Как давай мокрый кафтан на нём расстёгивать, да рубашку поднимать, а на груди у царя рана почти с ладонь. Вот хоть тут бы мне закричать, но голос так и не слушался. Лесовик поморщился и, придя в себя, открыл глаза.

– Вот же Хмарь болотная! – выругался он. – Ядовитая нечисть, – процедил сквозь зубы, приподнимаясь с пола. – А ты чего такая бледная? – посмотрел на меня недоумённо. – Плохо, что ли, стало?

– Да кому не станет-то, когда к ним такое чудище посреди ночи ворвётся? – отмерла я, наконец. – Да ещё и раненое!

– Дожили, – возмутился Лесовик. – Оказывается, к себе в хоромы я уже врываюсь. И не жалко тебе ругать меня, когда я вон, – кивнул на свою располосованную грудь, – при смерти?

– Жалко, – согласилась я. – Да только нечего было ночью не пойми где шляться! Пришёл бы домой раньше, не угораздило бы, – подала ему руку. – Кто тебя так исполосовал-то?

– Да говорю же, Хмарь болотная. Мстительная зараза.

– А-а, – протянула я понимающе. – Я-то думала, это ругательство. И за что она тебя?

– Да так, – Лесовик подозрительно отвёл взгляд. – Новость одну узнала и разочаровалась немного, – дальше пояснять он уже не стал, и я сообразила, что разлад у них с этой хмарью какой-то случился. Личный. И снова завелась. У него вон целый город невест, а он ещё к какой-то хмари шляется и разлаживает с ней направо и налево! Никакого доверия этим мужикам нет. И неважно, кто это – царь или плотник, – всё одно. Шляются невесть где и ссорятся невесть с кем.

– Пойду позову кого-нибудь, – буркнула я, обидевшись на собственные мысли. – Пусть хоть вымоют тебя, что ли. А то и на царя даже непохож.

Он ухватил меня за руку.

– Не надо звать, – попросил как-то уж больно жалостливо. – Если увидит кто, завтра весь город узнает. А нам это ни к чему.

– А что такого?

– Царя же ранили, дурёха. Страху только нагнетёшь. А у нас свадьба на носу.

– Так это не у нас. Нам какое до этой свадьбы дело? Сам же сказал, царя ранили. Ему помочь надо! А не скрывать это ото всех.

– Так и помоги, – предложил он. – Ты ведь никому не расскажешь?

– Никому, – покачала я головой.

– И позаботиться обо мне тоже можешь, правда?

– Ой, что-то не нравится мне, к чему ты ведёшь.

Чувствовался в его словах какой-то подвох. Только я слишком сонная была и никак не могла сообразить. А так бы уже давно вывела его на чистую воду.

– Да ни к чему я не веду, – отмахнулся Лесовик. – Помоги только до мыльни дойти и рану промыть. Дальше я уж сам как-нибудь справлюсь.

Вздохнув, я ухватила его под локоть и помогла встать.

– И всё равно не пойму, почему нам хоть ту же Есению не позвать? Неужто она разболтала бы? А по ней и не скажешь.

– Нет, Есения не разболтает. Но только живёт она на другой стороне города. Или ты хочешь меня тут бросить в крови и грязи и ночью за ней отправиться?

– Вот ещё, – ответила я.

Мы медленно ковыляли по направлению к мыльне. В доме было темно и тихо, все слуги спали. Лесовик шёл почти что сам, только иногда покачивался. И чтобы снова никуда не завалиться, придерживался за меня.

А я, пока вела его, всё пыталась представить, как могла выглядеть та болотная хмарь, что его так отделала. Ведь он же не просто богатырь, он целый лесной царь. Появляется из ниоткуда и передвигается быстрее ветра. А от этой хмари сбежать не сумел. У-ух, не хотела бы я с ней в тёмном лесу да и повстречаться.

Довела Лесовика до мыльни, усадила на табурет и принялась печь разжигать, чтобы воды нагреть. А он, меня не дожидаясь, скинул на пол грязный кафтан, за ним полетела рубаха. Я, когда оглянулась, так и ахнула. Сидит, значит, как ни в чём не бывало передо мной в одних портках. А я сама-то не хуже, стою в одной сорочке с поленом в руке. Эта рука-то уже и дёрнулась, чтобы запустить снаряд прямо в царя. Насилу себя остановила.

– Смотришь так, будто мужчин без рубахи ни разу не видела, – усмехнулся Лесовик.

– Видела или не видела – не это важно.

– А что тогда? – его взгляд стал заинтересованным, а я в этой своей сорочке вдруг почувствовала себя совсем голой. Захотелось прикрыться или вон, опять же, поленом зарядить.

– А то, что ты без рубахи со мной наедине в мыльне сидишь. Если бы Есения узнала, она б за такое тебя отчитала. Она даже мне сказала, что негоже с царём наедине оставаться.

– Чего же тут негожего? – возмутился Лесовик. – Смотрю на тебя – и, по-моему, всё тут гоже.

Мои щёки вспыхнули, и полено снова дрогнуло в руке. То ли выпасть пыталось, то ли полететь по известной траектории.

– Не пойму, и с чего я тебя пожалела? Надо было оставить мокрого в опочивальне, да и дело с концом, – бубнила, готовя воду. Потом огляделась, нашла мочалку да мыло – уж зажиточные могли себе его позволить.

Когда промывала Лесовику рану, он сидел смирно и тихо, не кричал и не жаловался. Поморщился только пару раз, да и то как-то сдержанно, по-мужски. А после, когда с раной было закончено, я аккуратно вымыла ему спину, помогла умыться и убрать грязь с волос.

– Всё, иди, – сказал Лесовик, когда из грязного на нём остались только портки. – Дальше я сам.

Тихонечко выйдя из мыльни, я оказалась посреди тёмного предбанника, и мне стало как-то жутковато. Вдруг та мстительная хмарь за Лесовиком и сюда пришла? А если уж он с ней не смог справиться, то и я не сумею. Поэтому в одиночку по тёмному дому расхаживать не хотелось.

– Не пойду никуда, – решила я. – Тут его подожду. Скажу, что хотела проводить на случай, если у него опять голова закружится.

Стояла я долго, переминалась с ноги на ногу и уже хотела позвать Лесовика, чтобы там не рассиживался, но он меня опередил. Сам вышел. Распаренный такой, чистенький. Вместо портков, на бёдра тряпка какая-то повязана. В общем, вышел ко мне в совершенно непотребном виде.

– А ты чего здесь? – спросил как ни в чём не бывало. – Я же велел тебе спать отправляться.

– Да как тут уснёшь? – возмутилась я, отворачиваясь, чтобы не срамить его. – Когда под окнами всякие хмари расхаживают.

– Никаких хмарей там нет, – возразил Лесовик. – Я её на болоте оставил. Да и зачем ей сюда?

– Сам же сказал, что из мести, – буркнула я и поплелась вперёд.

– Из мести, да. Но сюда ей совсем незачем.

Мы таки добрались до опочивален в целости и сохранности. Из-за угла к нам никто так и не выпрыгнул. Что безмерно меня радовало. Уже когда Лесовик собирался в свои покои отправиться, я вдруг спохватилась.

– Погоди, – ухватила его за локоть. – По поводу свадебной одёжи хочу с тобой посоветоваться. Ну для молодожёнов.

– Советуйся, конечно. Дело важное.

– Я понимаю, что вроде бы им и не хочется в приготовлениях участвовать, но, боюсь, придётся. Потому что ну как одежду-то пошивать, мерок не снявши? Их надо сначала обмерить, а уж потом шить, – поучала Лесовика.

– А зачем же я тогда поручил всё это тебе? – не понял он. – Пусть с тебя и снимут.

– Как это, с меня?

– Я же говорю, вы с невестой похожи как две капли воды. Если на тебя пошьют, то ей этот сарафан непременно подойдёт.

В его слова верилось едва ли. Ну нет на свете двух совершенно одинаковых людей. А свадебный наряд – дело важное. Нельзя к нему вот так попустительски относиться.

– Ну, ладно невеста, – вздохнула я. – А с женихом что делать?

– А за жениха я буду, – ответил Лесовик деловито. – Или не подхожу?

– Мне откуда знать, подходишь ты или нет! – разозлилась я. – Мы что с этим женихом встречались, что ли? А, – махнула я рукой, – ну эту их свадьбу к лешему. Если не хотят участвовать, так и пусть сидят в стороне. Только передай им, чтобы не плакали, если одёжа не по размеру окажется.

– Не окажется, – улыбнулся Лесовик. – Можем завтра с тобой сходить к портнихе. Пусть она нас обмерит да посоветует, какие ткани лучше выбрать. Возьмём что-нибудь побогаче, – предложил он, а мне снова как-то погрустнело. И вроде негоже завидовать чужому богатству и счастью, а мне всё равно как-то немного – ну, совсем чуточку – завидно стало. Ну, как так-то? Я сейчас и украшения выберу, и одежду из дорогой парчи подготовлю, и яствами столы заставлю, а потом что же, со стороны буду на всё это смотреть? Несправедливо получается. – А хочешь, и повседневный сарафан тебе какой-нибудь сошьём? – предложил Лесовик, заметив охватившую меня печаль.