– Сделаю все возможное, товарищ старший майор, чтобы поймать этих мерзавцев! – с готовностью отозвался начальник отдела. – По нашим оперативным данным, мы уже представляем, чьих рук дело эти преступления. Главарь вместе со своей бандой скрывается в районе Марьиной Рощи в одном из частных домов. Возьмем всю банду сегодня. Собираемся в шесть часов.

– А что у вас, Григорий Яковлевич, по делу Рябого? – спросил начальник уголовного розыска у капитана Седых, возглавлявшего группу по раскрытию квартирных краж в районе Царицыно.

Капитан Седых предпринял попытку подняться, но старший майор Рудин лишь отмахнулся, давая понять, что можно докладывать и сидя.

Группа Рябого занималась тем, что грабила квартиры эвакуированных и ушедших на фронт москвичей. В отличие от остальных многочисленных банд, занимающихся такими же ограблениями и чаще всего действующих без системы, на удачу, у него была широкая сеть осведомителей, которым он не скупясь платил за хорошую «наколку». Среди пострадавших были генералы, деятели искусств, писатели, заслуженные и народные артисты.

Награбленное банда Рябого продавала подальше от Москвы: в Ярославле, в Муроме, во Владимире… Возможно, в этом и состоял секрет неуязвимости банды. И все-таки Рябой прокололся: подарил одной из своих любовниц серьги с красными бриллиантами, которые совершенно случайно заметила пострадавшая. Дама поступила благоразумно, не стала выяснять отношения с девушкой, не бросилась к ней с упреками, а просто проследила за ней до ее квартиры, после чего сообщила о произошедшем в уголовный розыск.

Обладательница украденных украшений долго не препиралась и под угрозой отбывания длительного срока рассказала о своем возлюбленном все, что знала. А знала она, как выяснилось из бесед, немало. Рябой проживал в районе Марьиной Рощи в деревянном двухэтажном доме, где кроме него по соседству проживало еще пять семей. Оперативники уже разместились в соседних домах и ждали появления Рябого. Счет шел на часы.

– Ждем его появления, товарищ старший майор. По оперативным данным, он прибудет где-то около пяти часов вечера, – ответил Седых.

– Хорошо. А теперь давайте поговорим об убийстве конструктора Колокольцева. У вас есть какие-нибудь подвижки, капитан?

– Опрашиваем свидетелей, товарищ старший майор, – заговорил капитан Максимов. – По показаниям водителя известно, что один из убийц конструктора был рыжим. Высокий, крепкий, плечистый, на вид ему около двадцати пяти лет. В уголовной среде такой типаж не наблюдается. Не исключено, что этот рыжий персонаж гастролер: приехал в Москву, чтобы подзаработать. Сейчас таких гастролирующих банд в Москве десятки…

– С сегодняшнего дня вводим усиленное патрулирование. Этого рыжего мерзавца мы должны поймать в кратчайшие сроки! Патрулирование будет проходить вместе с военными. Проверять документы у всех подозрительных без разбора, невзирая ни на чины, ни на звания! Если будет хотя бы малейшее сомнение в достоверности документов и личности, задерживать незамедлительно! А уж в отделе мы разберемся, какая птица нам попалась. Ну и вас тоже прошу подключиться к нашей работе, – обратился старший майор Рудин к командиру военизированного батальона. – Все, совещание закончено! На рабочем месте нужно быть в половине четвертого. Будем брать банду Рябого.

Накатил ноябрь, мало чем отличавшийся от ноября сорок первого года. Разве что днем неожиданно случалась оттепель, но вот к ночи подмораживало так, что город превращался в один сплошной каток. Милиция в полночь выгоняла дворников на улицу, чтобы сбивали сосульки с крыш домов, скребли на тротуарах лед и засыпали его песком. К утру обычно на дорогах царил полнейший порядок, и москвичи, не опасаясь поскользнуться и расшибить голову, торопились к рабочим местам.

Город смотрелся приветливо и безопасно.

С дворниками у Максимова сложились особые отношения. Среди них выделялся шестидесятилетний саженного роста и невероятно крепкий татарин по имени Ахмет. Дворником он начинал служить еще при Николае Втором, и, как сам говорил, дворницкая профессия у них в роду считалась наследственной. Еще дед, приехав из Казани в Москву вместе с родителями, служил дворником при Александре Втором, а его сын дворничал при Александре Третьем. Незадолго до своей кончины родитель торжественно, как это делает самодержец, передавая скипетр наследнику, вручил сыну поистрепавшуюся метлу и завещал:

– Держи, сынок… Теперь эта метла твоя. Она тебя и накормит, и напоит, и уважение в обществе принесет. А еще служи государю честно, как дед твой и отец.

После смерти родителя освободившееся место (вместе с дворницкой каморкой и младшим полицейским чином) перешло в наследство к Ахмету, который никогда не забывал завет родителя. Старался служить честно при любой власти: при Николае Втором, при Временном правительстве и теперь, при большевиках. Поначалу Ахмету казалось, что большевики пришли ненадолго, воспринимались как некий казус перед грядущей постоянной властью. Однако время шло, а ничего не менялось. И вскоре стало понятно, что советская власть надолго.

Огромный, в белом переднике, с метлой в руке и с бляхой на широкой груди, он олицетворял собой порядок и чистоту. Не забывал о своей второй обязанности: докладывать в отделении милиции обо всем подозрительном, что происходило на подконтрольной территории. А глаз у него был верный.

В этот раз ближе к полуночи в одном из домов Ахмет заметил троих неизвестных. Они с большими тюками выходили из подъезда. Но когда он хотел приблизиться, то неизвестные быстро скрылись в ночи. Рассмотреть их дворнику не удалось. А в подъезде обнаружились четыре ограбленные квартиры, принадлежавшие уехавшим в эвакуацию. Вынесли буквально все, даже половики, лежавшие перед дверью.

А еще у дома крутился какой-то малой, не иначе как наводчик. Заметив подошедшего Ахмета, он мгновенно ретировался и в последующие дни более не показывался. Не исключено, что малец присматривал подходящую квартиру для последующего грабежа.

Ахмета капитан Максимов перехватил во дворе, когда тот размахивал во дворе метлой, поглядывая со своего двухметрового роста на разлетающиеся пожухлые листья.

Заметив подошедшего капитана, распрямился в трехаршинный рост.

– Закурим? – предложил капитан, выбивая из пачки две папиросы, одну из которых протянул Ахмету.

– Можно.

Поблагодарив, дворник сунул папиросу в уголок рта, стиснув ее крупными желтоватыми зубами. Закурили. Некоторое время просто дымили, наслаждаясь свежим морозцем. На ветках близстоящих деревьев, напоминавших длинные девичьи ресницы, поблескивали замерзшие капли – то уже девичьи слезы.

Ахмет был одет в ватные штаны и телогрейку, поверх которой был надет длинный белый халат. На крупных ногах валенки с калошами, на голове смятая, повидавшая не один сезон ушанка. Огромный, с широкой грудью, он напоминал памятник, поставленный в самой середине двора.

Когда тяга к табачному дыму была утолена, капитан спросил, выдохнув в сторону тугую струйку:

– Ничего такого на своем участке не заприметил? Может, какие-то подозрительные были? А то знаешь, в последнее время по всему городу квартирные кражи были совершены. Арестовываем одну банду, а на ее месте сразу три появляются. Прямо Змей Горыныч какой-то!

– Малец тут один все ошивался, – сообщил Ахмет. – Все по подъездам посматривал. Не понравился он мне, взгляд у него шальной, шугнул я его метлой.

– Как он выглядел? – спросил капитан.

– Ему лет четырнадцать-пятнадцать. Шустрый такой, остроносый. В каком-то дрянном коричневом пальтишке был.

– А на голове у него восьмиугольная фуражка с треснутым лайковым козырьком, так? – спросил капитан.

– Так оно и было, – согласился дворник и, докурив папиросу, бросил изжеванную гильзу в мусорное ведро, стоявшее рядом. – Уже где-то засветился?

– Засветился, – подтвердил Максимов. – Именно такого чиграша видели на Сухаревке. Там в последнюю неделю было ограблено шесть квартир. Наводчик он! К ограбленным квартирам пока он единственная ниточка. Больше он здесь не появится. Жаль, что ушел… Но ты все-таки поглядывай за подъездами, мало ли чего… Тут еще вот какое дело… В окрестности орудует еще одна банда… Грабят едва ли не посреди белого дня. Молодые, дерзкие, бесшабашные. По опросам очевидцев, их трое, среди них выделяется рыжий парень лет двадцати пяти. Высокий, крепкий. Если такой в округе объявится, то дашь знать. – Капитан бросил окурок в помятое, окрашенное белой краской ведро: разбившись о металлическую стенку, табак брызнул ворохом искр.