– В целях расследования пресса пока не сообщает о кончине главы нефтяной корпорации. Но некролог уже готов и будет опубликован в ближайшие дни, – пояснил Бейкер.

Какой ценой ему удалось притормозить огласку, Томми старался не вспоминать. Пришлось даже подключить босса.

– Но как же… а наша лаборатория? – начал причитать мистер Эванс. – Мы сейчас на пороге невероятного открытия! И не можем все бросить на середине пути! – старик почти рыдал.

Томми неожиданно проникся сочувствием к погибшему миллионеру. Интересно, есть хоть один человек на этом свете, который искренне скорбит о его кончине? Супруга не проронила ни слезинки, детям вообще плевать, замы отчаянно дрались за кресло в опустевшем кабинете… И даже душка-профессор сейчас сокрушается о потере финансирования собственных исследований, а не о гибели несчастного Барриса.

– Мне необходима ваша консультация, – Томми резко перебил стенания ученого. – Накануне я направил вам результаты экспертизы морской воды. Заключение готово?

– Да, да, конечно, – рассеянно ответил профессор, не в силах собраться с мыслями. – Как же так… что же делать? – причитал он, щелкая мышкой. – Вот, нашел. В направленном образце, вне сомнений, вода Северного моря.

– Как вы определили?

– Только здесь водится разновидность асгардских микробов… – и профессор произнес длинное непонятное название, которое Томми с первого раза не запомнил. – Очень чувствительный вид. Малейшее изменение температуры – и он гибнет в течение двух часов. Процесс необратимый. Даже если вернуть их в привычную среду.

– Возможно ли установить время гибели бактерий, находящихся в воде?

– Да, конечно. У этих микроорганизмов есть необычные особенности… на каждом этапе жизненного и даже посмертного циклов происходят свои процессы…

– Когда погибли микробы из направленного образца?

Ученый уставился в монитор и защелкал мышкой.

– Не более двух суток, а если быть точнее, 47 часов назад. Гибель произошла 2 июня ориентировочно в 11 часов утра.

«А смерть мистера Барриса, по заключениям эксперта, произошла в девять утра. Значит, микробы попали в его организм живыми, продержались положенные два часа и издохли следом за миллионером… Очень интересно».

– Возможно ли разведение таких микроорганизмов в лабораторных условиях? Или содержание в домашнем аквариуме?

– Нет, это исключено, – замотал головой профессор, – мы много раз пытались разводить их в лаборатории, создавали просто идеальные условия, максимально приближенные к естественным, но ничего не получилось.

«Значит, привезти их в мегаполис в банке нельзя», – снова подумал про себя Томми, а вслух спросил:

– Вы уверены? Возможно, кто-то продвинулся в исследованиях немного дальше, чем вы? Какой-нибудь доморощенный гений?

Профессора нисколько не задел выпад Томми:

– Ох, молодой человек, если бы все было так просто. К сожалению, одних гениальных мозгов недостаточно. Любую самую прекрасную идею надо воплотить в жизнь. Для этого требуется проводить множество экспериментов. А они, в свою очередь, упираются в финансирование. Что теперь делать, ума не приложу. Даже если мы сократим все расходы, включая собственную зарплату, то сможем продержаться не более четырех месяцев… – Эванс опять начал причитать как бабка-плакальщица на похоронах.

Томми еще раз уточнил некоторые детали, но ничего полезного из разговора с ученым не узнал.

Уже возвращаясь обратно, он прокручивал в голове все возможные варианты. За профессором и его шайкой надо будет понаблюдать. Бейкер успел подсадить нытику Эвансу секретного жучка, последнюю разработку головастых ребят из его конторы. Пока не совсем легальную, но в этом были свои плюсы – про жучка в преступном мире еще не знали… Передается при рукопожатии, через поры попадает в кровь и своевременно сигнализирует о местонахождении носителя. Хотя интуиция подсказывала Бейкеру, что все его усилия напрасны. Профессор ни при чем и, несмотря на явный след в виде морской воды с микробами, к убийству несчастного Барриса отношения не имеет.

Узкий обшарпанный кабинет был под завязку забит пыльным барахлом. Вдоль стен выстроились громоздкие шкафы, полки и тумбы. Вся мебель была старая, с поцарапанными фасадами и скрипучими покосившимися дверцами. Со стороны казалось, что это не офис преуспевающей фирмы, а склад комиссионного магазина. И запах в помещении стоял тяжелый, старческий, с примесью валидола и нафталина.

На выгоревших стенах висели многочисленные награды, грамоты и вымпелы, а в углу за пыльной шторой притаилось знамя – бурое полотно с вышитыми золотыми колосьями. Это знамя хозяин кабинета получил в награду много лет назад, когда только начинал свой трудовой путь и возглавлял маленькое предприятие в поселке городского типа с непрезентабельным названием Зажопное. Название было древним и изначально подразумевало совсем не то, о чем подумали бы современники. Лет тридцать назад поселок все же переименовали от греха подальше. Но броское название «Заря коммуны» не прижилось, и всех жителей по привычке называли зажопинцами. К слову сказать, местных это совершенно не обижало.

Будучи почетным зажопинцем, мистер Бут проявил недюжинную смекалку, хитрость и изворотливость. И всего через десять лет его маленькое сельскохозяйственное предприятие переросло в огромный агрохолдинг. Километровые поля пшеницы, кукурузы, подсолнухов и прочих агрокультур уходили за бескрайний горизонт. На мистера Бута трудились тысячи наемных работников – они с утра и до вечера горбатились в полях, чтобы хозяин продолжал развивать свой прибыльный бизнес и приумножать капиталы.

Последние несколько лет аппетиты мистера Бута значительно увеличились, и предприниматель решил подмять под себя еще и животноводство.

Мелкие частные фермеры на все лады костерили ушлого зажопинца, но огромная махина агрохолдинга поглощало их хозяйства одно за другим, как большое ненасытное животное. Бывшие владельцы разоренных хозяйств спивались, другие навсегда покидали родные края, а парочка самых впечатлительных даже застрелилась.

Мистер Бут нисколько не сочувствовал погибшим соотечественникам, и мольбам о сохранении родового бизнеса тоже не внимал. В мире правят самые умные, хитрые и жадные, а мистер Бут сочетал в себе все вышеуказанные качества в гипертрофированном виде. О жмотстве богатейшего главы агрохолдинга слагались легенды.

Миллионер десятилетиями ходил в одном и том же затертом костюме и стоптанных кожаных ботинках. Машину не водил, пользовался общественным транспортом и даже там платить за проезд не торопился. При появлении контролера тайный олигарх позорно сбегал либо тыкал в нос проверяющему поддельное удостоверение инвалида. И после громкого скандала опять же сбегал, не заплатив ни копейки. Иногда он даже спрыгивал на ходу с подножки трамвая, рискуя попасть под колеса. Все контролеры уже знали в лицо склочного пассажира и старались с ним не связываться – выйдет себе дороже.

Вместе с многочисленной семьей мистер Бут проживал в маленьком доме на окраине города. Жену и домочадцев держал в черном теле, прислуги не имел и с удовольствием отоваривался на распродажах. Он наизусть знал цены на рынке, с пеной у рта торговался за каждую копейку и даже не брезговал покупать подгнившие овощи и фрукты, если те продавались со скидкой. Шикарный урожай с собственных полей миллионер поставлял в торговые центры за баснословные деньги и все вырученные средства снова пускал в дело. На счетах его фирмы скопились миллионы, но каждая копейка тратилась с умом и только с личного одобрения хозяина.

Мистер Бут обладал феноменальной памятью и был в курсе всех финансовых операций компании. Он с ходу мог вспомнить, что, кому и когда отгрузили несколько лет назад и какую выгоду при этом получила его фирма.

На зарплате сотрудников босс тоже нещадно экономил, но в связи с полным отсутствием конкуренции недостатка в рабочей силе аграрный холдинг не имел. Сельским работягам ничего не оставалось, как горбатиться за копейки на полях мистера Бута или навсегда покинуть родные края в поисках лучшей доли. Наемные работники втайне ненавидели жадного руководителя, но безропотно выполняли все его указания. Система штрафов и наказаний работала четко, безжалостные надсмотрщики поддерживали идеальную дисциплину и жестоко наказывали провинившихся. Сотни дронов кружили над полями, неусыпно следя, чтобы ни один, даже самый гнилой, помидор не был съеден или украден.