Хозяин машины, видимо решив познакомиться с круглой монументальной пластикой часовни, не доехал до отеля и остановился у арки перед входом.

Открылись двери. Из салона вышли двое.

Первый был среднего роста, плотный, с красным обветренным лицом и темными мешками под глазами, выдававшими то ли человека с заболеванием почек, то ли просто уставшего от бессонных ночей и работы. Несмотря на болезненный вид, в каждом его движении издалека были видны привычка повелевать и снисхождение к окружающим… двуногим-прямоходящим.

Второй, невысокого роста, жилистый и крепкий, был в хорошей спортивной форме, но,подражая своему спутнику, слегка сутулился. Насмешливая улыбка, не исчезающая последние двадцать лет, сформировала складки вокруг рта, и теперь даже светившиеся умом глаза не могли стереть впечатление: что-то не так в этом лице. Ощущалось в нем что-то необыкновенно хитрое, лисье… пугающее.

— Я хотел бы отнять у вас десять драгоценных минут, сэр, — сложилась в просьбу лисья улыбка.

— Десять минут? Генри, да пройдёт больше часа, прежде чем наша беседа вольется в нужное Вам русло, затем еще час вы будете медленно подплывать к цели, и я даю еще минут сорок на составленный вами многоступенчатый вопрос.

Сообщив данную информацию собеседнику, болезненного вида господин открыл дверь авто и глубоко уселся на кожаное сиденье, оставив снаружи длинные худые ноги.

— Ну что вы, у нас первое заседание в шестнадцать тридцать, а я не настолько бессердечен, чтобы не позволить вам отдохнуть и переодеться.

— А пообедать? Мой дорогой, вкусно пообедать — это самое важное в нашей профессии. Как говорил любимый мной Эркюль Пуаро, «серые клеточки надо питать». Я всегда придерживаюсь этой доктрины. А потому смелее, мой ответственный друг. Итак, ваш вопрос…

Собеседник сделал несколько шагов от машины и глубоко вздохнул.

В этом волшебном уголке, хоть и созданном когда-то очень давно руками трудолюбивого садовода, было очень сложно направить свои мысли в нужное русло и сформулировать речь таким образом,чтобы сидящий в машине господин понял его и… согласился.

Дорожка, засыпанная крупным речным песком, приятно шуршала, а струи недавно включенного фонтана невесомой пылью опускались в мраморные чаши, создавая гармонию окружающему миру. Человек посмотрел вперёд и увидел зигзаги тропинки английского парка, которая уже через каких-то пятьсот метров подводила к парадному подъезду отеля.

Еще один глубокий глоток воздуха.

— Мистер Рокфеллер я предлагаю вам пройтись… до обеда!

Из машины захохотали:

— Мой милый Генри, ты неисправим! Впрочем, это не самый большой недостаток! Ты прав. Пройдемся.

Два господина медленно шли, вдыхая полной грудью ароматы весны. Осталась позадистарая часовня, с ее слабым мерцанием затерянных во тьме свечей, посвященных ликам святых. Впереди их ждали запахи духов, которые ранней весной заменяли нежное благоухание растущих роз, и музыка, приветствующая гостей. Дорожка вела мимо оранжереи. Сквозь стекла были видны широкие простыни плотной белой пленки, словно саваном укрывавшей нежные тропические ростки..

— Я слышал, вы посетили Афганистан, — наконец приступил к основной части беседы мистер Генри Киссенджер.

Собеседник остановился.

— А у вас есть мужество, чтобы говорить со мной о подобном!? Я потратил много сил, неоднократно впадал в гнев, и даже был в ярости от своего бессилия. Трудно, очень трудно, мой дорогой друг, быть жертвой обстоятельств. Но еще страшнее стать жертвой времени. И я дал себе слово — клятву, которая привела меня в то забытое богом место.

— Я слышал, что это была не только клятва, — осторожно вставил Киссенджер. — Вы ведь добились своего?

— Вероятнее сказать, купил. Когда клятва дана, а цель близка, то быстро гаснет энтузиазм, нетерпение проходит, и мозг начинает думать.

— Вы уверены в результате?

— В наше время, дорогой Генри, нельзя быть уверенным даже в собственном имени. Но я почти не сомневаюсь — меня не обманули! А о чем мы говорим? — глаза Дэвида Рокфеллера таинственно заблестели.

Пятидесятитрехлетний, наделенный железным здоровьем и уверенно стоящий на ногах в мире бизнеса, Киссенджер вздрогнул.

— Мне бы тоже не помешала подобная клятва. Если время неумолимо уходит, а расстояние,разделяющее человека от момента рождения до момента исчезновения, так быстро сокращается…и через мгновение ты оказываешься лицом к лицу с неизбежностью. Может, как-то немного продлить путь?

— Вам не кажется, милый мой Генри, что вы просите о невозможном весьма больного человека? Я лишь предположил, как продлить свой путь, потом удовлетворено думал: «Я избран!» Но теперь, когда ко мне вернулась прежняя рассудительность, то, с горечью оглянувшись, я говорю: «Я проклят!»

— Но вы при этом не сомневаетесь в результате!

— К сожалению, нет… И я дам вам адрес. Но не говорите потом, что «мудрость не в седых волосах, они говорят только о старости».

***

Преподобный Гавриил Самтаврийский (Ургебадзе), в апреле 1979 года с амвона полуразрушенного храма недалеко от Тбилиси произнёс: «Шут погубит Украину!». Данный факт был зафиксирован старшим лейтенантом ГБ Грузинской ССР, протоиереем Мирианом Алибегашвили в своем донесении.

***

Если в мае вместо солнца с самого утра льет потоками холодный осенний дождь, грозящий перейти в снег; если под ногами вместо зелёной травки чёрное месиво из вылезшего на асфальт перегноя; если вместо запахов кофе из кухни тянет сортиром — то стоит ли ждать приятныхперспектив от начинающегося дня? Особенно если этот день воскресный, а тебя разбудили вопли малолетних преступников, по какой-то причине не отправленных на каторгу… то есть в школу!

Только не совсем принятое в обществе поминание Святой Троицы позволило Борису оторвать голову от подушки. Рядом, тихо матерясь, испытывала те же чувства его внезапно сильно беременная жена. Субботние посиделки с Яном у камина как всегда закончились для четы Кесслеровых утренней головной болью, по крайней мере для одного из супругов.

Только через час, после ударной дозы аспирина, трёх чашек кофе и рассола, выпитого из пустой серединки надкусанного соленого бочкового огурца, Борис смог без боязни сфокусировать взгляд. Взгляд, впрочем, уперся в зеркало и ничего доброго там не обнаружил. Зеркало мрачно транслировало фильм ужасов и сменить канал отказывалось. Память то ли еще не очнулась от алкогольной комы, то ли наоборот, проснулась и злостно дезертировала, так что воспоминаний о вечернем веселье как-то не всплывало.

Вялым кивком головы он поблагодарил безупречно выбритого Телицына и побрел по бесконечному коридору в гостиную, где-то в глубине души смутно подозревая наличие в этом общем для всех жильцов помещении некоего гнусного сюрприза, явно уготованного персонально ему злодейкой судьбой. «Мойры сплели сеть!»— откуда-то из глубин сознания всплыла мрачноватая фраза. «Ян, мать его..», — вздрогнув, вспомнил Борис. Предчувствия историка по образованию и белого мага (пусть и дилетанта!) по рождению редко обманывали его.

Но мужчине положено иметь самообладание и отважно встречать удары судьбы, и Борис мужественно двигался к неотвратимому. Он даже смог донести, не расплескав, кофе и шлепнуться на диван, прежде чем его настиг немилосердный рок.

Рок явился в лице Ильи, держащего в руках список покупок. Слегка выпученные глаза носителя этой важной бумаги выдавали крайнюю степень озабоченности.

— Ты еще не готов?!

Такое пожелание доброго утра настораживало.

Впрочем, ответа посланец судьбы и не ждал. Похоже, ему было не до того.

— Одевайся, времени в обрез, билеты на завтра, а купить надо чертову дюжину барахла!

Этот вопрос навевал еще менее радужные мысли.

Сделав осторожный глоток из чашки, Борис близоруко сощурился и произнёс:

— А куда билеты?

— На кудыкину гору! Куда! Туда! Хрен поймёт куда! Это ты у нас мечтаешь о заборе!