– Если ты не возражаешь, я пойду спать, – устало говорит Вал. – Можешь отдохнуть в гостевой комнате на втором этаже.

– Спасибо.

– Сладких снов, Бруно.

Оставив легкий укол недосказанности, она уходит, разрывая эту интимную теплую обстановку, от которой успела закружиться голова. Мы вместе живем под одной крышей. Спустя столько лет. С ума сойти.

Поднявшись наверх, осторожно приоткрываю деревянную дверь. От гостевой спальни вампирской крепости ожидаешь, как минимум, люстры, но Рихтенгоф, повинуясь своей минималистичности, вынесла отсюда добрую половину мебели, оставив лишь двуспальную кровать, платяной шкаф и небольшой письменный стол.

Единственное, что привлекало внимание – две больших медвежьих шкуры, лежавших прямо перед кроватью. Мишек жалко, но их бы все равно съела Вальтерия, поэтому я уговорил ее хотя бы что-то оставить для украшения Грауштайна.

С удовольствием плюхнувшись на одну из них, я подтягиваю к себе вторую и накрываюсь ей с головой. Запах пыли перемешивается с едва уловимым медвежьим духом. Для меня куда комфортнее спать на теплой подстилке, чем пользоваться мягкой кроватью. Хотя, если Вальтерия предложит спать вместе в ее постели, я рвану как лось.

1

Мы отправились в лес по предрассветным сумеркам, вслушиваясь в трели ранних птиц. Вампир не утруждала себя выбором одежды, решив, что плотных брюк и черного лифа будет достаточно. Она бесшумно ступала по траве босыми ногами, не стесняя походку хищника тяжелыми скрипучими ботинками. Я не такой чувствительный, поэтому со своими кедами и футболкой расставаться отказался.

Не привыкший убивать без причин, радостно носился за кабаном. Рвался за ним через все кусты и буреломы, совершенно не чувствуя под собой ног и теряя ход времени. Все сконцентрировалось в одной точке, мир перестал существовать, сжавшись лишь до меня и убегающей цели. Совершенно потрясающее чувство.

Когда я вернулся на условленное место, то увидел обескровленную тушу громадного оленя, а Вал, лихорадочно дыша, стояла рядом. Заметив меня, она обнажила клыки, торопливо отвернулась и скрылась в кустах, чтобы слегка успокоиться.

Красота. Дикая первобытная красота, которая завораживает и пугает одновременно. Меня пробирает до дрожи, следующий вздох замирает в горле. В каждом ее движении, в неконтролируемом потоке жизни и смерти было гораздо большее, чем просто охота. В них была вся сущность Вальтерии, ее древнее истинное начало, вызывающее не страх, а мое почти религиозное восхищение.

Пойду умоюсь, пока окончательно не потерял голову.

Ощущения после охоты можно было сравнить с огромным морским потоком, который сносит плотину повседневности своей мощью. В душе воцарилась тишина, такая же глубокая и наполненная как спокойствие после бури.

Упав на колени перед свежестью лесного ручья, быстро ополаскиваю лицо, с удовольствием прижимая ледяные ладони к горячей коже. Вал тоже устраивается рядом, чтобы аккуратно смыть запекшуюся кровь с подбородка и шеи.

Если бы кто-то из лесников Сьеррвуда увидел ее в таком виде, то полицией бы дело не кончилось. В таких случаях в ход идут вилы и факелы.

– Движение – жизнь, – говорю я, наклонившись над водой. Капли срываются с кончика носа, падая на щебечущую гладь ручья.

– О, да. – Вампир опирается руками позади себя и вытягивает ноги. – Как будто заново родилась.

Восходящее солнце отражается в маленьком русле, поигрывая бликами на серебристой поверхности. Растянувшись на траве довольным котом, я потягиваюсь.

– Был риск обращения? – спрашивает Вал. Она прикрывает глаза, подставляя тело ласковым утренним лучам. Только в древних легендах вампиры плавятся на открытом солнечном свете.

– Не-а. – Качаю головой. – Был собой. До инфаркта напугал кабана, прыгал через пни. Никакой злобы и… как ты выразилась… естественных инстинктов ликантропа.

– Я же говорила, что все дело в самоконтроле. Молодец, Бруно.

– Спасибо. Без тебя бы я не справился.

Она несогласно морщится, не открывая глаз. Такая расслабленная и отдыхающая, что мне сложно удержаться от улыбки. Обычно я вижу кучу оголенных нервов в черном костюме. Непривычная перемена, которая отзывается внутри глухим ударом сердца.

– Вальтерия?

– М-м?

Нет, я не смогу. Не стану портить утреннее умиротворение своим эмоциональным порывом. Это ее только оттолкнет.

– Пойдем домой. У нас Байрон все еще на станции. Если Уоллес идет по нашу душу, то Хэлла нужно вытаскивать.

Она кивает.

Я отворачиваюсь и поднимаюсь на ноги. Внутри продолжают громко трещать ребра, в которых неистово мечется сердце.

2

Сидя на медвежьей шкуре в гостиной, я задумчиво перекладываю телефон из руки в руку. На экране уже светился до боли знакомый номер. Оставалось только позвонить.

Байрон редко брал свой мобильник, потому что постоянно работал в лесу. Значит, звонить придется его дочери, Оливии Хэлл.

Как только мы вернулись в Грауштайн, начался проливной дождь. Вал отправилась в кабинет копаться с найденными вчера документами, пока я разжигал пламя старинного камина. Устроившись напротив уютно потрескивающего очага, извлек из кармана смартфон. Пальцы сами собой набрали тот самый номер.

Оливия. Имя, которое когда-то вызывало бурю противоречивых эмоций. Теперь осталось лишь странное смущение. Помню только наш скандал с Вальтерией, после которого мы не разговаривали, казалось, целую вечность и вот она, Оливия, – мираж в пустыне, неожиданный взрыв цвета в сером одиночестве. То, что последовало, было не романом, а неистовым коротким фейерверком. Но финал оказался далек от идеала. Теперь, оглядываясь назад, я с трудом верю, что увидел в Оливии Хэлл призрак той, по кому звонил сердечный колокол. В каком страшном сне мне померещилось это сходство? Или судьба специально играла со мной, подсунув бледную копию настоящего счастья?

Вдохнув полной грудью, я решительно нажимаю на зеленый значок и закрываю глаза.

Трубку берут с первого гудка.

– Алло?

– Привет, Оливия.

– Бруно? – Девушка явно не ожидала меня услышать. – Ты очень вовремя позвонил!

Открываю рот и снова закрываю его как аквариумный карась. Ее голос звучит встревоженно.

– Что случилось?

– Папа пропал, – взволнованно говорит Оливия. – Ушел в лес и не вернулся.

На автопилоте поднимаюсь с пола и невидящим взглядом смотрю на пустой постамент для бронзовой статуэтки, покоившийся на каминной полке.

– Байрон знает Сьеррвуд как свои пять пальцев, – напоминаю я. – За все годы нашего знакомства он ни разу не терялся.

Девушка прерывисто вздыхает.

– Знала, что ты не поверишь.

– Оливия, я…

Бросаю быстрый взгляд на дверной проход. Вал, услышав, с кем я разговариваю, уже торопливо разворачивается, чтобы не мешать, но я жестом велю ей остановиться. Вампир морщится и нехотя стопорится в дверях. Слегка прикрываю динамик телефона ладонью.

– Байрон пропал, – одними губами шепчу я и снова возвращаюсь к разговору. – Оливия, пожалуйста, успокойся. Сейчас мы все выясним.

Вал с отвращением швыряет на журнальный столик маленькую стопку бумаг. Ее мы нашли вчера во внедорожнике наемников. Нервно переступив с ноги на ногу, тянусь к ней свободной от телефона рукой.

– Бруно, ты знаешь, что случилось? – напряженно спрашивает Оливия.

Из папки выскальзывают скрепленные степлером листы бумаги. Небольшая коллекция личных дел с фотографиями и подробным описанием, где можно найти того или иного человека. В верхнем левом углу каждого листа полупрозрачными синими буквами тянется название научного проекта. «Ультимум спиритум». Никогда о таком не слышал.

– Бруно, ты там?

Шпионские игры на серебряной ручке не закончились. Интересно, внешний вид Уоллеса как-то связан с его желанием вести дела как мафиози?

– Бруно! – Оливия повышает голос. – Не молчи, пожалуйста!

– А… извини, – растерянно говорю я. – Просто связь плохая… О чем ты говорила?