По её рассказу, она, прибыв в Египет, посетила там Луксор. Хотела посмотреть, как местные живут. К тому же, город был расположен довольно близко к Абидосу.

Там она завела новые знакомства, с помощью которых нашлась информация о её биологических родителях. Посетила тот самый храм. Однако никаких трупов и, как думали родители, «сектантов», там больше не было. Вроде как власти с ними разобрались ещё до её появления в Абидосе. А об этом ей рассказал местный мальчик, игравший с ней в детстве. Они познакомились, когда она искала, где переночевать. Точнее, встретились снова. Он узнал её имя и вспомнил по шраму на руке.

Частично выжженый шрам Эфиноя старалась прятать и постоянно носила одежду, скрывающую его.

Конечно, такой поток информации выглядел не слишком правдоподобно. Особенно учитывая её замкнутость по отношению к чужим людям. Но родители были так рады её возвращению, и тем, что всё обошлось, что согласились больше не поднимать эту тему, если не хотят, чтобы она припоминала им тайну, которую они, как оказалось, зря скрывали всю её жизнь.

Ложь родителям ни капли не мучила совесть Эфинои. Они сами виноваты, что так долго пытались скрыть от неё её прошлое. Всю жизнь они твердили, что незнание будет для неё безопаснее. Поэтому она решила, что и семье Вальтер стоит немного пожить в неведении. Поверить в придуманную историю. Ради их же безопасности. Чтобы сохранить здравый рассудок, ха! И ради того, чтобы они не говорили ей потом, что были правы, и ей не стоило туда ехать.

Потому что, несмотря на произошедшее, они не были правы, как считала Эфиноя. Ей нужно было со всем разобраться. Даже ценой чьей-то жизни. Ведь от раскрытия тайны зависела её собственная жизнь. Если бы она не искала правду, её бы забрали насильно. В таком случае, перемещением бы занимался не Адиль. Исет с меньшей вероятностью спас бы её. И тогда, возможно, ей бы никто не успел помочь. Она была бы мертва. Как, вероятно, и половина населения Египта.

Лисса была более подозрительна, чем родители. Она выпытывала у неё правду. Эфиноя же только раздражалась в ответ. Она не собиралась докладывать сестре, что произошло на самом деле, потому что не могла ей довериться. Не после того случая, когда Лисса всё выдала родителям. Не после всего.

Эфиное всегда казалось, что они очень близки с сестрой, но на самом деле она никогда не рассказывала ей о чём-то личном. Потому что даже раньше она видела в Лиссе послушную девочку, которая ничего не скрывает от родителей. Было проще довериться Ричарду, чем родной сестре. И после её последнего предательства Эфиноя поняла, что всё делала правильно, поэтому и в этот раз Лисса не должна была узнать правду. В таком случае узнает всё семейство Вальтер.

Девушка пока не была уверена в выборе страны, в которую поедет учиться. Однако оставаться в Германии совсем не хотелось. Нужно было сменить обстановку.

Увлёкшись литературой в последние месяцы, она подумывала поступить на филолога или литературоведа. Кроме того, с её знанием языков был вариант пойти учиться на переводчика. Было бы желание. Но она до сих пор не могла понять, чем конкретно хочет заниматься в жизни. Знала только, что хочет вернуться в Египет. Её тянуло туда. Тянуло в пустыню. Тянуло домой. Осознание того, что дом в Берлине больше не кажется родным, накрыло её через неделю после возвращения. Словно что-то внутри рвалось вернуться к истокам. И она сама не могла понять, откуда вдруг возникло такое рвение. Будто кто-то нашёптывал, что именно там ей самое место.

Сейчас, продолжая читать, Эфиноя протянула загорелую руку к Ричарду. Вдалеке надвигалась гроза, однако тёплые майские лучи ещё просачивались сквозь облака и падали на её умиротворённо вздымавшуюся грудь в чёрной рубашке. Низ длинного одеяния слегка колыхался от ветра, открывая вид на колени с небольшими шрамами, почти прошедшими.

Друг, присев на корточки, подставил свою голову под её тянувшуюся руку, и она потрепала его густые кудри.

– И не жарко тебе в чёрном? – спросил он, дёргая край её рубашки.

– Чёрный мне идёт. Разве нет?

Она улыбнулась, вопросительно подняв бровь. Он кивнул. А она вспомнила, кому принадлежала рубашка. Девушка стащила её в Луксоре. На память.

– И вообще-то, я тянулась к сигарете.

– Знаешь, принцессам вредно курить, – ответил Ричард, поднявшись.

– Мой милый принц, давайте обойдёмся без нравоучений. Мне хватило Лис по телефону.

– Неужели она знает, что ты куришь?

Парень протянул ей свою наполовину недокуренную сигарету.

– Не курю. Это так, балуюсь. Конечно, Лис не знает. Послушная девочка всё бы выдала родителям. – Эфиноя вдохнула дым с привкусом мяты. Лёгкие уже не жгло, как в первый раз. Затянувшись снова, она продолжила: – Сестрица всё твердит о подготовке к экзаменам, словно я здесь танцую целыми днями, а не сижу за учебниками.

– Бывает и танцуешь, – ответил Ричард, показав свою широкую улыбку.

– У меня очень настойчивый кавалер. Как отказать этим щенячьим глазкам!

– Соглашусь. Позвольте вас пригласить.

Он поиграл бровями и протянул ей руку.

– Сейчас? – спросила она, выгнув бровь.

– Сейчас.

– Дай мне докурить. И дочитать. К тому же, музыку нужно включить.

– К чёрту всё, принцесса. Пусть музыка играет в голове.

Он выхватил книгу из её рук, забрал сигарету и почти взялся за её руку, но Эфиноя ловко поднырнула и, перебравшись через перила, забралась на ветку дуба.

– К чёрту музыку. И к чёрту тесную комнату. Спускайся вниз, – с улыбкой выкрикнула она, спрыгивая на траву.

Ричард перебрался следом за ней, поправляя строгую белую рубашку. Его настойчивость в выборе идеально сидящей аристократичной одежды в какой-то степени нравилась девушке. «И кто из нас здесь принцесса?», – часто шутила она.

К этому моменту тучи полностью закрыли небо. Загрохотал гром. Но разве подобное когда-то пугало Эфиною Вальтер?

Улыбаясь, она присела, сделав что-то наподобие книксена. Ричард, поклонившись, протянул ей руку. Она вложила свою ладонь, и он поцеловал кончики её пальцев. Девушка, томно вздохнув, притворно схватилась за сердце, изображая обморок и падая ему в руки. Он поймал её, и она приоткрыла один глаз, не прекращая улыбаться.

– Боялась, что не поймаешь, тростиночка, – сказала она, рассмеявшись.

– Закрой глаза, принцесса, – прошептал парень.

Эфиноя подалась назад в его руках, смотря на парня с подозрением. И вдруг с неба полил дождь. Она вырвалась из объятий и рассмеялась больше прежнего.

– Будем танцевать под шум дождя и грохочущего неба! Лучше просто быть не может!

Она раскинула руки в стороны, подставляя их под капли.

Ричард с прищуром смотрел на неё. Молчал, не отрывая взгляд небесно-голубых глаз. И она боялась, что догадывается, о чём он думает. Что, если он хотел её поцеловать? «Это было бы здорово», – всплыло в её голове. Однако вопреки этой мысли, в решающий момент отстранилась от него, как только появилась возможность, сделав вид, что ничего не поняла.

Отбросив ненужные мысли, она подошла к парню и положила руки на его плечи, пристально смотря в глаза с улыбкой на лице. Дождь всё усиливался, разбиваясь приятно тёплыми каплями на их коже. Ричард обвил её талию, и они начали плавно передвигаться. Он едва касался её, словно она была фарфоровой куклой, которую он бережно переносил с места на место.

То, что они делали, нельзя было назвать танцем в буквальном смысле, скорее лёгкими покачиваниями из стороны в сторону. Зато они могли смотреть друг другу в глаза, не отрываясь. Их одежда и волосы были уже насквозь мокрыми, но они продолжали танцевать, не обращая внимание на грохочущее небо.

Ричард видел, как Эфиноя изменилась с тех пор, как вернулась. Она старалась вести себя как раньше, продолжая притворяться той озорной девчонкой, с которой он познакомился. Однако иногда она будто выпадала из реальности. Он говорил с ней, а она замолкала, смотря как бы сквозь него.

Её шутки всё чаще звучали, как сарказм, нежели то, что она хочет его рассмешить. Она часто злилась, казалось бы, из-за глупостей: случайно брошенной фразы об её безумстве или от его прикосновений, когда она была занята.