Как тут не вмешаться?!

Но за две недели тяжелейших боев регулярным китайским войскам удалось продвинуться только на 50 км. Наконец, ценой невероятных потерь, взяты и стерты с лица земли маленькие провинциальные городки Лаокай и Каобанг. Потеряв 60 тысяч пехоты, китайцы захватили город Лангшон. Путь на Ханой открыт. Осталось ничтожное по современным меркам расстояние - 141 км. Но 5 марта во Вьетнаме объявлена тотальная мобилизация. Вернули части из Кампучии. Вдоль границы с Маньчжурией Советский Союз развернул армию в 250 тысяч человек. Авиационная поддержка состояла из 600 бомбардировщиков и 380 истребителей.

17 марта КНР заявил, что «Вьетнаму преподан хороший урок», вывел все войска и объявил об окончании конфликта.

С мая по сентябрь в Кампучии ( пока туда не вернулись регулярные части Социалистического Вьетнама) направленные КНР хорошо оснащенные группы военных специалистов (численностью до 35 тысяч человек) целенаправленно разрушали и грабили таинственный город Ангкор-Ват.

Странная, непонятная, труднобъяснимая война, позволившая временно прекратить экспансию Вьетнама в Кампучию. И что искал (или нашел?) Китай в каменных джунглях заброшенного города!?

Глава 26

Хроники Особого отдела — 2.

Глава 4.3. Кто на что способен.

Она родилась стеснительной и росла замкнутой, потом была горячей, как раскаленная лава, и еще… она смогла стать податливым мягким воском в тёплых, больших и ласковых ладонях того любимого и единственного, которого познала.

Спустя неисчислимый промежуток между бесконечностью и вечно текущим временем ее желания, словно тысячелетняя вытекшая из жерла магма, остыли. Мысли и чувства превратились во множество прозрачных, похожих на слезы, но очень твердых камней, которые заполнили бездонный колодец, потерянный в неведомых лукоморьях планеты.

Твердые кристаллы ее небытия, попавшие в течение бесконечного Хроноса, соединились только затем, чтобы родиться вновь, став огромным шестнадцатигранным кристаллом, какого никогда не знал мир. Адское пекло времени выжгло все чувства, уничтожив даже примесь памяти, сделав из живой плоти чудо — прозрачный голубой окаменевший огонь.

Бездна, словно в издевку над несовершенством мира, изгнала его из глубин. А увидевшие волшебство аборигены совершили немыслимый для мягких двуногих подвиг, воздвигнув над своим оберегом миллионный город и храм. Жалкие сотни лет они, словно муравьи, слоями снимали почву вокруг, дробили камень, поливая потом и кровью землю ради своего идола.

А оно впитывало в себя их боль, оживая, но никогда не помогая суетливым существам. Онопросто не знало о них. Пламя спало беспробудным сном, питаясь соками живых существ, и никто, кроме погрузившего его в этот сон, не мог потребовать от окаменевшего огня воскреснуть и вспыхнуть новой любовью.

***

Наполненный острыми иглами ветер не пригнал с рассветом солнца, заставив граждан лицезреть свинцовое низкое небо.

Колючая плотная морось висела с раннего утра. И сейчас именно ее созерцала стоящая на крыльце и не решающаяся сделать первый шаг группа товарищей. Товарищей по несчастью.

А какое счастье – выйти из дома в эту демонову сырость? Под дождь и ледяные уколы злобного ветра – в стылую слякоть.

Только большие черные вороны, не расправляя аспидных крыльев, могли в такую погоду осилить перескок с покрытой патиной болотного цвета ближайшей крыши на соседнюю и не поскользнуться. И сейчас эти нахохленные птицы мрачно озирали группку людей, точно поджидая, когда те оступятся. Глядишь, и пообедать удастся…

Для несчастных путешественников, не сделавших еще ни одного шага в неизвестность, предупреждающие вороньи вопли были дополнительным испытанием. Будто их без того мало было.

Маленькая рыжая собачонка в руках у съежившегося жалкой тенью в углу крыльца Кесслера тяжело дышала, словно страдала астмой.

Илья, сильно осунувшийся, небритый и потерявший за сутки интенсивных сборов не менее пяти килограммов, был похож на скрюченный радикулитом мешок картошки, брошенный на мокрое крыльцо нерадивым садоводом.

Старый гвардии сержант громко сморкался в платок, а дверь смотрела на стоящих слезящимися глазами дворецкого - брауни, ведущего свой род от Волосатой Мег из Туллокгорма…

И только начальник Особого отдела был свеж, как огурчик.

Не обращая никакого внимания на отсутствие способности к передвижению его заранее отчаявшейся команды, он шустро выкатился на крыльцо:

— Чего стоим? Кого ждём? Вперед, товарищи!

Не дождавшись ответа (если не считать трех очень несчастных взглядов), Ян вытянул руку в характерном призыве Вождя мирового пролетариата, указав на ожидающий их кэб (1).

— Хаск ожидает нас! (2)

Илья раздраженно посмотрел на увлеченно декламирующего начальника и подумал, что Ян призван в этот мир самим Провидением и, несомненно, ниспослан ему Судьбой. В наказание?А за что?

Идеи полковника не в первый раз рвали артиллерийской канонадой жизнь. Ян, из-за каких-то только ему ведомых доводов, решил провести его и непутевого Бориса по кромке, показать кошмары мира, а после пережитых мучений оставить в неизвестности и недоумении, по - кошачьи свернув экспедицию.

Раздражение достигло максимума.

***

В этот раз путешествовали налегке. «Что не успели, то не надо!», — буркнул вечером Ян, скептически осмотрев покупки.

В итоге, когда таможенники открыли чемоданы, возникли некоторые вопросы. Работникам аэропорта было интересно.

Так, багаж Бориса состоял из десятка футболок и шортов, французского пробкового шлема, пяти книжек по истории искусств и кучи разнообразных флакончиков против ползающих и летающих насекомых. И если к репеллентам и футболкам таможенники отнеслись с пониманием, то наличие мини-библиотеки… кому придет в голову тащить в лес это? В принципе, бродить по джунглям, отбиваясь от насекомых книгами по истории искусств, никому не воспрещается. Но…Сверху, прямо на книгах, лежал плотный белый саван!

И это было совсем уж непонятно.

«В тропиках в нем ночевать удобно», — буркнул Кесслер пограничнику, предъявляя билет до Москвы и советский «серпастый-молоткастый» паспорт).

Все моментально стало понятно. А если даже и нет… Со странными гражданами из «империи зла» общаться не хотелось никому. И таможня тут же дала добро.

У Ильи в рюкзаке гремели алюминиевые миски, ложки (с просверленными в середине дырочками—для уменьшения веса), литровая бутылка подсолнечного масла, аккуратно завернутая в старый свитер, да опасная бритва, лежащая между парой сменного белья.

Офицер пропустил русского, не тратя слов. Лицо у него при этом было каменное, как у взятого в плен индейца племен сиу. Мало ли зачем пассажиру подсолнечное масло на борту самолета? Это не его, таможенника, дело, лично он, слава Богу, человек нормальный и в этой дикой России не живет.

В большом кожаном кофре Яна лежали вещи, аккуратно сложенные в пластиковый пакет,сачок для бабочек красного цвета, толстый том «Волшебника Изумрудного города» с иллюстрациями Владимирского и спящая рыжая собачонка, которая подняла голову и мерзко гавкнула. На стойку лег паспорт гражданина Великобритании.

«Ян Артур Джон граф Арундел герцог Норфолк», — значилось в нем.

***

Самолёт взлетел в сторону предзакатного моря, оставляя позади смутные воспоминания о тумане и сырости. Где то внизу мелькнула изрытая фьордами и похожая на праздничную открытку Норвегия, затем шумный немецкий Гамбург с вечно раскачивающимися на ветру красными фонарями на Репербане. Пока пассажиры дремали в креслах, «Боинг» поднатужился и пересек невидимую разделительную черту, войдя в воздушное пространство Союза Советских Социалистических Республик.