– Настоящим, – кивнул отец Тирис.

– А как вы узнали? Я думал Хранителям нельзя иметь семью.

– Нельзя, – хмыкнул Старейшина, – Только род то идет не от одного мужчины, дурья твоя башка, у него были братья, которые род и продолжили. – Отец Тирис встал и подошел к молитвенному уголку. – У каждого мужчины, будь он Хранителем или простым крестьянином, есть жажда к продолжению рода. – Старейшина убрал свечу и зажег новую. – И единственное что нам возможно, это с помощью благодати отыскать свою кровь, скрытно от них, невидимо, дабы потешить себя мыслью, что кровь твоя не сгинула, – отец Тирис сел обратно в кресло. – Так я и узнал о прадеде своем.

Торвальд почувствовал боль в голосе старейшины и решил сменить разговор:

– Отец Тирис, а расскажи мне о битве.

Старейшина прикрыл уставшие глаза: – Что рассказать тебе, чего ты еще не знаешь.

– Зачем Магисса связала свою жизнь и всех сестер со злом?

Отец Тирис открыл глаза: – Разве был у нее выбор? Она поняла, что их битва проиграна. Как она могла оставить мир, где живо это исчадие? К тому же со смертью каждой из сестер, зло сильно теряло свои силы. Оно должно было умереть со смертью последней Магиссы. Когда стало об этом понятно, оно хотело сбежать, но Хранители крепко держали печать, словно куполом покрывавшую место боя, а мы ловко орудовали мечем, отгоняя наползавшие тени. Зло оказалось в ловушке. Последняя их схватка длилась не долго, Магисса умерла, и зло обессилено пало на землю. Но вопреки всем ожиданиям, оно не рассыпалось в пепел и не кануло в лету. Пусть очень ослабленное, но оно оставалось живо, только тени разбежались в разные стороны. Священный меч против зла оказался бесполезен, а благодати Хранителей хватало только на то, чтобы усыпить и запечатать его. Открыть или закрыть вход в темный мир Хранители не могли. Магисс больше не было. Так и началась наша непрерываемая служба у дверей склепа.

Торвальд нахмурился: – Но, если врата в темный мир запечатаны, откуда взялось это зло?

– Зло повсюду Торвальд, в сердцах людей, в душах гордецов, даже просто отсутствие добрых дел уже зло само по себе.

– Но это не ответ, – возмутился юноша.

– Глупый мальчишка, – вдруг рассердился отец Тирис. – Ты ничего не слышишь, что я тебе говорю, глупый своенравный и упрямый. Ты утомил меня, все, ступай к себе. Не хочу тебя видеть!

Торвальд понуро встал:

– Простите меня отец Тирис. – произнес он грустным голосом и вышел из кельи.

Торвальд открыл глаза и не останавливая молитву зажег еще один пучок травы. Клубы дыма стали гуще, и он разогнал их ладонью. Стоящие рядом монахи в унисон бубнили священные слова, а за дверьми склепа все оставалось спокойно. «Точно отец Рэндол выжил из ума» подумал он «Три столетия все было спокойно, с чего бы чему-то меняться?» Торвальд покосился на старика. «Он очень стар, его лицо походит на измятую пергаментную бумагу, а руки словно у мумии, все покрыты черными пятнами и нитками вздувшихся вен. Пора бы ему на покой. Что будет с ним после совета? Прервать молитву очень тяжкий проступок. Старейшины так это не оставят. Но что взять с этого дряхлого старика? На что он вообще годится?»

Тишину прервал стук деревянных подошв. Пришла смена, как и говорил отец Альмонд. Торвальд встал и уступил место пришедшим монахам. Отцы Каис и Рэндол также молча встали и покинули пост. Торвальд подул на тлеющую траву, сбрызнул ее отваром чертового куста и уже развернулся чтобы уйти, как за дверями склепа послышался легкий шелест. Этот звук становился все громче, словно что-то вздохнуло, а затем раздался слабый стон. Что-то с силой ударилось о двери склепа и тут же все смолкло. Торвальд застыл. Монахи от страха вжали головы в плечи, но не сбежали, а только громче стали шептать писание. А в тоннеле послышался испуганный вскрик отца Рэндола. Впервые за триста лет, зло дало о себе знать. «Но почему? Что изменилось?» Торвальд развернулся и спешно покинул алтарь.

Торвальд не стал подниматься к Альмонду, сообщить о произошедшем, он знал, что отец Рэндол уже сделал это и направился в келью к главному старейшему.

Все та же давно знакомая комната, но она уже не казалась Торвальду такой пышной и величественной. Много лет он провел здесь в беседах с отцом Тирисом. Весь его опыт, вся его боль, гнев и принятие прошли через эти стены. Все то же кресло, на котором восседал старейшина, стол, за которым они ели похлебку и играли в речные камни. Спорили, размышляли, искали решения. Сколько раз отец Тирис выгонял его из кельи и каждый раз Торвальд думал, что это была их последняя встреча, но проходило время и старейшина снова призывал его. И вот сейчас он уже не встречал его в своем меховом кресле, отец Тирис лежал на кровати, прикрытый расписным покрывалом. Его волосы сильно поредели, а от бороды почти ничего не осталось. Он сильно высох и казалось, что жизнь уже давно покинула его, оставив только эту легкую сухую оболочку. Но отец Тирис был жив. Торвальд пододвинул к кровати свой табурет и сел взяв в ладони тонкую руку старейшины. Тот приоткрыл свои выцветшие глаза.

– Торвальд, мальчик мой, – заскрипел его голос. – Ты пришел, наконец то, я ждал тебя. – Речь старика прервал сухой кашель, и он попытался сесть.

– Тише, тише отец, – Торвальд приподнял его и подложил подушки. – Тебе стало хуже? Пару дней назад ты выглядел куда бодрее, может дать тебе воды? Хочешь пить? Или может приготовить тебе отвар? Взбодришься немного, у тебя скоро совет. Эй… – Торвальд отдернул руку, которую сильно ущипнул старейшина.

– Такой же болтун, – просипел отец Тирис, – но от воды не отказался. – Видно только после смерти твой рот замолкнет!

Торвальд нахмурился, убрал пиалу и вытер рот старика от пролившихся капель: – Зачем ты звал меня отец?

– Ох, – простонал старик. – Послушай меня внимательно Торвальд. Я видел ее, я видел… Ты должен ей помочь, защити…

– О чем ты? – не понял Торвальд параллельно думая, что сегодня похоже все решили выжить из ума. – Кого ты видел?

Старик снова застонал: – Вспомни, о чем я учил тебя сынок, крепко вспомни, только ты сможешь понять. Я не знаю, что я делал, то ли великое благо, то ли великое зло и это не отпускает меня. Вот уже сто сорок лун я нахожусь на этой земле. Я устал, моя душа плачет и стонет, пытаясь покинуть это бренное тело, но она запечатана большим секретом. – Старик закашлял и Торвальд вновь дал ему воды.

– О чем ты отец? – встревожился Торвальд. – Какой секрет?

– Магисса… – старик цепко обхватил запястье Торвальда. – Магисса. Спрячь ее!

– Они все мертвы отец, ты что-то перепутал…

– Нет, – старик на секунду прикрыл глаза. – Одна из Магисс родила ребенка, она знала, что нельзя превышать число тринадцать, но не смогла убить свое дитя… сынок, послушай… помнишь я говорил тебе о своем прадеде… я узнал случайно, грех его и он скрывал свою дочь… в девочке не было дара, но она была дочерью Магиссы… Помнишь ты спрашивал меня, что будет если родится четырнадцатая Магисса? Видимо это ответ, отсутствие дара, но я не был уверен, что только по этой причине им было строго запрещено превышать свою численность. Я стал присматривать… Я наблюдал за ее родом. Десятая в своем роде… она достигла совершеннолетия, вчера, я видел, она Магисса!

Торвальд резко встал: – Ты бредишь отец!

– Я видел ее, она тонка и нежна как весенний цветок. Она не понимает еще своей силы, она пугает ее. Торвальд… как же она похожа на своих сестер…

– Ты хоть понимаешь, что это значит? – Торвальд взволновано зашагал по келье. – Если ты говоришь правду, то Зло… оно же живет из-за нее!!! Все эти годы, ты рисковал всем миром!!!

– Или… – прохрипел отец Тирис. – Я дал им второй шанс. В них не было магии сынок… не было… во всем их роду, только сейчас… первая…

Торвальд с ужасом посмотрел на старейшину: – Как ты мог скрыть такое от совета?

– Сядь, – прохрипел отец Тирис. – Отец Альмонд скоро все поймет. Он убьет ее. Слишком поздно для меня Магисса возродилась. Ты должен разобраться во всем сам. А пока спрячь ее, не дай им убить этот росток надежды.