Я опустилась в кресло рядом со столом Верховного, не обращая внимания на оставшегося за моей спиной мужчину. Несмотря на то, что могло показаться, что я вовсе на него не смотрела, я уловила все. То, насколько резкими стали его черты, насколько мощнее стала фигура. Богдан всегда отличался мужественностью, но сейчас я видела перед собой мужчину, которого мне еще не доводилось знать.

Зачесанные назад волосы, едва достающие до широких плеч. Жесткая линия подбородка, опущенные углы губ, пока еще едва заметная морщинка между бровями.

Я словно впитала его новую внешность в себя, чтобы запечатлеть в никогда не написанной картине.

– Зачем она здесь? – Богдан задал вопрос, который не задала я.

Словно мог ударить еще больнее своим пренебрежением и разговором обо мне в третьем лице, как если бы я их не слышала или была мебелью.

– Алина поднимает мне настроение, – заметил Михаил. – На всех важных переговорах. Насколько я помню, между вами тоже осталось множество приятных моментов. Или ты не рад ее видеть?

– Я предпочел бы, чтобы ее здесь не было, – холодно произнес Богдан.

– Интересы, по которым мы сегодня здесь собрались, наши общие, дорогой племянник. Поэтому повторяю, садись. Чем быстрее мы все обсудим, тем лучше.

Я слышала каждый его шаг, как удары моего сердца. То ли оно отсчитывало их, то ли Богдан впечатывал его в пол ударами подошвы своих сапог. Снова и снова.

«Возьми себя в руки, – мысленно приказала я себе. – Соберись. Ради Снежаны».

Это сработало. Мысли о дочери всегда возвращали меня в реальность, напоминая, зачем мое сердце бьется на самом деле. Для кого. Ради чего. Поэтому когда Богдан опустился в соседнее кресло, я спокойно встретила его взгляд. Так я встречала всех визитеров Михаила: как давних знакомых. С толикой ненавязчивого интереса и женского внимания, льстящего самолюбию любого мужчины.

Любого, но не Богдана. Его глаза сузились, Бездна в них полыхнула сильнее. Я воспринимала ее влияние, но уже не так остро, как когда-то. Моя внутренняя сила, сила, живущая во мне, подчинялась только своим законам. Неизученная магия, которую я познавала и раскрывала сама, о которой делала заметки, понятные только мне. Скрытую невидимыми рунами, которые я сама себе нанесла.

– Согласен, – коротко произнес Богдан. – Поэтому жду от тебя предложений.

Михаил опустился в кресло и, сцепив пальцы на столе перед собой, посмотрел на него в упор.

– Как ты сам понимаешь, раскол ослабил Лазовию. Несмотря на то, что уровень твоей и моей армии и наша сила до сих пор внушает большинству уважение, существуют некоторые… правители, которые придерживаются иного мнения. Моя канцелярия донесла, что уже предпринимаются определенные действия, и в ближайшее время нам можно ожидать нападения.

– Фьерция? – равнодушно поинтересовался Богдан.

Угадал. Но не совсем.

– В коалиции с Хьердарром и Терданией. Наша сила многим не дает покоя, племянник. Если нам сейчас не объединиться, кровопролитной войны не избежать. Войны, которая будет идти на наших землях. Когда-то на наших, но, Богдан, – Михаил выждал паузу, потом продолжил: – Сначала они перейдут наши границы, потом подойдут к твоим. Да даже сейчас, говоря «наши»… ты же любишь Лазовию. Неужели позволишь проливать кровь тех, кто доверился мне? Просто потому, что они выбрали не тебя? Ведь эти границы условность, и мы оба это прекрасно понимаем.

Рука Богдана обманчиво-расслабленно лежала на подлокотнике. Слишком расслабленно. Я помнила, сколько силы в этих руках, и в точности так же я помнила этот жест. Когда в расслабленности кроется сила опасного хищника перед прыжком. Каким ты сейчас стал, Богдан? Неужели таким же, как сидевший напротив Верховный?

Я прервала опасные мысли раньше, чем они успели мной завладеть. Да и не мне судить этих мужчин, особенно сейчас, когда я по уши погрязла в дворцовых интригах.

– Согласен, – наконец, снова произнес Богдан. Говорил он так, будто ему не хватало слов или было их для нас жалко. – Что ты предлагаешь?

– Начнем с того, что мы с Катериной нанесем вам официальный визит. Организуете в нашу честь бал. Пусть информация о нашем примирении слегка охладит умы тех, кто считает, что нас сейчас можно взять голыми руками. Проведем военный совет, соберем командующих на твоей территории.

– С чего вдруг такая щедрость? – Богдан усмехнулся, но веселья в его глазах не было.

Только холод и жесткая пустота.

– Считай, это жестом доброй воли и моего к тебе расположения. Знаком того, что я больше не держу зла. – Михаил поднял руки вверх и добавил. – Того, что я не держу камня за пазухой и готов признать свои… некорректные слова и поступки в прошлом.

Мне это не понравилось. Верховный никогда не признавал ошибок, и причин делать исключения сейчас я не видела. Разве что все действительно настолько плохо, и его прижало так, что он готов на союз с Богданом на его условиях. Но насколько тогда все плохо на самом деле?

– Жест доброй воли, говоришь? – жестко произнес Богдан. – Что же, тогда ты наверняка не откажешь еще в одном.

– Спрашивай. Все, что в моих силах… – Михаил не договорил, но разведенные руки явно намекали на предполагаемую широту жестов.

Богдан кивнул и повернулся ко мне. Чтобы, глядя мне в глаза, произнести:

– Отдай ее мне насовсем, дядя.

Алина

Он не мог этого сказать! Или же мог? Несмотря на то, что свою выдержку я тренировала и взращивала вместе с магией – годами, меня захлестнула волна гнева. Истинного, горячего, как кровь. Того, что с трудом поддается контролю. Я вцепилась в подлокотники кресла, и это помогло мне пережить следующий удар. Когда Михаил ответил:

– Хорошо. Забирай.

Я никогда не тешила себя мыслью, что нужна ему. В определенном смысле, конечно, была нужна: как трофей, как знак превосходства над тем же Богданом. Как игрушка, как секретное оружие, как развлечение, но не более. Поэтому сейчас внутри меня все перевернулось – я знала, о чем это. Знала, к чему. Только это и помогло промолчать. Это, а еще нежелание показывать свои чувства перед Богданом, который совершенно этого не достоин.

– Правда, с одним условием. В Северной Лазовии люди свободны, и Алина – если я тебе ее подарю сейчас, вряд ли захочет остаться рядом с тобой. Я прав? – На меня посмотрели в упор, и я пожала плечами.

– Если бы у меня был выбор, я бы не согласилась даже сидеть рядом с ним, – произнесла холодно.

Отметила, как у Богдана дернулся кадык.

– Твоя игрушка слишком многое себе позволяет.

– Да, она такая, – Михаил усмехнулся. – За это и нравится.

Они говорили обо мне так, будто я была вещью, и если со стороны Верховного для меня это было привычно, то со стороны Богдана… Я подавила желание наступить ему на ногу, когда буду вставать. Глупый жест: все равно его сапог переживет нападение моего каблука, а я себя выдам. Выдам, что мне не все равно. Что его слова по-прежнему способны причинить мне боль.

– Поэтому, – Верховный подвел итог, – я отпущу ее с тобой, но принадлежать она по-прежнему будет мне. До тех пор, пока мы не подпишем наше с тобой соглашение, не объединим наши армии и не определим дальнейшие условия нашего… сотрудничества. После я отдам ее тебе со всеми бумагами, и поступай как знаешь. Если не передумаешь, разумеется.

Богдан усмехнулся.

– Ничего не делаешь без условий?

– Считаю это справедливым началом нашего с тобой перемирия.

Какое-то время в кабинете царила тишина, и, поскольку окна были плотно закрыты, нарушало ее лишь мерное тиканье напольных часов. Да биение моего сердца: мне казалось, оно колотится со звуком самого большого колокола.

– Согласен, – подтвердил Богдан.

Это теперь его любимое слово, что ли? Я плотно сжала губы, чтобы не выдать своих чувств неосторожно брошенной фразой. Рядом с ним я словно на вулкане находилась: постоянно надо было думать о том, что говоришь, как двигаешься, как смотришь. Обычно у меня с этим трудностей не возникало, но сейчас…