— Ах ты, жучка! — разворачиваюсь и легонько толкаю Смирнову плечом, отчего она тут же падает в сугроб, как легкий фантик.

— Я так не играю! — возмущается Женя, проваливаясь глубоко и пытаясь выбраться.

— Вот и отлично, — киваю, поджигая и бросая в дрова роллы для розжига. — Шашлык будешь?

— Конечно! Какая зима без шашлыка? — отвечает она запыхавшись от усердия.

Тяну ей руку. Вытаскиваю из сугроба рывком. И тут же толкаю обратно.

— Криопроцедуры, Женя. Я злопамятный. Динозавров никогда тебе не забуду.

— Да они наверное из-за вас и вымерли, — ржет она из сугроба.

— Смирнова, сейчас ты тут до весны останешься лежать. — рычу, снова подавая ей руку.

— Нет, спасибо, — игнорирует она мою руку, ворочаясь в снегу. — Я как-нибудь сама.

Женя разворачивается на живот и пятится жопой на меня. А мне так хочется ей по этой самой жопе!.. Да ладошкой!.. Едва сдерживаюсь. Все же, она не знает, на сколько мы с ней на самом деле близки.

— Ты что, снеговика решила слепить? — поддразниваю её, глядя, как она возится.

Женька распрямляется и комкает в руках шар из снега.

— Если кинешь в меня, снова будешь загорать, — хмурюсь, но на губы лезет дебильная улыбка.

— Это голова для снеговика, — щурится Женька, будто не боится моей угрозы.

— Ну давай, слепим этого красавца, — говорю миролюбиво, подходя ближе.

Вместе начинаем лепить снеговика, она командует, я подкатываю огромные шары снега. Развлекаемся, как дети. Её смех звонко раздаётся вокруг, и это согревает похлеще костра.

Снеговик получается кривой. Вместо глаз ставим угли из костра. Ими же рисуем рот. Получается страшным, как пугало.

— Надо нос сделать. Есть морковка? — говорит Женя, довольно глядя на снеговика и переводя дыхание.

Поправляю ей шапку, съехавшую на глаза.

— Лень идти за ней. Ну... давай из ветки, что ли, сообразим? — отвечаю, нахожу кривую короткую ветку и вставляю её на место носа. — Теперь он выглядит ещё более устрашающе.

— Страшновик! — смеётся Женя, упирая руки в бока.

— Пугавик, — предлагаю свой вариант, обнимая ее за плечо. Снова ощущаю, какая она маленькая и хрупкая под огромной курткой.

Отвлекаюсь, насаживая мясо и раскладывая шампуры над огнем.

В какой-то момент понимаю, что Женька притихла. Оборачиваюсь и в меня тут же прилетает снежок. Попадает прямо в плечо.

— Ах, так? — притворяюсь обиженным, набираю горсть снега и кидаю в ответ.

Начинается снежная битва, снежки летят в разные стороны, я пытаюсь поймать Женю, а она визжит и убегает, неловко путаясь в валенках.

— Смирнова, ну-ка иди сюда! — смеюсь, подбирая ещё один снежок.

— Ни за что! — кричит она, выглядывая из-за сугроба и тут же прячась обратно, когда снежок пролетает мимо.

В один момент мне удаётся её настигнуть, я кидаю её в сугроб, и она падает туда с громким смехом. Засыпаю её снегом, и она не может выбраться, кричит, что я несправедлив.

— Всё, сдаюсь! — смеётся она, пытаясь выползти. — Роман Петрович, так нечестно!

— “Нечестно”, Смирнова, это пообещать мне называть меня Романом, а потом опять величать по батьке. — выдыхаю хрипло и выдергиваю ее из сугроба, рывком притягивая к себе за бушлат.

Женя спотыкается и падает в мои объятия, обжигая горячим дыханием шею. Опускаю взгляд на ее губы и резко поднимаю обратно на глаза. Тону в них.

— Сдаюсь, — тоже хрипло шепчет она, глядя на меня, как мне кажется, с восторгом. — У меня снег в штанах.

Смеюсь, подхватываю её на руки и тащу в баню. Из открывшейся двери валит пар. В нос бьет запах яблоневых дров.

— Ммм, — тянет Женька воздух носом, смешно шевеля им, как маленький барсук, — вот это да!

— Давай, — ставлю ее на ноги и, не удержавшись, подталкиваю ладонью под задницу, — иди переодевайся. Там халаты висят. Я сейчас мясо дожарю и пойдем попаримся.

— А я же без купальника, — оборачивается она ко мне растерянно.

— Значит, будешь без купальника. Не переживай, я ради поддержки, так и быть, тоже буду голеньким. — подмигиваю.

Под ошарашенный взгляд Жени, с хохотом закрываю дверь и иду следить за шашлыком.

Роман Петрович возвращается с подносом, на котором дымится мясо. За ним следует бутылка коньяка и несколько тарелок с салатами. Он ставит всё на стол, и я вижу, как пар от мяса поднимается в воздух, наполняя баню ароматом, от которого текут слюнки.

Я уже успела переодеться в халат, а мои вещи висят рядом и сушатся. Мы быстро накрываем на стол, и начальник подмигивает:

— Ну что, Смирнова, будешь коньячку для согрева?

— Да ну вас, я еще от вчерашнего не отошла, — качаю головой, но он ухмыляется ещё шире.

— Слабо? — подмигивает мне. — Или боишься?

Ну вот, началось. Брать на слабо — это, конечно, по-нашему. Я закатываю глаза, но не выдерживаю.

— Ладно, давайте, но только не много, — сдаюсь и беру маленькую стопку, а он наполняет её янтарной жидкостью.

Выпиваем по паре рюмок. Коньяк согревает, и на душе становится еще теплее. Мы едим мясо, и я не могу удержаться, мычу от удовольствия.

— Роман, вы просто гений кулинарии! Это самое вкусное мясо, что я когда-либо ела.

— Да ладно тебе, — смеётся он, но видно, что ему приятно. — Этот рецепт мне рассказал один охотник, когда я путешествовал по Алтаю.

— Вау! — восторгаюсь. — Расскажите про Алтай.

Роман Петрович очень увлекательно рассказывает о своих путешествиях. Мы незаметно выпиваем еще по несколько рюмочек и меня расслабляет, а он вдруг хлопет в ладоши и нетерпеливо потирает руки.

— Ну что, Смирнова, пойдём в баню?

Я смущённо мотаю головой.

— Я не буду париться в чем мать родила.

Он бросает на меня спокойный взгляд и ухмыляется:

— Полотенце сойдёт? Трусы можешь оставить, но лифчик лучше снять — там застежки металлические, в парной не очень безопасно, ожог заработаешь. — Откажешься от моей крутой бани, потом всю жизнь будешь жалеть, что из-за какого-то купальника себя такого удовольствия лишила. Я парю еще лучше, чем шашлык готовлю.

Смотрю на его хитрый взгляд и машу рукой.

— Ай, ладно! — не знаю, что во мне говорит, смелость или коньяк, но мне на самом деле очень хочется сходить с ним в баню.

Я и не думала, что у моего начальника такая насыщенная жизнь вне работы. Он много путешествует, занимается спортом, а еще очень увлекательный собеседник. Я бы, наверное, бесконечно слушала его истории.

Беру полотенце, оборачиваюсь отвернувшись. Роман Петрович делает то же самое, только вокруг бёдер. Мы направляемся в парную, и там, в тепле, чувствую, как растекаюсь по деревянному настилу от кайфа и релакса. Даже разговаривать лень, поэтому какое-то время просто молчим. Дышу горячим ароматным воздухом и понимаю, что это лучший новый год за всю мою жизнь.

— Давай, я тебя попарю, — говорит Роман Петрович, поднимаясь.

Я, честно говоря, не была к такому готова, поэтому немного напрягаюсь.

— Полотенце снимать нужно?

— Ну, вообще-то да. Не стесняйся, я отвернусь.

Он отворачивается, и я, закусив губу, аккуратно ложусь грудью на лежак, стараясь прикрыть бедра полотенцем. Раздаётся плеск воды и шорох листьев. Понимаю, что это Роман Петрович взял веник в руки. Вдруг полотенце съезжает с моих ног.

— Эй! — восклицаю я, понимая, что это начальник стащил его.

— Расслабься, Смирнова, всё нормально, — слышу его смех. — Ты же в трусах.

— Да там не трусы, а название одно, — стону смущенно, но когда моей кожи касается горячий воздух, разгоняемый взмахами листьев, тут же замолкаю и забываю о такой мелочи.

Чувствую, как веники то и дело касаются моей кожи. Тепло распространяется по спине, ягодицам, ногам. Потом удары становятся пожестче и я кряхчу от истинного кайфа. Кажется, вот-вот засну как младенец.