призывая Бога, и все поклялись поддержать его.

— Какое место отводится тогда мне?

— Вы будете его верховным советником, так как сам он править не может.

— Мирза Салман, — воскликнула Пери, — скажите мне правду! Они ведь чувствуют, что на Мохаммада Ходабанде будет легче влиять, не так ли? Всем известно, что он не желает быть правителем. Амиры смогут вынуждать его соглашаться со всем, что они предлагают.

— Никто не говорил этого, — отвечал мирза Салман.

— Но ведь это, без сомнения, и есть причина.

— Я не могу обсуждать несказанное.

— Тем не менее ваш долг предвидеть, что могут думать амиры, и быть стойким перед лицом их требований.

— Я его исполню, обещаю вам. И заверяю, что упорно сражался за вас и сделал все, что может одинокий голос. Но сейчас они ждут вашего слова. Они не хотят извещать Мохаммада Ходабанде, пока не согласитесь вы. Они признают все, что вы совершили.

Настало долгое молчание. Пери была недовольна, я тоже. Бас Шамхала раздался из-за другой стороны занавеса:

— Вы же великий визирь. Отчего вы не можете подчинить их своей воле?

Мирза Салман приподнялся на носках, словно пытаясь стать выше.

— Вы не знаете, как я старался.

— Но вы не преуспели.

— Странные вещи вы говорите.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что вернее меня у царевны никого не было.

— Значит, вы и должны были сделать больше.

— Если кто-то считает, что он может лучше, он может попробовать.

Положение Шамхала было не из тех, когда можно заставлять кызылбашей делать что-нибудь. Его выпад был попыткой завоевать признательность Пери.

— Почему вы так стараетесь убедить ее, что Мохаммад Ходабанде — лучший выбор? — упорствовал Шамхал. — Не потому ли, что его жена с рождения говорит на фарси, как и вы?

Мирза Шамхал выглядел оскорбленным, но отвечал спокойно:

— Я стараюсь только ради безопасности страны. Нам следует быстро и поочередно предотвратить вторжения и избежать нового всплеска беззакония.

— Согласна, — сказала Пери.

— Кстати, — добавил мирза Салман, — я также настаивал, что нам не следует тратить силы, пытаясь выяснить, был ли шах Исмаил — мир его душе — в самом деле отравлен.

— Почему же нет? — резко спросила Пери.

— Я говорил, что он сейчас в деснице Господней и наше дело думать о будущем.

— Им следует быть благодарными, что смерть Исмаила спасла выживших царевичей от его меча, не говоря уже о них самих.

Лоб мирзы Салмана пошел сотней морщин.

— Верно. Один из них признал, что он получил несколько дней назад приказ шаха казнить Мохаммада Ходабанде и его мальчиков.

Пери вздохнула так громко, что мы услышали это по нашу сторону занавеса.

— Всех?

— Да. Он откладывал как мог, потому что задание было ему ненавистно. Милостью Божией ему больше ничего не надо выполнять.

— Как мало нам оставалось до самой ужасной участи! Моя династия могла исчезнуть.

— И об этом я им напомнил.

Значит, Пери еще раз изменила ход истории. Теперь она предотвратила уничтожение династии. С этой точки зрения — и я тоже. Это и есть то, что предсказывали мои звезды? А кто же тогда был предназначен стать величайшим правителем среди Сафавидов? Неужели Мохаммад Ходабанде?

— Почему вельможи не побеспокоились остановить несправедливость, которую он сеял вокруг себя?

— Они же поклялись ему в верности.

— Понимаю, — сказала она. — Значит, я права, что амиры не сделали ничего.

Ее осуждение висело в воздухе до того мига, когда она вновь заговорила:

— Все признают, что дочь великого шаха спасла страну и заслуживает награды. Я хочу, чтоб вы убедили их назначить меня регентом вместо того, что они предложили.

— Я не смогу. Ни единый из них не поддержал этой мысли после того, как я ее высказал. Лучшая уступка, которой я добился, потребовала долгих споров.

Тут я ему верил. У него были все основания заключить сделку к выгоде Пери, что сделало бы его самым доверенным сторонником.

— Посудите сами, досточтимая повелительница, те же обязанности вы будете исполнять в должности верховного советника Мохаммада Ходабанде.

— Если он по какой-либо причине не откажет мне в ней.

— Но вы же сами отметили, что он считается не полностью пригодным.

— Кто из амиров поддержал мысль о том, что я могу быть советником?

— Все вожди согласились, что это мудро. Они верят, что вы справедливы и принимаете хорошие решения.

— Значит, они поддержат меня в качестве его советника?

— Они обещали.

Повисла пауза: Пери обсуждала со своим дядей что-то, чего я не слышал.

— В таком случае можете передать им вот эти самые слова. Я принимаю их решение — назначить меня верховным советником при Мохаммаде Ходабанде, но лишь после того, как каждый из них согласится поддерживать меня в этой должности. И еще скажите им, что больше нет никакого запрета на встречи со мной. Если они не смогут появиться на совете после третьего дня траурного обряда по усопшему шаху, соглашение недействительно.

— Чашм. Благодарю вас, царевна, за уверения, что это преобразование будет более упорядоченным, чем предшествующее. Могу я известить о том старейшин?

— Можете.

Мирза Салман вышел, и, когда он исчез, я присоединился к Пери и Шамхалу. Царевна гневалась.

— И что он сказал о тебе? — спросила она у дяди.

— Ничего, — отвечал он. — Разве ты не видишь, что он пытается управлять тобой, притворяясь вернейшим из всех?

— А он не вернейший?

— Очень сомневаюсь.

Пери задумчиво поглядела на него. Мне тоже пришло в голову, что он старается опорочить мирзу Салмана, чтоб выдвинуться самому.

— Как хорошо ты знаешь Мохаммада Ходабанде? — поспешно спросил ее Шамхал, явно меняя предмет разговора.

— Не слишком. Он служил за пределами столицы, когда я была еще ребенком. Но у него не было желания править. Это я возьму на себя.

— А если все будет как с покойным?