Главными и наиболее сохранившимися являются храмы Ангкор Ват, Та-Кео, Та Прохм, Байон.

Именно на стене Ангкор Ват, помимо многочисленных вырубленных лазерной указкой каменных сказаний, есть изображение — динозавра-раптора, чьи передние конечности гораздо короче задних…

А на внешней стене храма Та Пром имеется прекрасно сохранившийся, четкий и красивый барельеф — стегозавра, чей лик трудно представить испорченным видом другого живого существа. Даже число хребетных пластин-гребней у фрески совпадает с его окаменелыми останками…

Прасат Байон — храм, имеющий значительно сходство с трехуровневой пирамидой - мастабой. Его великолепное украшение представлено пятьюдесятью четырьмя башнями. На каждой из них по четыре лика Бога (богов?) каждый из которых смотрит на свою часть света. Все лица похожи. Все лица разные. Кроме того, в зависимости от времени суток лики меняются, становясь то ужасными, то милостивыми. Говорят, что именно эта четверка управляет всем миром. Миром Запада, Севера, Востока и Юга. Они равны. Они вечно творят добро во имя зла, и зло во имя добра. Они развивают мир, который, подобно свергнутым ими нагам,медленно, спираль за спиралью ползет вверх, к вершине. Но даже среди равных есть тот, кто Бессмертен, кто не умрет никогда, пока спираль Галактики не закрутится в толстый неразматываемый клубок звезд и не превратится в черную дыру, уйдя, наконец, в ничто…

У храма есть еще одна тайна.

На его стенах изображена великая мать и полубогиня Апсар (Астинь), родившаяся жрицей при великом храме Матери всех богов.

Кхмеры считают, что ее любил тот самый Бессмертный, который подарил ей детей, размножившихся на новой, после очередной смены эпох, чистой планете.

Неназываемый, или, по-другому, Лжец и Астинь любили друг друга. Их любовь была чиста, как розовый молодой лотос. Но годы шли, и Астинь постарела. Однажды она увидела свое отражение в озере и ушла, спряталась от возлюбленного, дав ему свободу этим своим поступком. Она прожила еще очень долгую жизнь. Сердце ее и тело ее превратилось в прозрачный камень, который с течением эпох стал красным и потерял признаки чистой любви. Теперь камень собирает души, чтобы наполнить себя жизнью, расколоться и дать новую юность той, которая так любила. Кхмеры называют красный камень камнем отчаянья и боятся приближаться к нему.

Древние надписи на стенах храма Байон говорят о шахте на третьем подземном уровне, в котором хранится жуткое чудо. И, действительно, все, кто спустился вниз, обратно не вернулся. Сегодня вход закрыт, тщательно залит бетоном и … охраняется.

Гуаньюй (Гуань Юй) — бог богатства, войны и литературы.

Глава 31

Хроники Особого отдела — 2.

Глава 4.8. Кто на что способен.

От нудных переездов и изматывающей жары ближе к вечеру у мистера Киссенджера появлялось чувство обреченности. Деятельный американец устал и клял себя самыми последними словами за придуманную и осуществляемую им самим никчемную авантюру.

«Сто лет жизни…? — в который раз вопрошал он себя. — Может быть, без попадания на эту раскаленную сковороду мне было отмерено сто десять? Или жизнь с инсультом до ста… Мне это все было надо? Да и кто меня встретит в проклятом всеми богами Ангкоре?»

Вечерами, когда немного спадал зной, он переодевался. Сначала снимал рубаху, неизменно выбрасывая ношенную. После чего с циничным удовольствием наблюдал, как сопровождающие за нее дерутся в кровь. Следом наступала очередь носков, и «вишенкой на торте» шли белоснежные трусы. Его единственное развлечение…

«Докатился», — посмотрев очередное представление, вздыхал Генри и лез под противомоскитный полог.

Наконец, наступила последняя ночь пути. Не спалось. Ворочаясь в гамаке,путешественник ухитрился ослабить один из крепежных шнуров. Тот, естественно, перекосило. Тело, столь же естественно, устремилось к земле – в полном соответствии с законами тяготения. Пришлось вставать.

Вокруг тлеющего костра сидела охрана. Генри взял одно из лежащих рядом ружей. Осмотрел. Проверил, не сбит ли прицел. Вздохнув, опустошил магазин и,улыбнувшись чему-то давнему, близоруко щурясь в свете тлеющих углей, тщательно протер все пять патронов. Вновь зарядив ружье, поставил на предохранитель.

Охрана пользовалась новенькими «АК-47». Он же привёз с собой свое, надежное, отцовское…

Еще до рассвета переехали по скрытому броду реку. А с первыми лучами, наконец, стали появляться каменные очертания гигантских строений, так тщательно замаскированных природой, что Киссенджеру поначалу сложно было отличить их от холмов. В еще не остывшем от предыдущего раскаленного дня воздухе слышался жалобный заунывный крик. Коршуны летали над дорогой.

Эти желтоклювые падальщики весь бесконечный путь выполняли при отряде роль канализации — неблаговидную, но полезную.

«Ждут», — злорадно подумал Генри, прислушиваясь к урчащему кишечнику (запасы лоперамида заканчивались быстро и неотвратимо). Потом искатель приключений взглянул на медленно выплывающее солнце и перевел взор на долину перед ним. Прямо в зарослях на берегу речушки амфитеатром расположилась маленькая лагуна, с аккуратным галечным пляжем и огромным темным камнем, похожем на чью-то божественную голову, скатившуюся с каменного торса не одну сотню лет назад.

В этот первый после рассвета час среди заглушивших моторы грузовиков путешественник услышал низкий, горестный стон - свист покидающего гнездо бледнокрылого скворца и, вздрогнув, снял с плеча отцовское ружье.

Всего лишь скворец…

Сопровождающие его китайцы, сидя на корточках, молча ждали указаний. «Они не боятся, — мелькнула мысль. — Почему и чего боишься ты?»

Неожиданно из зарослей у лагуны вышел человек. Пульс у мистера Киссенджера участился.

Высокий светловолосый европеец приветливо помахал рукой и пригласил на хорошем английском: «Это вас мы ждём? Проходите, здесь тропа. Ян распорядился проводить вас. Остальные с грузовиками остаются здесь».

«Немец», — почему-то решил Генри, глядя на белобрысого встречающего.

***

Тропинка, ведущая через заросли кустов к отмели, была расчищена. Бывшему госсекретарю даже удалось пересечь зеленую границу, ни разу не споткнувшись.

Ожидавший его был не один. Чуть поодаль сидели еще трое мужчин и огромная чёрная собака.

— Кажется, вы были здесь первыми. В этой глуши, на мой взгляд, никогда не ступала нога человека. Здравствуйте, — и Киссенджер бодро протянул руку.

Поздоровались.

—Первыми? Не совсем! - проводник, представившийся Яном, с кривоватой усмешкой показал на две не обезвреженные растяжки на тропе.

Только тщательно культивируемая сдержанность дипломата не дала господину Киссенджеру шарахнуться прочь, как испуганному зайцу.

— Аккуратнее, — мурлыкнул проводник. — Это часто используемая дорожка. Мы в старом городе и почти у цели.

Природа, словно желая придать веса словам сомнительного гида, взорвала окрестности еще далеким, но уже весомым раскатом грома. Путешественники,разом задрав головы, с удивлением осмотрели серо-голубое небо без единого намека на облака. Потом так же дружно перевели взгляд на Яна – словно он мог как-то объяснить странное поведение природы.

— Поторопимся, господа, - только и сказал тот. - Наша миссия должна когда-нибудь завершиться. Не будем стоять у всех на виду, искушая судьбу, — проводник подхватил лежащие у его ног вещи и скрылся в кустах. Остальные со вздохами разной степени тяжести последовали за ним…

Только через час в нескольких километрах к югу, словно небесный отпечаток старого дагерротипа (1), на выцветшем от жары небосводе появились башни эмпирея (2) — горы из кучевых облаков.

Если бы путешественники умели летать, то они бы отметили, насколько земные и небесные башни похожи…

Почти у входа в центральную часть Ангкор Ват отряд накрыло штормом. Поднявшийся ветер вмиг запорошил путникам глаза и забил рты стремительно летящей пылью и листвой. Он пронзительно засвистел, потом завыл, превращаясь в ураган. А потом с неба рухнул водопад. Не дождь, нет, это слово даже и близко не могло передать мощи этого потока.