– Завтра в семь утра, не проспи! – посоветовал мне работодатель. – Угол предоставляем в трактире «Пятки в потолок». Назовёшь моё имя – выдадут комнату. Животину, только во двор.

Так, не удастся мне обойти это известное местечко. Вздохнув, я направился в сторону трактира, пытаясь убедить себя, что учитывая популярность в городе, место и правда может быть центром языкочесания. Разве это не удача?

Пока шел до трактира, пытался успокоить Питра, уверяя, что ночь во дворе гостиницы – это не так и плохо, особенно если не будет дождя.

– Какого дьявола ты вытворяешь! – голос отца, раздавшийся у меня над ухом, рычащим шепотом, заставил вздрогнуть от неожиданности. – Ребекка, полегче удар!

Я направила мяч в сетку намеренно и полюбовалась, как его босс на той стороне корта радостно ухмыляется, а его дочь в поросяче-розовом платье подскакивает от восторга.

Настроение у меня сразу ушло в ноль. Безжалостное полуденное солнце пекло, заставляя футболку прилипнуть к телу. Бездвижный воздух душил, усугубляя состояния разбитости. Ненавижу эти концерты поцелуев в задницу. Какого дьявола мы вообще с ними играем каждый месяц? У меня потом три недели занимает забыть этот позор перед новой встречей.

Отец подошёл подбодрить:

– Отлично Бекки, не забывай: его победа – это моя победа. – Отец подмигнул мне и слегка кивнул, потрепав по плечу.

Я поджала губы. Если честно, то мне хотелось вставить ракетку в задницу мистера Далтона, но я умудрилась улыбнуться, по крайней мере левым уголком губ. Уговаривая себя думать о приятном, я очень удачно изображала потерянность на корте.

«Поеду-ка после матча к Шону и останусь у него на ночь».

Давно пора скрепить наши отношения, как говорится, а главное папа будет в бешенстве. Мои губы растянула довольная улыбка. «Итак, закончу в шесть, двадцать минут на душ и переодевание и я в машине. Тридцать минут по трассе и я у Шона».

Так отвлеклась, что опустила ракетку и вообще пропустила пасс этой свинки. Рисуя в воображении образ моего парня в расстёгнутой на треть чёрной рубашке я лениво поглядывала, как папа аж подпрыгивал от восторга, кивая мне.

– Ребекка, отличная игра! – жал мне руку мистер Далтон, через час, когда позор, наконец, закончился. – Может ты хотела бы потренироваться с Милдрет дополнительно? Она сейчас в отличной форме – подтянет тебя.

Я потеряла дар речи и перевела взгляд на его бесформенную дочь, запиханную в розовый костюм для игры в теннис. Явно пошитый на заказ, чтобы удовлетворить прихоти клиента, как говорится, и к цвету, и к покрою, он привлекал внимание корсетной ставкой совершенно неуместной в спорте. Поджав губы я опустила взгляд на непозволительно короткую даже для тенниса юбку Милдрет. К сожалению, пауза с моим молчанием затянулась и могла стать фатальной, поэтому встрял папа:

– Прекрасно, Джек! Бекки в восторге.

«Убейте меня».

Заставив себя улыбнуться, я исподлобья взглянула на радостную Милдрет, которая протянула мне руку и икнула. Пожимая её липкие потные пальцы, я уговаривала левый уголок губ чуть-чуть приподняться.

– Отлично, как насчет ужина семьями в субботу? – продолжал папин босс, подозрительно косясь в расстегнутый ворот моей футболки поло.

– Отлично! – папа явно собой доволен. – Давайте у нас.

Вот дерьмо! Мои выходные с Шоном только что накрылись. Я бросила умоляющий взгляд на отца, но он сиял, как утреннее солнце и подмигнул мне. Значит в этом месяце теннисный позор повториться несколько раз с интервалом в сутки. Это означает только одно, мне нужна интенсивная терапия, иначе я не смогу держать себя в рамках покорного послушания. Картинка с Шоном в расстегнутой рубашке в моих мыслях прогрессировала до Шона без рубашки.

– Я в душ, – сообщила отцу и ушла в здание Теннисного клуба «Далтон Групс». Конечно, это было привилегией играть с самим владельцем, быть допущенной к дружбе с его дражайшей Милдрет и разделять субботние трапезы в кругу семьи. Далтон доверял отцу, это действительно был бизнес успех нашей семьи, но, господи, какой ценой. Успех через унижение. И то и другое – неосязаемые вещи, реструктурирующие душу человека, их испытывающего. Ни один человек не может владеть тем, чего не может потрогать или увидеть, как никто не может увидеть душу. Такие люди как Далтон живут в иллюзии обладания. Своим маленьком мирком, своими рабами, как мой отец. Далтон думает, что ветер дует только для него, что солнце светит только, чтоб он радовался дню. Все что он собой представляет на самом деле, это задира. Да, как в детском саду, считающий, что право имеет, только потому, что иллюзия обладания никогда не занимала его мозг вопросами реальности его имущества. Тиран перед глазами Бога, и я, в отличие от отца, предпочитающая быть собой. На месте родителя, я бы не старалась прогнуться или угадывать слова диалога, который бы был приятен боссу. Горькая ирония в том, что, хотя мое тело сковано в действиях ввиду того, что, как дочь, я имею обязательства и должна поддерживать отца, мой разум всё же более свободен, и менее боязлив. Если я могу быть благородной в этих муках, мне нечего бояться. Когда-нибудь, когда я закончу учебу, я смогу съехать от родителей и, надеюсь, буду сама командовать своей жизнью.

Спасительная прохлада раздевалки. Расстегнув молнию на юбке у своего шкафчика, я прокручивала в голове варианты, как удивить Шона. Можно купить тортик и просто вломиться со стороны веранды. Возможно стоит надеть красивое бельё, или…

– Ты очень красивая, Ребекка! – я уронила юбку на пол от неожиданности. Узнавание голоса прошло морозом по позвоночнику. Резко повернувшись я встретилась взглядом с горящими глазами мистера Далтона. Сердце ухнуло в пятки и оттуда пустилось в бешеный ритм, разгоняя в голове панические восклицания:

«Где его дочь? Никого нет рядом!»

Вот сейчас я бы не отказалась от её компании. Поджав губы, я наблюдала как босс отца приближается ко мне, стоящей в футболке, трусах и носках, не смеющей пошевелиться. Уверена, он понял, что я испугалась, но попыталась поступить храбро:

– Это женская раздевалка! Выйдите, пожалуйста, я переодеваюсь.

Чёртово послушание, вдалбливаемое отцом, не позволило мне звучать невежливо.

Мистер Далтон усмехнулся и, преодолев остававшееся расстояние двумя стремительными шагами, вдруг положив руки мне на талию, с силой впечатал в шкафчики за моей спиной. Это было настолько неожиданно, что я потеряла равновесие и ударилась локтем о дверцу, несмотря на то, что его горячие потные руки жгли через футболку. Почувствовав губы босса отца у себя на шее и его лапу, спустившуюся ниже, я набрала в рот побольше воздуха, чтоб закричать.

Мужчина разгадал мой манёвр и отстранился.

– Это мой клуб, Ребекка, кричать бесполезно, – он оттолкнулся от меня, отпуская и кривя губы в ухмылке. – До субботы.

Руки и коленки у меня тряслись от страха с такой силой, что я с трудом доехала до дома. В голове вертелась брошенная Далтоном прощальная фраза. Прозвучало как приговор. Уверена, они притащатся к нам в дом и, дождавшись момента, когда родители выпьют, расслабятся и предложат остаться на ночь, он придет ко мне.

По лестнице в свою спальню я влетела с поразительной скоростью и, достав первую попавшуюся сумку, начала скидывать туда вещи.

«Если папа думает, что ради финансовых побед я и сама должна сдаться этому ублюдку – черта с два!»

Через семь минут я уже была опять в машине с вещами на пути к Шону. Я не смогу вернуться домой. Растерянность – отвратительное чувство. Вроде ещё утром я просыпалась с какими-то планами на день, неделю, месяц и вот, спустя каких-то четыре часа я не знаю, что делать дальше.

Вернувшись домой, я буду должна играть этот спектакль со всеми его актами. Не вернувшись домой, я не смогу продолжить учебу, потому что за университет платит отец. Моя подработка не сможет покрыть все расходы, если еще придется оплачивать жильё.