P. S. О националистах и помаде не рассказывайте, пожалуйста, маме Оле и папе Лёше.

Юля дочитала письмо до конца и посмотрела на Вику.

– Что? – спросила та. – Я специально сделала позитивные начало и конец. Бабуля заценит.

Юля пригладила глиняно-рыжие волосы.

– Юль, – попросила Вика, – давай без этих твоих девичьих выкрутасов. Говори, что не так?

– Ты прекрасно знаешь, – ответила Юля. – Допустим, твои моим не расскажут. Но ты ставишь их в трудное положение: они вынуждены юлить.

Вика засмеялась в голос.

– Да, ю-лить, – с расстановкой повторила Юля. – Отсмеялась? По-моему, если уж не рассказывать, то сразу всем.

Вика махнула рукой.

– Не парься. Они сами париться не будут. Нет так нет. Моё слово для них закон.

– А то, другое, ты им не скажешь? – уточнила Юля. – Когда, кстати, Асю будешь просить?

Вика оглянулась на Асю. Та как раз заплетала афрокосичку одной из Юлиных одноклассниц.

– Отвечаю, – объявила она, – по порядку: нет, им не скажу; Асю просить буду завтра. И вот об этом, пожалуйста, ни слова. Ни моим, ни кому-либо ещё.

– Ну ты!.. – сказала Юля.

– Я восхитительна, знаю. Я тебя тоже очень люблю, – ответила Вика и отправила бабушке с дедушкой написанное письмо.

Солнце вальяжно, как и полагается в такой ситуации, поднималось к макушке неба.

Из жёлтой палатки высунулась длинная нога в скейтерских штанах, из-за своей мешковатости получивших в народе крайне неприличное обозначение. Вслед за ногой показалась вторая. Юля, Вика, Тэм и Асина казанская подруга Марина – они давно проснулись и завтракали подле палаток – со смешком наблюдали за этим пришествием.

А когда к карманистым ногам пригнулась голова в шляпе и всё вместе вывалилось из палатки и оказалось заспанной Асей Тумановой – прямо перед ней стояли ноги точь-в-точь в таких же штанах. Помимо ног, там были светлая футболка, причёска «одуван», серые глаза и сияющая улыбка. Такая сияющая и такая родная.

– Федька!! – Сон мигом вылетел из Аси и остался там, где ему и надлежит быть, – в пустой жёлтой палатке.

– А я, собственно, за штанами приехал, – сказал Федя, ловя её на лету и сохраняя серьёзный вид. – А то тырят их, понимаешь, среди бела дня…

– Да заткнись уже, – ответила Ася и сделала всё, что для этого требовалось.

– Давайте, что ли, знакомиться, – решила она, оторвавшись от Феди. – Или опять не нужно?

– Перезнакомились давно, – вставил Тэм, – пока кто-то там храпел.

– …До полудня, – подхватила Вика.

– Да сами вы храпите, – отмахнулась Ася. – Тем лучше, пойдёмте скорей к сцене.

Ася с Юлей пробирались сквозь толпу к сцене: группу «Комбайны» из всей компании активно слушали только они вдвоём. Остальные, включая Юлиных одноклассников с родителями и Федю – он всё же смог приехать ко второму дню фестиваля, благо это была суббота, – спустились к реке, чтобы там наладить общение и заодно искупаться. Ася крепко держала Юлю за руку и лавировала между колбасящимися поклонниками альтернативы.

– Тебе «Комбайны», я смотрю, дороже однокашей? – прокричала Ася Юле в ухо и тут же подставила своё, чтобы услышать ответ. Они уже достигли сцены. Кто-то из девчонок сидел у парней на плечах, кого-то посадили на ограждение, пока охранник не видел, а парень на костылях на время песен прислонил один костыль к забору и повесил на него рюкзак своей девушки.

– Во-первых, «Комбайнов» я каждый день в школе не вижу, – прокричала Юля. – А во-вторых, отдохну немного от их самодеятельности. Ну ты знаешь.

Ася знала. В четверг, накануне фестиваля, кто-то подпёр дверь класса снаружи шваброй. Дело было после восьмого урока – в школе уже мало кто оставался. Ребята начали сомневаться, что вообще куда-либо поедут, приглядывались к окошку и кустам крапивы под ним… пока Клавдия Семёновна в поисках швабры не пришла и не освободила их.

Но сейчас не было ни класса, ни крапивных кустов, ни даже Клавдии Семёновны. Сейчас оставались сцена, слэм[6], пыль по всей танцплощадке и басы, благодаря которым прелесть музыки открывалась даже тем, кто стоял далеко от сцены. Выражение «почувствуй кожей» здесь становилось буквальным.

На третьей песне Юлю тронули за плечо. Она обернулась: рядом стоял смуглый паренёк примерно её возраста. Он широко улыбался, демонстрируя смешной прикус, и показывал куда-то на землю. Юля посмотрела вниз и тоже весело рассмеялась.

Паренёк показывал на свои кроссовки – дряхлые, неубиваемые, отечественной марки «Спутник». И на Юлины – та же модель, почти та же степень дряхлости и только небольшая поправка на размер.

Между Юлей и пареньком тут же возникла та неуловимая связь, какая бывает, если у вас обоих совершенно одинаковые кроссовки – дурацкие, дешёвые и горячо любимые. И посыпались фразы, понятные только таким счастливчикам:

– Да я их купил в «Лете» за пятьсот рублей!

– А я – в «Спорт-бобрах» за пятьсот пятьдесят!

– Да им сносу нет!!

– Стираю в машинке!

– Третий год не вылезаю!..

Ася, не переставая пританцовывать, откинула со лба волосы, на время концерта ставшие хайром, и подозрительно глянула на Юлю.

– Что за беседы не по уставу?

– Да мы про кроссовки!

– А, если про кроссовки, тогда ладно, – успокоилась Ася и устремила в небо очередную «козу».

– Я Игорёк, – представился близнец по кроссовкам, и только сейчас Юля услышала, что он картавит.

– А я Юля. Ты отсюда?

– Да, с Казани.

– А я с Москвы, – ответила Юля. Игорёк поддёвки не уловил. – Ты тут будешь? Мы отлучимся.

– Погодь. Сейчас тебя в «Друганах» найду. Блин, у меня звание мэра утащили!

По дороге в туалет девчонки встретили Марину. В чёрных Марининых волосах был яркий платок, а в синих глазах – раздражение.

– Ты чего? – спросила Ася. – Как тебе тут?

– Прекрасно, – ответила Марина. – Мне понравилось всё, кроме Рустэма.

Ася расхохоталась.

– Ничего, притрётесь ещё, – успокоила она подругу. – А пока держись, мы скоро будем. Или… – она окинула взглядом очередь, – не очень скоро. Выдержку вырабатывай.

На фестивале даже очередь в туалет была похожа на светский раут. По крайней мере, так показалось Юле.

– А что за пацан? – спросила Ася, пока они пропускали беременную девушку вперёд.

– Игорёк…

– Очень информативно!

Юля пожала плечами.

– Мой новый кроссовочный друг. Так лучше?

– Только кроссовочный?

– Только кроссовочный. Он, знаешь, из тех, кого на танцах попросят «подтянуться», а он подтянет штаны…

Выйдя из туалета и соскочив по ступенькам вниз, Юля сделала шаг и… тихо, мирно упала. Асе даже не нужно было её ловить, потому что упала Юля вертикально, как обрушившееся здание, и осталась сидеть на корточках – Ася только придержала её за плечи.

Несколько человек из очереди обеспокоенно вгляделись в Юлино лицо: оно выражало апатию.

– О-ёй! Может, скорую вызвать?

– Не! – крикнула Ася. – Подержите её кто-нибудь…

Юлю аккуратно уложили на землю. Ася достала из бездонного скейтерского кармана бутылку с водой, отхлебнула оттуда и извергла на пострадавшую миллион капель, как из огнетушителя. Юля поморщилась и высунула кончик языка.

– Жива?

– Ой, а мне туда. – Юля засобиралась обратно в очередь. Окружающие рассмеялись.

– Юльк, солнышко небесное, ты упала в обморок. – Ася тоже улыбнулась. – А в толчке ты была только что.

– Да? Так вот почему я лежу, – поняла Юля.

– Знаешь, Алексеевна, а навестим-ка с тобой медпункт. – Ася на всякий случай придерживала её под руку. – Падать в обморок – это отстойно. Ещё солнечного удара тебе не хватало. Хотя странно, голова-то закрыта – вон целый лягушатник на страже здоровья.

По прекрасной Юлиной косынке действительно бегали лягушки, почему-то в разноцветных плавках.