***
В большом кабинете горела только зеленая настольная лампа. Юрий Владимирович не любил много света. В сумерках хорошо думалось, а тени, которые сейчас лежали ровным геометрическим узором на полу, успокаивали.
Полчаса назад ему очень аккуратно сообщили о, наконец, выполненной просьбе. Личной. Секретной.
В далеких Бендерах на могилу, отмеченную только деревянной табличкой, легла белая плита: «Владимиру, от родителей». Ни фамилии. Ни даты смерти.
Юрий Владимирович знал, как тяжело умирал дважды судимый сын-карманник. Его тайна. Его страх. Его раздражение. И никакого горя.
Гадость. Неудачник, в 35 лет отправившийся туда, куда положено. От цирроза печени. Навсегда.
Прожужжал зуммер. Товарищ Антропов вздохнул, быстро забыв о мелких домашних неурядицах. Надо было принять серьезное решение.
Дверь открылась.
— Проходите, товарищ Леонов. Справка готова?
— Готов большой отчёт, Юрий Владимирович. Информации много. А вот кардинальных выводов мы сделать без вас не смогли...
— Докладывайте. Иногда вместе легче думать...
Леонов откашлялся, разложил бумаги перед собой, неторопливо надел очки и начал:
— В начале весны старинный Даниловский московский монастырь, вместе с прилегающими территориями, был выделен Московскому Патриархату. Патриарх Пимен, несмотря на неоконченные ремонтно-восстановительные работы, сразу после майских праздников отпраздновал шестидесятилетие восстановления патриаршества в СССР. Присутствовал епископат, представители всех монастырей и даже игуменьи из официально непризнанных, женских — Виленского и Грозненского.
По заранее оговорённой схеме, дабы никак и никогда не слиться с католическим миром, было провозглашено: сохранение старого календарного юлианского стиля; православие по всем пунктам, установленным ещё при Патриархе Никоне; церковнославянский язык в молитвах; пакт о неприятии установок, которые не устроят Православную Церковь на восьмом Вселенском Соборе, если таковой когда-нибудь случиться.
В центре католичества в это время исчез бывший премьер-министр, а Папа Павел VI, в 1976 году резко отвергавший обвинения в своих гомосексуальных отношениях, фактически признал их после мартовского похищения Альдо Моро «красными бригадами» (2) и в течение 55 дней молился, надеясь увидеть его живым...
Пимен же, в благодарность за резиденцию, открытую почти в самом центре Москвы, согласился послать в качестве представителя от РПЦ в Ватикан митрополита Никодима, еще в 1947 году, со студенческой скамьи, призванного на службу. Чуть позднее обговорили и помощь Ротову — заместителя, архимандрита Льва, завербованного 28 марта 1971 года самим отцом Никодимом.
Делегация от РПЦ прибыла в Рим 29 июля. Размещенная во флигеле рядом с Посольством СССР, и проинструктированная Никитой Семёновичем Рыжовым (3), делегация заявила о себе в Ватикане.
Юрий Владимирович поморщился: он не любил мужеложцев, в каком бы обличии они не находились, хоть бы и Пап. Нажав на кнопку селектора, Антропов попросил принести им с генералом чаю.
Увидев воду, Николай Сергеевич позволил себе мысленно улыбнуться и, положив три полные чайные ложки сахара в стакан, интенсивно размешал содержимое. Не терпевший спешки председатель КГБ поморщился.
— Попейте спокойно. Вот печенье. Люблю я наше «Земляничное», уж всяко лучше нового «Юбилейного» (4). Наше. Старое. Военное.
Леонов, уважавший новинку, вздрогнул, мысленно не соглашаясь с начальством. Откусил, медленно прожевал и, запив, продолжил:
— Священнослужители опоздали к встрече. 6 августа Папа изволил скончаться от обширного инфаркта.
Потом, выдерживая время, помолчал с минуту и, взяв второе кондитерское изделие, тихо сообщил в пространство. — Странная смерть.
— Но, — вновь увеличил децибелы генерал, — вместо запланированного ЦРУ Кароля Войтылы замурованные в Сикстинской Капелле святые отцы избрали венецианского 66 -летнего кардинала Альбино Лучани, прозванного «улыбающимся понтификом» — Иоанна Павла I.
Пока генерал развлекал себя жеванием, Антропов взял со стола автобиографическую справку, пробежал по ней взглядом и задумался...
«Никодим Ротов, (в миру Борис Георгиевич), 48 лет, патриарший экзарх, проверенный временем чекист, создавший фактическую сеть среди священнослужителей, позволяющую отслеживать любые попытки инакомыслия, не допуская грубых народных возмущений. Родился в деревне. Отец инженер. Мать из семьи священника. Окончил школу. Поступил в университет. Завербован. Заочно закончил семинарию. Возведён в сан епископа. Стал председателем отдела внешних сношений. Шёл по жизни уверенно. Играючи. После подписи, осуждающей деятельность Солженицына, его осудил епископат. Срочно был отправлен на лечение в госпиталь КГБ. Поставили инфаркт. В РПЦ простили... В 1974 году он уже президент Всемирного совета церквей. И вот триумф — 5 сентября он на аудиенции у Папы. Пьют кофе. Никодим представляет архимандрита Льва. Папа встаёт, подаёт Никодиму руку для поцелуя. В этот момент их фигуры окутывает густое облако. Снимков много. Шесть. Все нечеткие. Фигуры словно скрыты в неком полупрозрачном коконе. Там, за туманной завесой, Ротов целует пальцы с перстнем рыбака. Разгибается… и падает замертво,пытаясь показать на потолок... Что он видел? Что видел Папа, сказавший: «Jean Villaud ci ha confuso. San Pietro decise di unire Giuda e me il peccatore...» («Жан Вийо смутил нас. Святой Пётр решил соединить Иуду и меня грешного...») Чем смутил Папу могущественный статс - секретарь?
В переводе митрополита Льва слова звучали не как «смутил», а как «перепутал».
Яда при вскрытии не обнаружили. Абсолютно здоровое сердце просто остановилось. Причина смерти - «острая сердечная недостаточность». Труп вскрывали трижды. В Риме. В Москве. И потом ещё раз, уже по личному распоряжению Антропова. Ничего. Умер и все. Похоронен в Ленинграде, на Никольском кладбище. Иуда? А почему нет? Но 28 сентября по той же причине умирает и улыбчивый Папа.
— Все три смерти отъединяет только Жан Вийо, — отвлёкся Юрий Владимирович,услышав заключение генерала.
— Кто он? — тихо спросил председатель КГБ.
Генерал открыл было папку показать следующий документ, но Антропов встал из-за стола и подошел к окну. В московских окнах разливалось осеннее синее вечернее беспокойство. Народ спешил домой, торопясь укрыться от ветра в метро. Уверенно шурша колесами, желтые волги «такси» и чёрные «обкомовские» стройными рядами огибали строгий памятник одетого в шинель Дзержинского. В стране было спокойно.
— А как поживает Ян? — спросил он генерала.
Николай Сергеевич занервничал и почему-то начал сразу извиняться.
Начальство удивленно отвернулось от окна.
— Я что-то не так спросил? Группа особого отдела у нас в Лондоне, совсем не торопливо занимается проблемами Юго-Восточной и Центральной Азии. Вот пусть займутся ещё и этим самым Вийо и новым Папой... И попа их бесноватого к ним.
***
Союз Советских Социалистических Республик — огромный странный удивительный мир. Тогда в восьмидесятые все отдыхали приблизительно одинаково. Мерилом богатства служил ковёр на стене и хрустальная люстра из Чехословакии. Вот и ЦК Партии тоже отдыхало как все. За шашлычками и с водочкой. Они не хвастались друг другу у кого моложе жена, или длиннее яхта. Они просто жили…
В «Завидово» любили масштабно охотиться и вкусно есть. Под вечерние разговоры пили так полюбившуюся Леониду Ильичу после отпуска в Беловежской пуще «Зубровку» и, смеясь, слушали новые анекдоты от Подгорного, а чаще от Косыгина.
— Охота, подумаешь охота, нашли тоже сложное дело — наливай и пей! — улыбался, лично разливая настойку, Алексей Николаевич.
— Недавно заседали в бане Кутахов, Ефимов и Корнуков , — на полном серьезе рассказывал Николай Викторович. — И попарившись, решили: авиацию однозначно наградить; ракетные войска… поощрить; радиотехнические — не наказывать!
— На что ты намекаешь? — интересовался Леонид Ильич.
