Я обошла по дуге ошарашенную секретаршу и двинулась к гостевой спальне.
– И, знаете, Оксана, можете не провожать. Я найду дорогу. Потому что эту квартиру обставляла я. И, хотя в гостевых комнатах бывала реже, чем вы, помню, где они находятся. Сама найду вход. А вам пора искать выход.
Будет хуже
В квартире Марка всё было эталонным, даже гостевые комнаты. Я прекрасно помню, как мы выбирали эти обои с птицами. Долго спорили, какие лучше: те, на которых больше бирюзовых или лососёвых пташек. Выбрали вторые.
А потом увольняли одну бригаду отделочников за другой, потому что те не могли приклеить их на стену. Обои были бумажными. Тончайшими, как папирус. Чтобы они легли идеально, нужна была поверхность без единой шероховатости.
И никто не мог выровнять стену до такого совершенства. Наконец, была найдена бригада Саныча. Он выглядел как водитель бетономешалки. С огромными ручищами, круглым лицом и животиком.
Надежды на него не было тоже, но через 2 недели он пригласил нас принимать результат.
– Поклеили мы ваши салфетки, любуйтесь.
И мы ахнули. Было ощущение, что мы оказались в экзотическом лесу в самой гуще птичьей стаи. Это было великолепно. Нас так вдохновил великолепный вид комнаты, что, едва дождавшись отъезда мастеров, мы обновили спальню жаркой близостью на подоконнике.
И теперь мне надо было здесь ночевать. Разумеется, не на подоконнике, но точно внутри воспоминаний, как ритмично покачивались ветки и взлетали птицы, когда Марк не смог сдержаться. У меня и теперь стало влажно между ног.
Да что же это такое?
Надо было как-то отвлечься. Я достала из шкафа развешенную одежду. Хорошо, что додумалась вместо домашнего халатика попросить летние брючные комплекты. И прилично, и удобно, и нежарко.
Приняла душ и улеглась на кровать. Делать было нечего. Телефон и ноутбук у меня забрали. Книги были только в кабинете Марка, куда мне явно нельзя было заходить. Телевизор показывал всякую чушь, и я его выключила.
Оказалась в плену птиц на обоях, которые навевали эротическое. Решила попробовать выспаться за все предыдущие бессонные ночи, но не успела даже выключить свет.
В дверь требовательно стукнули дважды. Через пару секунд повторили.
Сердце забилось сильнее. Я вскочила на ноги и распахнула створку. За ней стоял Ракитин. Он был одет в тот же костюм, что и днём. Только взгляд был уставшим, тяжёлым и безрадостным.
– Давай поедим вместе.
Он не спрашивал, он утверждал, но я не хотела проводить время с ним наедине. Боялась. И вовсе не его, а себя. Своей реакции на него в этой квартире. Для меня это было очень тяжело.
– Марк, я устала и не голодна. Ужинай без меня.
Я потянула дверь на себя, но Ракитин втиснул ногу и не дал её закрыть.
– Я не прошу, Юля. И мне всё равно, сыта ты или нет. Мы можем сесть за стол, и я расскажу тебе, как ты сильно влипла. А можем войти в комнату, и я сделаю всё то же самое, только на кровати. Что выбираешь?
Меня окатило жаром от двусмысленности слов. Он был так близко, как в моих снах, и также от него веяло вселенским холодом.
– Что-то случилось, Марк?
– Пойдём. Расскажу.
Это было сказано так жёстко, что я не решилась спорить. Обула мягкие домашние мюли и пошла за Ракитиным на кухню. Там уже был сервирован стол на 2 персоны. На тарелки выложен салат, под серебряными колпаками – горячее.
Накрыто было так, как тогда, когда мы жили вместе. И это отозвалось тоскливой нотой в самом сердце. Мне не хотелось погружаться ещё глубже в воспоминания. Поэтому я забрала свою тарелку с приборами и пошла к торцу стола, чтобы сесть прямо напротив Марка.
– Ты изменилась, Юля.
Это было сказано с удивлением. Ракитин не ожидал, что я буду перечить, а вот представьте себе.
– Это было логично после того, как я тебе не подошла. Может, я эти годы наивно мечтала стать такой идеальной, чтобы ты обратил на меня внимание? Старалась, так сказать.
– Судя по тому, что мне сегодня рассказал Ковалёв, это вряд ли. Если ты и старалась, то только собрать информацию для мести. Садись, чего стоять столбом?
Шумно отодвинув стул, я брякнула тарелку на стол. Села напротив. Начала есть салат.
– Дерзкая стала, да? Оксана говорила, что ты вела себя возмутительно, но я не поверил. А ты и со мной споришь. И чего ты хочешь добиться таким поведением?
Я пожала плечами и продолжила есть.
– Хочу домой, переодеться и лечь спать. Но ты не даёшь сделать ничего из этого. Поэтому хочу есть. Ем, как ты и приказал.
Он откинулся на спинку стула. Сложил руки на груди.
– А узнать, что мне рассказал Ковалёв, не хочешь?
– Нет. – Я затолкала в рот очередной кусочек карамелизированного баклажана с помидором. – Я не Оксана. Это её волнуют Твои пертурбации, а меня уже нет.
Ракитин хмыкнул и приступил к еде.
– Ревнуешь, значит?
– Кого? К кому? – Я удивлённо подняла брови. – Что ты, Марк? Наоборот, радуюсь, что ты нашёл себе подходящую. Влюблённую, идеальную. Безупречно упакованную, как кукла Барби. Вот ей и рассказывай, что, кому сказал. А я просто поем на халяву. Тоже буду извлекать плюсы из ситуации.
– Ревнуешь. – Он хищно улыбнулся, отчего по моей спине пробежали мурашки. Вашу Машу!
– Злюсь, Марк. Это другое. Ты что-то навыдумывал, и я вынуждена терпеть всё это. – Я сделала круговое движение рукой с зажатой в ней вилкой, и наколола новый кусочек баклажана. – Поэтому выкладывай, что ещё нашли твои ребята и какой смертный грех мне зачли. Но думаю, что хуже уже не будет.
Марк наклонился ближе, упёр ладони в столешницу. Таким я его боялась.
– Будет, Юль. Будет значительно хуже. Ковалёв мне выложил сегодня все подробности нашей несостоявшейся сделки с Тимофеевым. Не скрывал, что тот ему сам всё рассказал и что рекомендовал со мной договор не заключать.
– Ух ты, как интересно. – Совершенно равнодушно ответила я, продолжая жевать салат. – Ты это Оксане расскажи. Я в таких животрепещущих подробностях не нуждаюсь. Они меня не касаются, Марк. Это всё не про меня. Я тебя услышала. Тимофеев рассказал все твои секреты Ковалёву. Но я здесь ни при чём. Они и без меня прекрасно обошлись. И если это всё, я пойду спать.
В груди ухало сердце. Марк не шутил. Мне было безумно обидно, что мы сидели на нашей бывшей кухне, как два совершенно чужих человека. Он мне не верил. Я не верила ему.
Но покрывалась мурашками от одного только взгляда, поворота головы или слова, сказанного его глубоким баритоном. Больше всего на свете, хотела, чтобы Марк сказал, что всё это шутка.
А потом поцеловал, усадил на стол и закрепил наше примирение самым ласковым и жарким способом из всех известных. От этой мысли у меня загорелись щёки, а внизу живота растеклось знакомое тянущее предчувствие.
Чтобы вырваться из омута глаз Марка и своих горячих фантазий, я вскочила на ноги и рванулась к выходу.
– Юля, стой! – рявкнул Марк.
Я пыталась проскочить мимо него, но он преградил мне дорогу. Схватил меня за руку и, повернув к себе лицом, прижал к стене. Навалился всем телом, и я поняла, что пропала!
В его руках
Мой ад и рай в одном флаконе по индивидуальной мерке должны были быть именно такими. Я была распластана по твёрдому желанному телу Ракитина. Его аромат дурманил голову сильнее крепкого алкоголя.
До дрожи в ладонях. До тонких иголочек предвкушения в пальцах ног.
Его горячие руки насквозь прожигали тонкую корку льда, которою я старалась наморозить по отношению к Ракитину за все эти годы. Будоражили фантазии и вышибали рваные вздохи из груди.
Он смотрел на меня так, словно мы уже были в постели без одежды и желания останавливаться. Ловил мой взгляд и скользил по губам, скулам, виску. И там, куда смотрел Марк, я чувствовала касание.
Нежную лёгкую ласку, доступную только ему.
– Что ты со мной делаешь? – прорычал он мне в ухо. – Что ты творишь со мной?