Снежна спала. Процесс укрощения надламывает девушек духовно и физически, и в свободное от побоев, угроз и насилия время они спят. По словам Рика, он лег рядом, по картинке из подсознания – сверху, и прильнул к губам несчастной.

Снежна проснулась: сопротивляться страшно, ко от мысли, что мучения начнутся снова, еще страшнее.

Напряженная, словно струна, девушка приготовилась к очередному испытанию, а потом увидела, кто перед ней.

Доля секунды – и запуганная, боящаяся пошевелиться жертва превратилась в дикую кошку, которая бросилась на Рика, осыпая громкими проклятиями. Чуть глаза не выцарапала: Клидеро остановил ее буквально в паре сантиметров, схватил за руки и прижал к дивану.

По девушка не успокаивалась: плевалась и кричала: «Иуда! Ублюдок! Обманщик! Чудовище!»

Клидеро разозлился: в конце концов он хотел только секса; ничего особенного по сравнению с тем, через что она уже прошла. Он попытался объяснить это Снежне, однако та дралась, словно бешеная. Подробности размывались и теряли отчетливость как в рассказе Рика, так и в его воспоминаниях. Я видел агонию: его рука поднималась и опускалась, ключи бились, подобно цепу, и при каждом движении по запястью растекалась мучительная боль. Я видел секс: развязка получилась судорожной, словно эпилептический припадок, но в сознании Клидеро все смешалось так, что нарушилась последовательность событий. Он не знал, не хотел знать, не позволял себе лаже думать о том, была ли девушка жива, когда он наконец разрядился.

Осознав, что натворил, Рик забился в панике, которая даже в воспоминаниях ощущалась почти так же сильно, как в реальности. В полной прострации он долго сидел у трупа Снежны, смеялся, как маньяк, и скулил, как побитый пес. Боже, что сделает Дамджон, если узнает? К какой смерти приговорит? Нет, это просто шлюха: в следующий раз придется съездить в Восточную Европу бесплатно, найти замену, и все образуется. Дамджону все равно, он позволит сорваться с крючка и уйти… Нет, не позволит, накажет, замучает…

И так снова и снова.

Наконец часа через два Клидеро смог взять себя в руки и прорвать душную пелену ступора. Лукаша нужно поставить в известность: случившееся не утаить, а ему самому не спрятаться – все равно найдут.

Стараясь не смотреть на диван, где лежало изуродованное тело, он кое-как вытерся одеялом и захромал вверх по ступеням. Ужас был так велик, что Рику то и дело казалось, что он споткнется и упадет.

Первым делом он позвонил в клуб по номеру, зарезервированному для крайних случаев – какой случай считать крайним, если не этот? На несуразное, сбивчивое признание Дамджон отреагировал не гневом, не потворством, а холодным, беспристрастным прагматизмом. Подробности, Лукаш хотел знать все подробности. Где сейчас тело? В каком состоянии? Как умерла девушка? Рик не забыл запереть дверь? Он кончил в нее? Презервативом пользовался? Ключи из комнаты вынес или оставил у тела?

Бесконечные, но абсолютно объективные вопросы привели Рика в чувство и помогли разобраться в содеянном. К концу разговора он полностью успокоился. Дамджон велел идти домой и вымыться, как следует вымыться, уделяя особое внимание ногтям. Ключи следовало на ночь замочить в отбеливателе, а потом прокипятить, одежду – сжечь, только не во дворе, на глазах у всех соседей. По словам Дамджона, лучше всего съездить на свалку: пропитать вещи керосином, бросить горящую спичку и проследить, чтобы сгорели дотла.

Рик сделал, как ему велели. Подробный план действий успокаивал, так же как решения, которые принимались за него. Когда изнасиловал и убил Снежну, ему казалось, жизнь сошла с рельсов и поезд с грохотом летит в пустоту. А сейчас получалось, он приземлился с другой стороны ущелья и катится дальше.

Однако выходные получились до жути сюрреалистичными. Рик бродил по квартире, боялся выйти на улицу, даже телефонную трубку поднять боялся. Разбитая ключами рука одуряюще пульсировала, а потом распухла и онемела: Рик промывал ее в антисептике и глотал кокодамол, словно конфеты.

У Томаса Стсрнса Элиота есть стихотворение о мужчине, который, убив девушку, держит ее в ванной с дезинфицирующим средством и в один прекрасный день не может понять, кто мертв: он или она. Примерно то же самое случилось с Риком, по крайней мере он так утверждал, но его слова подтверждались болью, просочившейся в сознание.

В субботу после обеда приехал Шрам с сообщением от Дам-джона: все в порядке. Рику запрещалось появляться в секретных комнатах: отныне и навсегда они для него закрыты. С телом разобрались, так что ни один человек на свете не свяжет его с Клидеро. Теперь у него огромный долг перед мистером Дамджоном, который, Шрам нисколько не сомневался, однажды придется вернуть. А пока, точнее в понедельник, Рику следовало выйти на работу как ни в чем не бывало: мистер Дамджон в оба глаза проследит, чтобы он не привлекал к себе лишнего внимания: никаких больничных, истерик в присутствии коллег, крупных ошибок или срывов.

– Вот как получилось! – мрачно усмехнулся Рик. Он неожиданно превратился в одну из «квартирных» девочек: за него решали, как себя вести, заставляли прятать свои истинные чувства и ломать комедию, от которой грозила расколоться голова.

Но Клидеро смог себя заставить: в душ, побриться, одеться и па работу. Казалось, он попал в какую-то безумную галлюцинацию, основанную на событиях его прошлой жизни, но в архиве никто не посмотрел на него косо и неладное не заподозрил. В обеденный перерыв Рик спустился в читальный зал и проштудировал все местные газеты: ни в одной не сообщалось, что в Сомерс-тауне или другом районе Лондона обнаружили девушку с разбитым лицом.

Как обычно, Рик почувствовал на себе целительное действие рутины. Понедельник прошел без единого промаха или намека на то, что с ним что-то не так. Даже удалось инсценировать «несчастный случай» с ящиком стола, который объяснил, откуда на руке рана, и позволил спокойно носить повязку. Рик не сломался, а умело оседлан волны хаоса, который убийство внесло в его жизнь.

В семнадцать тридцать (через полчаса после официального окончания рабочего дня и в строгом соответствии со сложившимися традициями) Клидеро ушел домой, поужинал, посмотрел телевизор и выпил пиво. Да, около десяти Рик заснул, измученный эмоциональным напряжением пустого дня, по главное – он выдержал: получилось однажды – получится столько раз, сколько надо.

Во вторник мир снова полетел в тартарары. Одна из работающих на полставки девушек выбежала из хранилища с оглушительными криками: она видела призрака, женщину без лица. Едва услышав ее рассказ, Клидеро бросился в уборную, где его рвало, рвало, рвало… Выйти он решился лишь через полчаса и остаток дня провел в стороне от оживленных бесед и жутких сплетен. Рик понимал: одно-единственное слово и прощай маска невозмутимости, поэтому куда безопаснее изобразить, что он выше этих детских разговоров.

В среду Клидеро все-таки взял больничный. От перспективы встретить Снежну в хранилище начиналась паника. Не дай бог столкнуться с ней лицом к лицу, точнее, лицом уже-к-не-лицу, в темной тесной комнатушке, где никто не услышит его криков! Позвонив Элис, Рик сослался на расстройство желудка, задернул шторы и спрятался.

Дамджон все-таки узнал. Второй визит Шрама оказался куда неприятнее первого, великан пытался втолковать Рику: мистер Дамджон ожидает от своих подчиненных высокого уровня профессионализма, особенно в том, что касается выполнения гребаных приказов и распоряжений. Объяснение сопровождалось наглядными примерами: на кухонной утвари Шрам показывал, что случится, если ее хозяин вздумает подвести мистера Дамджона. А еще напомнил: если Клидеро не возьмет себя в руки, на него повесят обвинение в убийстве, так что, по меткому выражению Шрама, он должен задницей чувствовать, чем рискует. Рик очень старался, но получалось не всегда. На следующий день он смог вернуться в Боннингтон, где все отнеслись к нему с огромным сочувствием: «Бедняга, еще от болезни не оправился!» Смог Клидеро и сохранить бесстрашие до конца недели, хотя чувствовал себя приговоренным к смерти, которого собирались казнить экспромтом, а не в заранее утвержденный день.