– Мы тут пару месяцев назад с Наташей…

Это имя оставило на ее сердце второе ножевое ранение за вечер. Глаза бегло продолжили читать дальше:

– Смотрели твой эфир. Вижу, ты время зря не теряешь. Че, нормально поднялась?

Манюнечка скривила губы в ехидной улыбке. Она действительно хорошо потрудилась в последнее время, и к тому же эти года работала без посредников и студий, на себя. Она обустроила свою комнату в арендованной грузинской квартире, купила тематическую мебель, атрибуты, костюмы, и уже несколько месяцев работала в новой для нее категории – Mistress[4].

Зрители приходили разные: кто-то уже был знатоком своих желаний и четко понимал, что хочет получить от Госпожи. Кто-то, с долей стеснения и сомнений, расспрашивал у нее, какую игрушку выбрать для первого анального проникновения или какой пояс верности ему подобрать. Манюня не была профессионалом в этой нише, она училась каждый день, а учителями были ее же зрители.

– На хлеб с маслом хватает, – Манюнечка заготовила эту фразу на все неуместные вопросы, связанные с ее заработками.

– На хлеб с латексом))

«Да что ему вообще от меня нужно? – вспылила Манюня. – Хочет почесать мои старые раны?»

Собирая всех своих призраков прошлого воедино, Манюня настолько заигралась в счастливую жизнь, что уже не помнила, какой она была настоящей и что хотела на самом деле.

Сейчас, пока диалог был поставлен на недолгую паузу, Манюня решила прогуляться по району. День постепенно уходил в закат. Темнело намного раньше, чем в Грузии, поэтому девушка быстро собралась: надела то, в чем не стыдно было бы пойти в приличное место и распахнула скрипящую от заморозков подъездную дверь.

Холод обжег и без того румяные щеки. Манюня сразу же полезла в карман, чтобы поскорее натянуть теплые перчатки. Из-за ее большой комплекции и не менее большого пуховика, казалось, что девушка переступала по хрустящему снегу, как большой папа-пингвин. Заледенелый асфальт еще больше способствовал этой нелепой пингвиньей походке. Растянув руки в разные стороны, Манюня пыталась балансировать и чуть было не поскользнулась, вовремя ухватившись за угол газетного киоска.

Понимая, что погулять по району у нее, скорее всего, не получится, она посмотрела расписание автобусов на остановке. Но ехать на общественном транспорте совершенно не хотелось: сквозь замерзшие стекла на нее злобно смотрели люди, забитые как килька в консервные банки-маршрутки. Каждый пазик направлялся в разные спальные районы, увозя уставших и голодных людей скорее в уютную панельку. Манюне торопиться домой было не за чем, она даже не думала, куда хотела бы поехать. И вдруг она увидела его: абсолютно новый, ультрасовременный трамвай.

Среди серости и тусклости зимнего города он казался чем-то футуристичным, словно ворвался на остановку из другого измерения. В раскрывшиеся врата начал заползать стройный рой людишек, и Манюня, словно с ревностью, посмотрев на это со стороны, мол, это она заприметила этот трамвай, стала завершающим звеном этой вереницы.

Свободных мест, конечно же, не оказалось, но не было и тесно. Девушка постаралась пробиться поближе к окну, чтобы с интересом наблюдать за меняющимися декорациями родного города, но с каждой остановкой этот комфортабельный трамвай все больше заполнялся людьми-кильками.

– Следующая остановка Пионерская, – объявил дикторский голос, воцарившийся над шумной толпой.

И правда, подглядывая сквозь пуховики и шубы, Манюня смогла разглядеть небольшой кусочек знакомой остановки. Именно сюда несколько лет подряд она доезжала почти каждый день по тем же рельсам, только на трамвае менее комфортабельном и старом. Именно в этом ларьке на остановке она покупала свои первые сигареты поштучно, когда их еще тайно продавали несовершеннолетним. Именно здесь…

Двери раскрылись, и Манюня вышла из трамвая.

…Именно здесь Данил первый раз ее обнял. Картинка встала на свои места.

2015 год

Раздался звонок с пятого урока. Манюня, облокотившись на парту, заканчивала свой автопортрет в тетради по географии. Ее соседка и по совместительству лучшая подруга Оля, торопясь, скидывала учебники в сумку.

– Ма-ань, умоляю, пошли скорее в столовку, я щас сдохну, как есть хочу.

Маня дорисовала на своем автопортрете две полные груди.

– А может лучше с шестого урока свалим? Я не хочу на физру идти.

– Так сегодня физры не будет, наши с 35 лицеем играют в баскетбол.

– О! Ну тогда тем более не пойдем! Пошли в курилку забежим, а после этого в Мак[5].

– Я чаю хочу попить со слойкой, пошли в столовку лучше, – начала канючить Оля, и подруга не смогла ей отказать. Манюня оторвала голову от руки, немного потрясла затекшую кисть и тоже стала собирать учебники.

В коридоре резво бегала малышня из младших классов. На скамейках сидели ребята постарше. Маня и Оля были самыми взрослыми в этой школе, абсолютным авторитетом для самих себя. Одиннадцатиклассницы.

Как и все остальные сверстники в это время, они были озадачены только одним – экзамены! Все разговоры сводились к одному: репетиторы, дополнительные занятия, подготовительные курсы, пособия по подготовке к ЕГЭ. Нужно было еще вовремя успеть поесть, чтобы голова лучше соображала.

Переступив порог знакомого и любимого места, Манюня вдохнула аромат горячих пирожков с картошкой. Они жарились на вонючем масле, которое вряд ли меняли чаще, чем раз в день, а потому каждый посетитель школьной столовки уносил на своей одежде этот незабываемый аромат и пронашивал его в течение всего учебного дня.

Затарившись пюрешкой с гуляшом, горячим пирожком и стаканом вкуснейшего чая с сахаром и лимоном, который заваривали в большой кастрюле, подруги сели за стол.

– Мне с завтрашнего дня нужно будет ходить на подготовительные курсы по русскому языку, – ковыряясь в тарелке ложкой, протянула огорченно Манюня.

– О, и куда ты будешь ходить?

– Да там, в ЮУрГУ. Папа записал. Говорит, он туда сам ходил, когда поступал.

– Мда, дела! Но ты же со мной будешь поступать в Питер?

Манюня оторвалась от тарелки и посмотрела подруге в глаза.

– Оль, я не знаю, я говорила с ним вчера об этом, а он заладил: «Питер, Питер. Какой тебе Питер? В клубы ходить будешь, да на тусовки, а тебе учиться надо.» Как будто я не знаю. А какая здесь учеба? Журналистика только в ЮУрГУ и ЧелГУ. ЮУрГУ еще ладно, у меня там все – и бабушка, и дедушка, и папа учились, – но ЧелГУ…

– Ну, нормальный университет, – с ноткой сомнения сказала Оля. – Но в Питере, конечно, совсем другой уровень. Не знаю, как с журфаком, но мне на лингвистический только в СПбГУ. Я даже, наверное, не буду подавать документы в другие универы. Вот приду и сразу положу им оригинал аттестата.

Манюня подбадривающе кивнула несколько раз, сжав губы в одобрительной ухмылке. И если для Оли все было так легко и просто: просто приехать, просто отдать оригинал аттестата в СПбГУ, – то Мане предстояло пройти финального босса – своего отца, который ни за что не хотел отпускать ее учиться в Питер.

За этой увлекательной беседой школьницы не заметили как пролетела перемена, и все еще бодрый звонок зазывал учеников на последний, шестой урок.

Столовая, как ни странно, находилась ровно напротив спортзала, поэтому девочки, чуть пригнувшись, выбежали из дверей в сторону лестницы, ведущей в раздевалку, чтобы успеть уйти с урока незамеченными. Смотреть, как их мальчишки играют в баскетбол было до ужаса скучно, и подружки скорее поспешили удрать.

Забегая за чугунную решетку, где висели их куртки, Манюня заприметила чужаков. Это были ребята их возраста, но явно тут не учившиеся. Свободных мест, чтобы повесить свою верхнюю одежду было мало, поэтому чужаки организовали себе лавочку, на которую в неряшливую кучку скидывались все куртки. Только Маня сняла с крючка свое пальто, как за ее спиной кто-то поспешил сразу занять освободившееся место. Обернувшись, она увидела перед собой парнишу с каштановыми волосами и черными-черными большими бровями. Не обратив внимание на Манюню, он одернул свой серый свитер и, надев на одно плечо лямку от рюкзака, поспешил уйти.