Такое странное сочетание мальчишеского оптимизма и траура по невозможности что-то исправить. Кто угодно мог попасть под мою звериную лапу, когда вскипала кровь.

– Земля вызывает Джексона.

Встряхиваю головой, прогоняя навязчивые мысли. Вампир выжидающе смотрит на меня, все еще ожидая ответа.

– Извини, задумался. – Грустно вздыхаю и опускаю взгляд. – Вспомнил ту ночь, когда я едва не…

– Снова начинается навязчивое самобичевание?

– Конечно, начинается! – громким шепотом отвечаю я. – Ликантропия хуже лишая, от нее не излечиться. Вспомни, когда я кинулся на тебя, а ты даже не пыталась защищаться! Сколько раз говорил – лучше пристрели.

– Столько драмы, Бруно, остановись, – резко обрывает меня Вал. – Во-первых, ликантропия – это не болезнь, а врожденная особенность. Во-вторых, я бы ни за что не причинила тебе вреда.

– Есть еще и «в-третьих»?

– Есть. Твой инфантилизм порядком достал.

– Прости, – невесело улыбаюсь я.

– Принято. – Вал разминает затекшую шею. – Ты проигнорировал мой вопрос об обращениях. Я должна быть уверена в том, что переливания облегчили тебе жизнь, а не наоборот.

Вампир часто приносила пакеты человеческой крови из клиники и закачивала ее мне, чтобы снизить риск обращения. Черт знает почему, но это действительно помогало. Даже не помню, кому из нас пришла в голову эта идея.

Однако при каждом переливании приходилось сталкиваться с массой неудобств. И дело даже не в том, как сильно расширялись зрачки Вал при виде свежей человеческой крови. В ее выдержке я не сомневался.

Тонкая игла, которую Рихтенгоф вводила мне под кожу, ужасно жглась. С развитием медицинских сплавов меня все меньше пугало серебро. Вторым большим минусом переливания стало ощущение похмелья. Часто сразу после принятия человеческой крови я убегал в туалет или на следующий же день падал в лихорадке и валялся в кровати до тех пор, пока мой организм не соглашался, что новые клетки крови не такие уж и противные.

Ну а третьей и самой большой занозой в исподнем стало то, что Вал запрещала мне пить. Алкоголь негативно влиял на качество крови, снижал самоконтроль, и я мог запросто пустить под откос все переливание одним бокалом виски. Если иглой в руке меня напугать нельзя, то сухим законом – ой как можно.

Со временем мы сократили количество переливаний. Последний раз я получал человеческую кровь больше двух месяцев назад. Пусть так оно и остается, хочу попробовать справиться со своими демонами самостоятельно.

– Один раз я почти превратился.

– Сколько раз говорила, чтобы ты не пил перед сном!

– Мне плохо спалось.

– Не ищи оправданий своему алкоголизму. – Вал отводит взгляд, наблюдая за бригадой, толпившейся вокруг кофеварки. – Хотя главное, что ты сдержался. Возможно, когда-нибудь мы найдем способ полностью подчинить твой неуправляемый рептильный мозг. И чужая кровь тебе не потребуется.

– Звучит здорово.

Мое внимание привлекает хруст гравия под колесами увесистого черного внедорожника, приближающегося к посту охраны. Вал тоже заметно напрягается, заметив подъезжающую машину.

– Кого это сюда принесло? – спрашиваю я.

– Служебная, – быстро отвечает Вал, выбрасывая стаканчик в урну. – Начальник станции. Мы вовремя успели.

– Давай свалим куда-нибудь в тень.

– Согласна.

Внедорожник въезжает в послушно распахнутые железные ворота. Мы даем неплохой крюк и встаем за железной стеной блока, спрятавшись под навес. Вал останавливается так резко, что я врезаюсь в ее спину, едва не расплескав горячий кофе.

– Смотри, – шепчу я. – Это у него аллергия на лесников?

– Ага. – Вал прищуривается. – Лицо знакомое, но вспомнить не могу.

– И чем ему лесники не угодили?

– Пойди спроси. Но Байрону нужны деньги, он сильно сюда рвался. – Вал усмехнулась. – Твой спектакль, возможно, спас его от финансовой ямы.

Из внедорожника выпрыгивает сначала водитель, суховатый старик с седой козлиной бородкой. За ним появляется среднего роста крепкий мужчина. Мне не удается хорошо его разглядеть – мешают солнечные очки на половину лица и шляпа, тень от которой закрывает все остальное. Роскошный зеленый костюм отдает духом мафии – цепи, медальоны, черные перчатки. Отряхнув брючину, он шагает в сторону станции.

– Джон Уоллес, – тихо говорит Вал.

– Вырядился как Коза ностра. Он кто вообще такой?

– Не особо за ним слежу. Знаю только, что инвестор. Вкладывается в селекционные исследования.

– Посреди леса?! – Я фыркаю. – И что, он тут новые сорта елок выводит?

– Хороший вопрос.

Пару долгих минут мы ожидаем возле стены, буравя взглядами блок станции. Через минут пять оттуда появляется огромная фигура Байрона Хэлла. Он торопливо проводит рукой по коротко остриженным белесым волосам и чуть не падает с крыльца. Явно перенервничал во время моего спектакля. Ему еще и финальную часть собеседования сейчас устроили.

Когда Байрон замечает нас в тени навеса, то останавливается, забыв, куда шел. Его круглое загорелое лицо озаряет дружелюбная улыбка, в синих глазах искрится благодарная радость.

– Зайцы вы мои! – радостно восклицает Хэлл и стискивает меня в медвежьих объятиях так основательно, что у меня даже очки с носа съезжают. – Ох, не знаю, как вас благодарить-то теперь. Ты просто гений.

– Стараюсь, – хрипло выдавливаю я.

– Прости!

Хэлл выпускает меня из своей мертвой хватки и протягивает увесистую ладонь Вал.

– Рада, что смогли тебе помочь, – говорит вампир, и они обмениваются рукопожатиями. – Они тебя взяли?

– Уоллесу как будто резко стало не до инспекций. – Байрон вздыхает. – Он просто спросил у меня, кто это такой приезжал на станцию. Я ему так и ответил, что врач Вальтерия Рихтенгоф. Он хотел с тобой пересечься, но я смекнул, что нужно соврать. Сказал ему, мол, вы уже уехали. Похвалил, что я нашел своего специалиста вместо вызова скорой. Так-то.

– Как документы? – спрашивает Вал.

– Ой, пять баллов! – Хэлл сияет. – Не знаю, чего ты там переписал, Бруно, но они сказали, что такого охранника надо брать с окладом повыше. С вами мне ни черта не грозит. Спасибо.

С Байроном Хэллом мы были знакомы уже много лет. Это был один из немногих людей, знавший нашу тайну и не пытавшийся ее выдать. До этого мы относились к охотникам как к машинам для добычи трофеев, но Хэлл заставил нас совершенно иначе взглянуть на все человечество. Он трепетно любил природу, оружие использовал лишь для самозащиты и был, скорее, опытным рейнджером или егерем, чем зверобоем. Неудивительно, что мы быстро сдружились и нашли общие темы для разговора.

И когда ему потребовалась работа в частном научном проекте, мы с радостью помогли. Уоллес, как оказалось, не брал на работу людей с опытом лесника, а документы Байрона уже попали к нему на стол. Пришлось тихо навести порядок в послужном списке Хэлла, начав день с театральной постановки.

– Мы тогда поедем, – говорит Вал. – Не хотелось бы пересечься с Уоллесом и испортить впечатление. Там и так не все особо в историю с обмороком поверили. Да и какой-то свой врач вместо бригады скорой помощи… Белыми нитками шито, будет лучше, если все об этом забудут.

– Ну, давайте прощаться. – Хэлл снова стискивает меня как куклу, и я издаю звук собачьей резиновой игрушки, на которую со всей силы наступают пяткой. – Буду рад вам в любое время, заходите в гости!

В росте я сильно уступал Хэллу, упираясь ему взглядом куда-то в грудь. Одно радует, я еще не самый мелкий, Вал была почти на целую голову ниже.

Если снова этому вслух порадуюсь, то моя звезда закинет меня в лес, и рост ей не помешает.

3

Мы вернулись обратно в город по запруженному машинами шоссе – час-пик даже в нашем маленьком Сьеррвуде ощущается скверно.

Почти всю дорогу до моего дома мы провели в молчании. Я устало поворачивал ручку радио, стараясь ловить только те песни, которые мне нравились. Наткнувшись на "Beggin you", начинаю громко подпевать и барабанить рукой по всем поверхностям, до которых дотягиваюсь. Вал не обращает никакого внимания и просто устало смотрит на дорогу, давно привыкшая к моим неистовым танцам.