– Так она леди? Вот как? Что-то не очень верится. – Кузнец с хитрым видом подмигнул Анне.

– Говорю тебе правду, Джозеф, – нетерпеливо возразил Джон. – Леди Анна займет мои комнаты, а я поживу с тобой в кузне.

Кустистые брови Джозефа изумленно взлетели.

– Как пожелаешь, Джонни, но, похоже, палач так тебя встряхнул, что у тебя голова пошла кругом, если ты позволишь этой девице спать одной.

– Можете больше не держать меня, мастер Гилберт, – сказала Анна, хладнокровно снимая руки Джона со своей талии и предпочитая держаться за лошадь, а не оставаться в объятиях разбойника.

– Мастер Гилберт? – усмехнулся Джозеф. – Так вот как обстоят дела? Да?

Джон не ответил на улыбку.

– Почему не выставлены часовые? – спросил он суровым тоном.

– Ах, Джонни, ты же знаешь наших парней. Они поехали в Лондон выручать тебя из королевской петли и в случае чего привезти твое тело, чтобы друзья могли предать его земле согласно достойному христианскому обряду.

– В таком случае выставь в качестве часовых наших славных девиц, Джозеф, а когда ребята вернутся, они заплатят штраф своим женщинам, – мрачно заметил Джон. – Первое правило заключается в том, что ни один человек не смеет подвергать опасности общину, совершая рискованные и необдуманные поступки. Я знал, какой опасности подвергаюсь, когда явился в Королевский театр переодетым.

Джозеф покраснел.

– Я не мог им помешать, Джонни. Они слушают только тебя.

– Будь я проклят! Но они будут поступать как положено, – заявил Джон. А теперь мне надо отдохнуть. В Ньюгейтской тюрьме я не спал двое суток. Приговор, обещающий петлю, лишает человека сна.

Джон устало улыбнулся, отвесил еще один насмешливый поклон Анне и зашагал прочь от кузни.

– Позаботься о ней, Джозеф.

Анна прислонилась к лошадиному крупу, слишком усталая, чтобы обижаться на непочтительное к ней отношение.

Джозеф с хмурым и недоумевающим видом смотрел вслед удалявшемуся Джону Гилберту.

– Никогда не видел нашего Джонни в таком скверном настроении.

Он подозрительно покосился на Анну.

– Отведи меня в мои комнаты, Джозеф, – сказала Анна тоном, убедившим его что дама привыкла к тому, чтобы ей повиновались.

Джозеф молча направился к лужайке. Анна, спотыкаясь, поплелась следом, минуя стайку перешептывавшихся женщин, занятых дойкой коров.

Джозеф остановился возле дома с крышей, заново крытой соломой, с освинцованными стеклянными оконцами и охапкой свежих левкоев в корытце возле деревянной, окованной железом двери. Джозеф посторонился, пропуская Анну в дом.

– Благодарю, – сказала она, шагнув за порог. – Я бы не хотела, чтобы меня беспокоили, особенно мастер Джон Гилберт.

Джозеф улыбнулся в ответ:

– Все, кто его знает, миледи, зовут его Джонни.

– Я не стану его так называть, – заявила девушка.

– Значит, вы недолго пробудете в Уиттлвудском лесу, леди Анна, – хмыкнул Джозеф.

– Я пробуду здесь столько, сколько понадобится.

Джозеф бесшумно притворил за собой дверь, но Анна услышала, что, удаляясь, он смеялся. Пусть думает что хочет – она слишком устала, чтобы попытаться снизойти к его невежеству и просветить его. Она с трудом заставила себя остановиться и снять туфли с красными каблуками. Неужели всего два дня назад они ступали по мраморному полу Уайтхолла? Теперь же смиренно прикорнули возле ее постели в убогой лесной хижине, потертые стременами и шипами. На мгновение образы короля, Эдварда и ее отца мелькнули в сознании, отозвавшись болью в сердце, а потом она рухнула на мягкий пуховый матрас, ощутила нежность чистых льняных простынь и слабый аромат раздавленных розовых лепестков, фиалок и лаванды, исходивший от подушки. Анна успела удивиться, что на такой постели спал мужчина, и провалилась в сон.

Анна проснулась еще затемно с ощущением, что проспала, сутки, и никак не могла сообразить, где находится. Затем потянулась и зевнула.

– Миледи? – послышался женский голос откуда-то из темноты.

Анна села на постели и натянула простыню на грудь, поскольку была нагой, как новорожденный младенец.

– Моя одежда, мои панталоны!

– От них остались одни лохмотья, – ответила женщина. Зажгла свечу и поставила ее на маленький столик.

– Я Бет, миледи. Взяла твою одежду и принесла вот это. Он прислал это тебе, миледи, чтобы ты оделась, и попросил, чтобы оказала ему честь посидеть с ним за столом.

Женщина положила на постель атласное платье ярко-розового цвета с глубоким декольте.

У Анны не возникло ни малейших: сомнений насчет того, кто такой «он».

– Скажи мастеру Гилберту, что я предпочитаю есть одна в своих комнатах.

Женщина вступила в полосу света. Это была хорошенькая девушка, полненькая и румяная.

– Не думаю, что ему это понравится, – тихо произнесла она.

– Меня это не интересует, – заявила Анна, полная решимости поставить все на свои места, пока не поздно, и заставить всех считаться с ее рангом.

Женщина присела в книксене и удалилась.

Анна снова потянулась, все еще чувствуя скованность во всем теле, и случайно дотронулась до платья, лежавшего у нее в ногах. Оно было сделало из тончайшего атласа и, судя по покрою, сшито по последней моде. Нижняя сорочка выступала из корсажа и застегивалась на груди брошью с камнями. Несомненно, украденное или купленное для какой-нибудь девки из «Друри-Лейн». Она не станет его надевать. Не поддастся вновь обаянию мужчины и не станет пытаться ему понравиться. Эти дни безвозвратно миновали.

Дверь отворилась, и в комнате снова появилась Бет.

– Он говорит, миледи, – начала она робко, – что тебе следует одеться и преломить с ним хлеб, иначе он взвалит тебя на плечо, как узел, и голую отнесет к столу.

Анне почудилась в голосе девушки насмешка.

– Меня не пугают пустые угрозы преступника, – бросила Анна. – Я Анна Гаскойн.

Веселье Бет испарилось.

– Это не пустые угрозы, леди Анна. Он никогда не бросает слов на ветер, как многим пришлось убедиться, к их неудовольствию. Лучше покориться и пойти туда, миледи, иначе тебя ждут неприятности. Ребята вернулись и принесли из Лондона печальные вести. Там и Черный Бен.

– Черный Бен?

– Скверный парень, леди Анна. Уж он-то не допустит, чтобы ты ослушалась Джона Гилберта. А у него людей вдвое против нашего, и он удержу не знает ни в чем. Пожалуйста, миледи! Если я вернусь одна…

Девушка осеклась.

– Если ты вернешься одна, Джон Гилберт тебя поколотит? – с торжествующим видом спросила Анна.

На лице Бет отразилось изумление.

– Конечно, нет, но я не могу его разочаровать. После всего, что он для меня сделал!

Видимо, эта молодая женщина, скорее девочка, по уши влюблена в разбойника.

– Тогда побыстрее принеси воды для мытья и гребень, а также свежие панталоны.

– Все это здесь, леди Анна. Так я скажу ему, что ты идешь?

– Пусть никто не думает, что я, Анна Гаскойн, испугаюсь банды воров.

Уже совсем стемнело, когда Анна вышла из дома, держа в руке фонарь, и направилась туда, откуда доносился хохот, где пахло молочным поросенком, и пересекла лужайку. За длинными столами на козлах, освещенными серебряными канделябрами, сидели несколько дюжин мужчин и женщин в ярких и чудовищно безвкусных, но богатых одеждах, какие можно было увидеть только в лондонских театрах.

Джон Гилберт с кудрявыми темными волосами, которые могли бы посрамить самого лучшего парикмахера, поднялся ей навстречу и, взяв за руку, повел к столу. Она попыталась высвободиться, но пальцы его были словно тиски.

– Чтобы с вами не случилось ничего плохого, леди Анна, точно следуйте моим указаниям.

На одно лишь мгновение он позволил себе посмотреть на нее и впитать ее красоту – блестящие рыжеватые волосы, убранные в мягкие локоны по обе стороны лица, корсаж, приподнимавший две полусферы трепетной кремовой плоти. Никогда в жизни он не встречал женщины большей ясности духа в сочетании с такой красотой. Эта непрошеная мысль вызвала в нем гнев, и он потянул Анну через лужайку, не давая ей времени возразить, как она собиралась: У стола он толкнул ее на стул с высокой спинкой, стоявший возле его собственного. Анна попыталась успокоиться в этой странной компании. В тени за ее спиной стоял Джозеф. Напротив на стуле развалился мужчина с большой кружкой в руке.