– Простите…
Она неторопливо повернулась, прислонила палец к губам и взглянула на одного из спящих. Тот беспокойно ворочался и что-то бормотал, но, стоило Марфе коснуться его лба, сразу успокоился.
– Идем, – прошептала она и отошла от кроватей. Я последовал за ней. Чудная женщина. От нее веяло спокойствием, добротой. Белая одежда была сделана словно из простыней. – Ты будешь здесь жить?
– Наверное… Каин сказал, что да.
– Ты отказался от его предложения? – Показалось, что ее эта новость обрадовала.
– А он что, всем это предлагает?
– Дом в обмен на талант? Увы, да. Увы, многие соглашаются. Увы…
– Я отказался. Но я тут всего один день… совсем ничего не знаю и не помню.
– А имя?
– Тоже не помню.
– Не бойся, маленький. Может, во сне вспомнишь. Сон многим позволяет вернуться во времена, которые никогда в реальности не вспомнишь.
Я оглянулся на кровать, у которой мы только что стояли. Тот беспокойный человек улыбался, не открывая глаз. Тоже что-то вспоминал? Может, дни, когда он был счастлив?
– Ты можешь приходить сюда, когда захочешь, – сказала Марфа. – Пусть вот это место будет твоим. Оставляй вещи в шкафчике и не бойся, что кто-то тронет, – он откроется только тебе.
Пока мне нечего было оставлять, только старую одежду. Впрочем, сейчас она мне в сумке ни к чему, так что я сразу выложил ее в свой шкаф.
– А где можно достать еду? У меня нет денег…
– В столовой тебя накормят. Деньги трать на что-нибудь другое.
– Например?
Марфа пожала плечами.
– Я покупаю простыни, если старые рвутся. После плохих снов иногда и кровати ломаются. Кто-то покупает одежду, украшения. А Зима – вон он, как раз собирается убежать, – он тратит деньги особым способом. Мне кажется, вы с ним подружитесь, попробуй.
– Зима? Странное имя. – Я вспомнил, что это значит. Холод, снег, лед… Бывает ли здесь зима? Если нет, лучше не спрашивать.
– Придуманное, – вздохнула Марфа. – Если кто-то предложит тебе имя, откажись. Лучше вспомнить самому. Зиме придумали, и он теперь не знает, кто он на самом деле. Даже во сне не знает.
– Спасибо… тогда я лучше поспешу к нему.
Что за особый способ тратить деньги? Я подошел к мальчишке – он, кажется, был еще младше меня. Светлые волосы спадали на лицо. Если здесь есть парикмахеры (это люди, которые стригут волосы! Помню!), он к ним не заглядывал. Я ощупал свою голову – у меня тоже волосы, кучерявые, чуть длинноватые. Вырвал один. Светлый. Зачем вырывал? Я же видел себя в зеркале.
Зима копошился в своем ящике, отсчитывая монеты.
– Привет, – поздоровался я.
Зима поднял взгляд и добродушно улыбнулся. В этот миг я понял – подружимся, еще как. Хотя пока и не знаю почему.
– Привет! Ты почтальон?
– Похоже, что так. А ты?
– Я в полях работаю. Но сегодня выходной. Хочешь со мной?
– Куда?
– К Лете!
Зима, Лета…
– К реке, что ли?
– Да. Я туда каждый выходной хожу.
– Зачем?
– Там людям нужна помощь!
Как же он им помогает? Может, там живут бедные, а он отдает им деньги? Наверное, я бы предпочел купить новую одежду, не ходить же постоянно в форме и тех тряпках, в которых меня притащили к лекарю. Но, раз дел сейчас все равно нет, почему бы и не сходить с ним? Я бы посмотрел на Лету. Широкая ли она? А что за ней – продолжение города?
– Идем, – согласился я. Зима достал еще несколько монет и закрыл шкафчик. – Прости, это, наверное, слишком нагло. Но Марфа сказала, что шкаф открывается только владельцу. Можно попробую?
– Валяй! – разрешил Зима, и я дернул несколько раз дверцу. Даже не шелохнулась. После этого Зима легко, без всяких ключей сам ее открыл. – Марфа не обманывает! Может, утаивает что-то, но не обманывает. Так что, идем?
Мы вышли из приюта. Зима рассказал, что трижды в день нужно заглядывать в столовую за едой – причем в любое время, когда удобно. Продукты туда доставляют с полей – там есть и растения, и животные.
– Но ходить туда можно только работникам.
– А если почту надо отнести?
– Вряд ли тебя попросят. Но если вдруг – просто оставь в амбаре у полей, а дальше не суйся.
– Иначе что?
– Иначе вылезет из-под земли огромная рука и схватит тебя, клац! – Зима сжал кулак и рассмеялся. Я так и не понял, шутил он или нет.
– Куда еще лучше не ходить?
– Да не знаю. В кузню можно, наверное, но туда все равно никто не суется. Жарко, душно. Там только три человека работают – больше никто молот поднять не может.
– Такой тяжелый?
– Ну, вроде того. Кузница прямо возле Леты стоит, мы ее даже увидим. А еще возле нее растут нарциссы – цветы такие, очень красивые. Если кузнецы увидят, что ты их рвешь, с ума сойдут, тем же молотом в тебя запустят. Но если очень хочется, можешь и сорвать. Я один раз дарил Марфе. Она улыбалась.
Минут через пятнадцать – я проверял по часам, которые были расставлены на каждом углу, – мы вышли к реке. Она появилась из-за домов внезапно, широченная, едва другой берег видно, хотя кое-где она сужалась. За ней – лес и горы до небес. А по самой реке… я застыл – страхом сковало все тело.
– Эт-то кто?
По Лете плыли сотни, тысячи лодок. Весла вращались сами, словно их держали невидимки, а в лодках сидели люди – кто в костюмах, кто в обносках. Кто-то задумчиво смотрел в воду, другие не могли оторваться от собственных рук. Попробовал рассмотреть тех, кто поближе, – большинство из них были стариками, морщинистыми и некрасивыми.
– Не знаю кто, – ответил Зима. – Они тут постоянно плавают. Наверное, это часть реки. В земле же бывают сорняки – а вот тут эти… Ты, главное, воды не касайся, а то рука отсохнет на неделю. Смотри, я как-то раз попробовал.
Зима показал палец – в целом здоровый, но на кончике черная, будто обуглившаяся кожа с отсохшим посеревшим ногтем.
– Зачем мы пришли?
– Сейчас покажу… подожди.
Зима вгляделся в проплывающих, стараясь кого-то найти. Потом показал больным пальцем:
– Вон, видишь? Оглядывается постоянно. Другие вниз смотрят, а он что-то ищет.
Действительно, метрах в двадцати от нас плыл мужчина, с завистью поглядывавший на другие лодки. Он даже пытался как-то жестикулировать, кричал – но голоса не было. Лодка из-за его метаний раскачивалась, и он тут же успокаивался, боясь упасть, а через секунду пытался снова.
– Э-ге-гей! – закричал Зима и поднял вверх одну монетку. Проплывавший тут же замахал руками и даже неуклюже попытался встать на колени. – Не знаю, почему им так нужны деньги. Но мне-то они совсем ни к чему, вот и кидаю монеты им. Предлагал яблоки, камни, пуговицы – нет, им именно монеты нужны.
Мы двигались по течению, стараясь не упустить из виду этого мужчину. Зима попробовал бросить монету, но она упала в воду, чуть-чуть не долетев. Проплывавший чуть не нырнул за ней следом, в последний момент одумался и взмолился об еще одной.
– Давай я попробую. – Я взял у Зимы монету, прицелился и бросил. На этот раз она прилетела прямо в нужную лодку. Мужчина бросился за ней на дно, отыскал и счастливо помахал нам.
– Им две нужны, – подсказал Зима, и я бросил еще одну. Опять попал – на этот раз прямо проплывавшему в руки. Тот поднял ладонь в знак признания и сел, успокоившись. Он тут же слился с другими людьми, и через десять секунд я уже не мог отыскать его среди прочих проплывающих.
– Зачем им деньги?
– Не знаю. Но очень-очень нужны. Пойдем, еще кого-нибудь отыщем.
Мы бродили по ровному каменному берегу, бросали по две монеты всем, до кого могли добросить. Далеко-далеко, метрах в ста, проплывала такая же отчаявшаяся, как тот мужик, женщина. Я хотел помочь и ей, но никак не мог прицелиться и спустил около десяти монет впустую. Там уже Зима остановил:
– Давай помогать тем, кому можем помочь.
– Жалко ее. Не знаю почему, но жалко.
– Всех жалко, братец, но смотри, она уже далеко уплыла. Давай других спасать.
Так было, пока у Зимы не закончились деньги. Я уходил с берега с четкой мыслью, что уже не буду покупать себе одежду или что-то еще – даже самая расчудесная куртка не нужна мне так, как монеты этим людям. Почему – не знал, но чувствовал это. Ничего я об этом мире не знал… Может, эти люди чувствовали пустоту? Как и я весь этот день. Чего-то не хватало в душе, в сердце. Я не знал, чем заполнить пустоту у себя. Но эти люди – знали, и мы им помогали.