– Черт возьми, а это откуда вы знаете?

– Вот, это все спесь ваша господская. Разве вы заметите какого-то рулевого? Это ведь так, просто приложение к рулю. А это, между прочим, такой же человек, как и вы. С ушами и разумом, и вполне способен понять ваш разговор с капитаном. Я достаточно ответил на ваш вопрос?

– А что будет с капитаном и офицерами? – произнес Вильчек с беспокойством.

На палубе выстрелили и раздались крики.

– Полагаю, что джентльмены нашей новой команды имеют к ним вопросы и судьба их не завидна. Как говорили римляне: Faber est suae quisque fortunae (каждый сам кузнец своего счастья). Вас должна интересовать собственная судьба, – наткнувшись на недоуменный взгляд пленника, пояснил. – Да, да мистер, я не всегда был моряком. В детстве я учился в школе и могу разговаривать так, что не отличишь от благородного. Но ближе к делу. Так каков будет ваш ответ мистер? Мы нашли штурмана или его еще искать?

Нож теснее прижался к шее. Звуки схватки на палубе стихли. Все – понял Вильчек.

«Умереть? Это легко… В сущности, вся наша жизнь – это просто путь к смерти. Жизнь не важна, важна честь. А если она еще у меня? Нда… В сущности, я такой же изгой, как и эти матросы. Стоит попасть в руки силезского правосудия и как минимум десять лет каторжных работ мне обеспечены, конечно, если старый Хохберг не доберется раньше. Господи да я такой же как они…

Старый Хохберг, старый Хохберг. Мразь… Нет… даже на том свете у меня не будет покоя пока жив этот мерзавец».

– Вы доверите мне прокладывать курс корабля? – деланно безразлично произнес Вильчек, – А если я выведу вас на рифы?

– Ну если вы не получите в бок от меня, то попадете в руки правосудия, и что-то мне подсказывает, что вы хотите встретится с ним не больше, чем мы. Уж больно вы поспешно погрузились на корабль, да и плата за перевозку была немалая, но вы ее заплатили не торгуясь. Я прав? – проницательный взгляд будущего пирата не отрывался от лица Вильчека.

Молодой человек несколько мгновений смотрел на пирата, потом выдохнул, так ничего и не ответив.

Пират отрывисто захохотал, словно залаял.

– Я прав, ром и гром! – произнес с убежденностью, – Так каков будет ваш ответ?

– Да.

«Вот я и докатился до судьбы морского разбойника. Господи, что бы сказал отец!»

***

За несколько лет до дуэли Вильчека с фон Хохбергом.

От удара в живот Джеймса Вольфа согнуло, но он не упал – не мог, вывернутые в лопатках, связанные над головою руки его были подтянуты к перекладине на потолке ремнем; из глотки вырвался звук, схожий с тем, какой издавали на ферме отца свиньи, когда специально приглашенный для этого дела забойщик бил их точно в сердце ножом.

Некоторое время обнаженное тело в свежих синяках раскачивалось, спутанные пряди длинных волос, мешаясь с бородой, закрывали лицо. Грязные ноги, с судорожно вытянутыми пальцами едва касались земли.

Пахло сыростью, человеческой болью и испражнениями. Свет из зарешеченного окошка под потолком выхватывал из тьмы паутину в углах камеры, мусор на каменном полу и стол напротив со стулом.

– Зачем, зачем вы меня бьете? – захлебнулся в крике узник, – Я же все вам сказал, ну не знаю я дороги на базу, не знаю! Я блуждал четверо суток пока не наткнулся на стойбище сиу! Я просто не знаю туда дороги! Почему вы мне не верите?

– Потому что ты белая обезьяна и падаль! – в голосе следователя слышно презрение.

– Ну так убейте меня, убейте! Только не мучайте больше! – жилы узника надулись от натуги, голова упала на грудь.

Следователь, по виду типичный англичанин, дюжий, с квадратным лицом, только с высоким «ирокезом» на голове, некоторое время глядел Джеймсу на проступающую плешь меж всклокоченных грязных волос. Потом подошел, рука приподняла за волосы голову узника.

– Shit (дерьмо) ты белая мразь, – проорал в лицо, обдав запахом зубного порошка, – столько лет прятался от нас и прятал расположение ракетной базы, да за это тебя не бить надо, тебя, fuck (твою мать) на кол посадить надо, ты понял, белая мразь?

– Что я вам сделал? – тихо произнес узник, – Я никогда не делал ничего плохого индейцам. Я старый и больной человек, зачем вы меня мучите?

– Мы никогда больше, слышишь shit? – бешено закричал похожий на белого индеец, – Мы никогда больше не дадим вам сделать с нами то, что вы делали раньше!

Во всем – в словах, в жестах, в интонациях, с которыми индеец обращался к узнику, сквозило презрение. И ненависть. Ну как же, ему, настоящему навахо приходится обращаться к… белому. То есть, к отбросу. К червяку. К пыли под ногами. Но вот так получилось, что приходится с таким говорить… и как же это мерзко.

Следователь ударил кулаком в синие-землистый, ввалившийся живот узника. Джеймс ахнул, вопленно закричал, брызгая слюной.

– Я ни в чем не виноват!

Но тут удары посыпались градом, тело закрутило по камере.

Хлопнула дверь. Заговорили на повышенных тонах по-индейски. Узник поднял воспаленные глаза.

Вошедший выглядел типичным индейцем. Лицо цвета выжженной земли и волосы без ирокеза, отливали иссиню-черным. Глаза прищурены. Куда смотрят, непонятно. Рот как трещина. В одном жилете поверх пестрой рубашки.

Первый индеец вскинул руки к потолку в протестующем жесте, одарил узника многообещающим взглядом и, пулей выскочил за дверь.

Новый следователь подошел вплотную к узнику. Жесткие, как клещи, пальцы схватили несчастного за подбородок, повернули. Каждое движение этого навахо, так же, как и первого было исполнено твердой силой и уверенностью. Так обычно ведут себя люди у власти, выработавшие особую осанку, манеры и походку.

– Ну что, мистер Вольф, не солгал, в указанном тобой районе нашли базу. Хвалю.

В руке следователя мелькнул нож, одним движением перехватил веревку, удерживающие руки узника. Он бы рухнул на пол, если бы индеец не подхватил его и не помог сесть на стул. Сам уселся напротив за стол.

– Мистер Вольф, я уполномочен сделать вам предложение, от которого вы не можете отказаться, – индеец помолчал, наблюдая за узником «рыбьими», безэмоциональными глазами, – нам нужны люди, которые смогут оживить вашу базу. Вы нам подходите. Как вы смотрите на то, чтобы поработать на нас? Если вы отработаете добросовестно, мы готовы предоставить вам статус почетного навахо. Что скажите мистер Вольф?

Узник ненавидел своих пленителей, ненавидел до судорог и боялся.

– А если я откажусь? – едва слышно прошептал.

Губы следователя раздвинулись в «волчьем» оскале.

– Тогда я уйду, а меня заменит коллега, который разговаривал с вами до меня. И он либо убедит вас поменять мнение или осуществит свои мечты. Он рассказывал вам свои садистские фантазии насчет кола в зад? Хммм… Вы знаете, он настоящий маньяк. Иногда, – голос индейца приобрел почти доверительные интонации, – мне кажется, что, когда он сажает людей на кол, он кончает, словно от женщины… Ну так каков будет ваш ответ?

Вольф не сомневался, что индеец самым хладнокровным образом использует его. И сцена с избиением всего лишь призвана расположить узника к «доброму» следователю. Но такова се ля ви. Сам он в подобной ситуации тоже не маялся бы излишним гуманизмом. «Beggars can't be choosers.» (нищие не выбирают).

– Да.

– Ну вот и отлично. Сейчас вас отправят в гостевой домик, вы отдохнете и, думаю на следующей неделе отправитесь на свою старую базу. Там вам предстоит много работы.

***

Лорд Дадли с силой потер нудно ноющую грудь. Чертова грудная жаба! Старость не радость… Ну ничего, вернется в Лондон, покажется доктору Постелю. Он человек знающий: пять лет обучался на врачебном факультете московского университета, это понимать надо! Не хуже докторов из проклятого Mastergrad! Если уж он не поможет, то остается надеяться только на Божью помощь. Все волнения, которые так вредны организму, все из-за них! Проклятые moskovits!

Порт города Гавра – главной базы французского флота на атлантическом побережье, переполняли корабли: и военные и гражданские «купцы». Плеск волн и голоса морских птиц, непонятного происхождения трески, стуки и крики смешивались в знакомую каждому моряку какофонию порта. Частым лесом вздымались у причальных стен в хмурое, зимнее небо высокие мачты с паутиной снастей и трубы новомодных параходофрегатов, покачивались на ветру высокие, с резьбой, кормовые части. Почти до грязной, усеянной портовым мусором воды свисали полотнища флагов – французских, голландских, английских. У нескольких пирсов качались на волнах убогие рыбацкие суденышки.