Наоми не любила своего мужа. Ни первого, от которого у неё была семилетняя дочь (большеглазая Майя вечно крутилась в бутике и задавала сотни вопросов, хватала ручонками всё что ни попадя...), ни теперешнего, Винсента, отца второго ребёнка — мальчишки, чудесного хулигана и непоседы, солнечного блондинчика Леопольда. Не сложилось. Как и не сложилось с её бывшим любовником, о котором она ещё страдала и “пела” мне иногда целый рабочий день.
Она была шефом. А работать и существовать
184
НЕ ПРО ЗАЕК
под её началом не каждый сможет. Наоми, как истинная маньячка профессии, вечно недосыпала, раз или два в неделю рано утром ездила на оптовую базу за цветами и совершенно не занималась своим здоровьем. Когда она серьёзно резалась секатором или ножом, или какая-нибудь ветка попадала ей в глаз, она просто продолжала работать, пока рана не начинала становиться угрожающей. Про таскание с полным наплевательством на свою спину тяжёлых ящиков с растениями или огромных ваз с водой я уж и не говорю. Такого же “наплевательского” к себе отношения она ждала и от других.
Латентная самоубийца. Её мама покончила с собой лет десять назад, а с отцом отношения были непростыми. А мне нравился этот месьё в канотье на её свадьбе, и потом, когда он приезжал по праздникам, и мы вели с ним интеллектуальные беседы (жуткая редкость для флористов!), и он был рад за Наоми, что мы работаем вместе. Даже хотел мне свой портрет заказать...
Были, конечно, и чудесные моменты! И красота, и благодарность, и подарки с обеих сторон, и юмор, и слезы, и откровенность, и рассказы, и объятия.
Да и праздники мы проводили вместе. Куда ж мне ещё? К тому же в праздники мы работали больше обычного и закрывались позднее. И спешить мне было не к кому. Да и с транспортом — полный караул.»
Тёмные Аллеи
«Караул и случился в один прекрасный осенний вечер. Мне ужас как захотелось печёнки и черничного варенья. А я заприметила вновь открывшийся супермаркет возле пересадки автобуса. Он
185
Галина Хериссон
единственный работал в столь поздний час. Я накупила всего и села в ближайший автобус, который довозил не до самого дома, а до аллеи, через которую нужно было идти минут десять, исхоженной мной и по воскресным туманным утрам, и по предзакатным вечерам. Но тут уж было почти совсем темно. А в таких районах фонарей не зажигают. Что ж, выбора не было. Других маршрутов там не ходит. А ходят обычно редкие прохожие, выгуливающие собак. Не в этот раз.
Издали я заметила пару тёмных крепких фигур. Но между ними прошёл этакий мальчик-колокольчик, молодой и рыжий. Он прошёл мимо меня восвояси, а я нырнула вперёд. Очень устала и хотела есть. Поскорее бы домой!
Когда я поравнялась с этими двоими: чёрные высокие парни в капюшонах и костюмах в облипку, будто из кино, они оба синхронно схватились за мой рюкзак и сумку на плече. Я упала, а они продолжали тянуть. Рюкзак был хлипкий, и лямка оторвалась. И эти идиоты убежали с моей баночкой варенья, ключами, банковской карточкой, проездным и, самое обидное, столь выстраданным удостоверением личности! Я говорила этим великовозрастным бэтменам: “Дебилы! У меня же нет ничего ценного!” А они в ответ — ни слова. Не хотели, видно, чтоб опознала их акцент, африканский, арабский или какой там ещё... Слаженно работали парни, профессионально, чувствовалось, что не в первый раз. Лиц не разглядеть. Тёмные в темноте аллеи и тени капюшонов. Гопники и салаги с атлетическим телосложением. А не смогли у меня отнять сумку на плече. Ту самую, где был телефон, ту самую, с правого бока, где лежала печень, ту самую, с которой скромно улыбалась девочка с жемчужной сережкой. Я купила её давно в Гааге, вдохновлённая 186
НЕ ПРО ЗАЕК
Вермеером, и продублировала крепким хлопком, крупными шёлковыми стежками.
Они убежали зайцами в кусты, вглубь района. А я встала, стряхнула землю и листья (мне не привыкать) и поскорее покинула злосчастную аллею. Пробегая мимо стадиона, тут совсем недалеко, я увидела пацанов, они вечно тут в футбол тренируются, и я часто вижу в автобусе их усталую стайку с большими спортивными сумками. Я спросила номер полиции, от волнения сама никак не могла вспомнить, и тут же позвонила.
Не хочется подробно рассказывать, как долго они выясняли, где я нахожусь и куда убежали малолетние грабители. Про несоответствие названия автобусной остановки и бульвара, по иронии, Ван Гог. Про то, как долго я сидела в комиссариате, и ужасно хотелось пить, про то, как довольно быстро приехал Винсент, но показания долго никто не брал.
Про то, как я позвонила своим соседям и в красках обрисовала ситуацию. Про то, что у грабителей ключи от всего, но наш адрес, по счастью, в моих украденных вещах нигде не написан. Про то, что ночевать не приду, потому что завтра даже не на чем доехать на работу: ни денег, ни проездного.
Засранцев, конечно, не поймали. Но меня долго мурыжили вопросами и заполнением бумажек. Даже весело. Почти как в прошлый раз — двенадцать лет назад...
Благодаря тому стародавнему визиту в полицию и установили мою личность. Какая чёртова удача!
А Винсент привёз меня в бутик, мы обнялись с Наоми и сразу стали укладываться спать. Два часа
187
Галина Хериссон
ночи. И я прожила у них там на диванчике целую неделю, работая до выходных. Почти без смены одежды и душа (душ работал только в супружеской спальне). Самой просить мне было неудобно, а Наоми предложить не подумала. Хотя шмоток у неё было более чем достаточно, и в размерчик почти...»
* * *
«Она, Наоми, миниатюрная стройняшка и красавица. Прекрасна ботичеллиевской красотой, но не любившая себя. Не любившая краситься, только вот волосы — вечно хной. Не любившая фотографироваться. Не любившая ходить в гости и путешествовать. Не любившая свои чуть оттопыренные уши и не носящая серёг. Между тем недавно мы завели в бутике стеклянный шкафчик для продажи красивой серебряной бижутерии: и серёг, и браслетов, и кулонов. Мужчины любили покупать их в подарок и преподносить милую безделицу, воткнутую в середину розы...»
* * *
«Да что вы заладили, как все: “А что они тебе... Они тебя не… Эти парни, которые на тебя напали?!”
Блин, ну разве дело только в том, сломали они мне руку, например, или изнасиловали??? Как будто если просто сумку отняли, то это не так страшно! Как будто сам факт, что кто-то больше и сильнее тебя может запросто валять тебя по полу, по земле, по траве — уже недостаточен! А сам факт того, что произошло это со мной не в первый, не во второй и даже не в третий раз, не может объяснить вам моего состояния? Ах, вы не знали...
Может быть, я сама себе противоречу, но только не... Не заставляйте меня рассказывать, как меня
188
НЕ ПРО ЗАЕК
“валяли по полу” ещё в России те, кому я доверяла и любила! А мой отец с ремнём в руках, прижавший меня, семилетнюю, к батарее? Нет, он не бил, но разве сама сцена не ужасна? А мой бойфренд... А тот самый “коллега”, с которым мы отливали из гипса дорические колонны в питерском сквоте...
Да что мне турок из злосчастной фуры возле Гренобля! Он угрожал мне большим металлическим ключом. А я совсем не хотела быть битой, я не хотела синяков на роже во время моих первых парижских каникул (мне их и от пьяного бойфренда когда-то хватило)! Турок был просто из той “милой культуры”, в которой девушка на трассе непременно считается шлюхой и сама себя предлагает. И не зазорно ей заплатить! Он просто обычный дальнобойщик, давно не видевший жену.
Нет! Нет у меня стокгольмского синдрома! И деньги он мне предлагал — но сама мысль мне была отвратительна... Но вам, по большому секрету, дорогая моя, признаюсь. Только вы — никому!
Когда я поняла, что мне от него не отделаться, и помощи в чистом поле ждать не откуда, я его попросила только об одном — чтоб он надел презерватив. Не хватало мне ещё подцепить его какую-нибудь турецкую заразу! Он надел, и через две минуты всё было кончено. А я, испуганная, шокированная, взбешённая, убегающая прочь, но отдававшая себе отчёт, что за все эти месяцы воздержания и верности Жану мне очень не хватало секса. Да, не с этим вонючим козлом мне хотелось бы лечь среди кукурузных полей! Да, не так, не с ним и не здесь! Но я, лёжа там на жухлых листьях, провожая глазами следы самолётов из аэропорта Сент-Экзюпери, даже на пару секунд получила удовольствие от проникновения...
