Окна, украшенные узорами инея, безмолвно следили за нами, пока замороженные и искажённые фигуры неподвижно стояли на тротуарах. Казалось, мир застыл во времени – тьма и вечный зимний холод охватили всё вокруг.

Немногие здания, в которые мы осмелились войти, были лишь пустыми оболочками. Проходя через зловещие, заброшенные помещения, мы ощущали тяжесть одиночества, давящую на нас.

Мы не могли позволить страху поглотить нашу надежду и стремление к человеческому контакту.

Поэтому осторожно подходили к каждой фигуре, напоминающей человека, но всякий раз нас встречала лишь неподвижность и мёртвый замороженный взгляд. Мы пересекли крышу торгового центра, с которой открывался панорамный вид на город, простирающийся на многие мили, где каждую улицу и здание погребали слои снега, льда и печали.

На этом городском леднике мы пытались связаться с внешним миром через единственную вышку сотовой связи, стоящую на крыше.

Вой ветра превратился в далёкую и зловещую симфонию, насмехаясь над нашими жалкими попытками.

Виктория положила свою руку в перчатке на телефон, пытаясь восстановить связь с остатками цивилизации. Её глаза скользили по светящемуся экрану, но тот лишь отражал наше отчаяние, возвращая бесчисленные сообщения «Сбой сети». Мы стояли вместе, беспомощные и одинокие, как последние крупицы надежды растворялись в надвигающейся зимней тьме.

Но тут, я заметил место в двух кварталах отсюда, светящееся неоновыми огнями. Там явно кто-то был – из открытой двери клубился пар.

Я указал на это место Виктории.

– Смотри, там, скорее всего, люди, – возбуждённо воскликнул я.

Я показал на светящееся неоновое табло вдалеке, единственный источник света в бесконечной полосе темноты.

Мерцающий свет манил нас, как убежище в этой ледяной пустоши. Моё сердце бешено колотилось, замирая от надежды. Но, несмотря на волнение, я был настороже. Если там были выжившие, они могли оказаться жестокими и опасными, готовыми на всё, чтобы защитить себя.

Через некоторое время мы осторожно пробирались по ледяным улицам, нарушая гнетущую тишину лишь скрипом наших шагов.

Мы подошли к двери, ведущей в неоново-освещённый бар, который стал для нас маяком среди морозной пустоты. Я взглянул на Викторию – в её глазах мелькала искра надежды, но также и значительная доля тревоги.

Робко мы толкнули дверь и вошли внутрь. Тёплый влажный воздух обволок нас, словно долго сдерживаемое дыхание.

Бар был тёплым и слабо освещённым, тусклое свечение старых неоновых вывесок отражалось от полированных деревянных поверхностей.

Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я заметил явные признаки того, что заведение работает как обычно.

Из приоткрытой двери в служебное помещение доносился голос человека, говорящего с кем-то.

По его тону было ясно, что мужчина о чём-то договаривался или отчитывался.

Я наклонился, чтобы уловить его слова, и до меня донеслось:

– …и буксир? Они получили свои номера? – спросил мужчина, его голос был хриплым и грубым.

Пауза, затем я почти услышал, как он прочищает горло перед ответом.

– Подтверждаю. Двенадцать сотрудников, как договорились.

Седовласый старик с обвисшим лицом вышел из служебной двери. Увидев нас, он широко улыбнулся:

– Мои первые посетители. Добро пожаловать в «Лавку Бенесфера!». Бенесфер – это я, торговец миром. Так что, молодые люди, хотите что-нибудь купить или продать? – спросил он.

Голос мужчины был глубоким и раскатистым, в нём чувствовалась непроизнесённая мудрость и сложная история.

«Лавка Бенесфера» была не похожа на любой другой магазин в этом мире.

Единственными источниками света были несколько мерцающих свечей, отбрасывающих на стены огромные тени и оставляющих на полу янтарные пятна. Тени безумно танцевали на стенах, словно отчаянно пытаясь вырваться из древней земной тюрьмы.

– Итак, – сказал Бенесфер, – я к вашим услугам.

В нём ощущалась некоторая загадочность, что одновременно вызывало у нас интерес и настороженность. Его улыбка была тёплой, но в ней таилось что-то расчётливое, а его проницательные глаза казались всепроникающими.

Виктория, едва слышно, спросила:

– Что вы здесь делаете?

Бенесфер снова широко улыбнулся.

– Я предлагаю надежду, моя дорогая. И, возможно, выход, – ответил он, его глаза блестели в тусклом свете свечей.

Я обменялся с Викторией озадаченным взглядом. Этот странный торговец, казалось, намекал на нечто большее, чем простая торговля.

– И в чем заключается эта надежда, Бенесфер? – осторожно спросил я, чувствуя, как моё любопытство растёт. Если этот человек действительно мог нам помочь, я был готов слушать.

Его спокойное поведение не дрогнуло, когда он ответил:

– Я торгую душами. В этом замороженном мире, где живые стали узниками холода, моя лавка предлагает шанс вырваться и вернуться к нормальной жизни.

Озноб пробежал по моему телу, от этих слов. Доверять ему было непросто, но наше отчаянное положение эхом отзывалось в этой тихой комнате.

– Как и зачем? – срывающимся голосом спросил я, нарушая тишину.

Его глаза сузились, задумчиво разглядывая нас, прежде чем он заговорил.

– Души – это всё, что остаётся от нас, когда мы умираем. Я обмениваю их на способность двигаться, дышать и снова жить. Я – Бенесфер, миротворец, и я стою в сердце этого замороженного города, предлагая вам то, что вы так отчаянно ищете.

Откровение Бенесфера поразило нас с Викторией.

– Я расскажу вам больше, но только если вы мне доверитесь. Подойдите ближе.

Бенесфер жестом указал на пустой стол, укрытый в тенях комнаты, и, обменявшись взглядом, мы осторожно подошли.

Деревянный пол заскрипел под нашими ногами, и тёплый янтарный свет свечей создал атмосферу интимной беседы.

– Садитесь, – скомандовал он.

Мы с Викторией подчинились и пристально смотрели на него, ожидая разъяснений.

– Вы, должно быть, заметили необычные обстоятельства вашего положения, – начал Бенесфер, его глаза, отягощённые невыраженной мудростью. – Замороженный город снаружи – это панорама тишины и неподвижности. Мир, законсервированный во времени, словно пойманный в моменте зимней сказки.

Его голос едва ли был громче шёпота, но он звучал глубоко и торжественно, словно объявлял мрачную истину.

Между мной и Викторией проскользнула искра беспокойства. Я наклонился вперёд, чувствуя, как жёсткая ткань кресла царапала мою кожу.

– Что вы имеете в виду под выражением "законсервирован во времени"? – спросил я, внезапно чувствуя пересохшее горло и ощущая, как сердце неровно стучит в груди. – Как это случилось и почему?

Мой вопрос повис в воздухе на мгновение, словно боясь нарушить хрупкую тишину нашего вновь обретённого убежища.

Свет мерцающих свечей отбрасывал танцующие тени на лицо Бенесфера. Его водянистые глаза встретились с моими, как будто он обдумывал значимость моего вопроса. Наконец, едва заметно кивнув, он продолжил:

– Мир снаружи – этот замороженный город, когда-то бурлящий жизнью и теплом, – был погружён в вечную зиму таинственной силой, которую никто не мог ни объяснить, ни понять.

Это случилось внезапно, без предупреждения, превратив всё в ледяную могилу, отрезав все связи с внешним миром.

Грустная тишина окутала нас, когда мы начали осознавать масштаб слов Бенесфера. Несмотря на то, что прохладные стены бара предлагали убежище от горького холода снаружи, осознание того, что замороженный город является постоянным состоянием, привносило в наше сознание трезвую реальность.

– Итак, вот что я предлагаю, – продолжил Бенесфер. – Вы можете обменять свою душу после смерти на возможность покинуть город сейчас и вернуться к нормальной жизни. Более того, вы можете обменять свою душу на душу вашего родственника или друга, который заморожен. Разумеется, ваша душа будет забрана после вашей смерти.

– Кто её заберёт? – спросил я.

Тяжёлый вопрос повис в теплом свете мерцающих свечей, и тишина продолжала накапливаться, словно опавшие осенние листья под нашими ногами.