– Черт. С. Ним. – Я приподнялся, встал на колени, коснулся ее губ своими. Такое знакомое движение. Сердце застучало, наконец соизволив качать кровь по организму. – Тебя ищет пряха. Она хочет перерезать нить твоей судьбы. Я должен был привести тебя к ней…

– Ты заключил сделку? – испугалась Дита.

– Нет. Пока нет. Если не приведу – она не поможет вспомнить мое имя, но это уже сделала ты. Я ничего не потеряю. И тебя опять – не потеряю!

– Не соглашайся ни на что. Даже если тебе покажется, что это самая лучшая во вселенной сделка, не соглашайся, хорошо?

– Дита…

– Я должна идти. Уже слышу, как сюда бегут люди. Земля трясется, чувствуешь?

– Это, наверное, Хида, женщина-змея.

– Змея? – опять испугалась Дита. – Мне нельзя с ней встречаться. Держись, Орф. Когда я вернусь в следующий раз… ах.

Она забежала за дерево. Я ожидал, что она выскочит из-за него и побежит дальше, – но Дита словно растворилась. А может, опять что-то с моими глазами?

Еле поднялся, прошел вперед. Ничего нет. Ее нет. Сзади прибежали люди.

– Почтальон! – воскликнул кто-то. – Живой?

– Живее, чем можете представить.

– Тебе нужно уходить с полей, пока не проснулась…

Меня подхватили под руки рабочие и потащили – прочь от сада, от полей, от Диты. Я не мог и не хотел сопротивляться. Нашел ее – и что же теперь? Опять потерял?

Лем работал. Меня хотели передать другому лекарю, но он перехватил рабочих и заставил затащить меня в свой кабинет. Затащить – потому что сам я едва волок ноги. Уже не от бессилия или боли, просто все стало каким-то… ненужным? Бессмысленным? Я вспомнил Диту, но ничего конкретного сказать не мог. Как мы познакомились? Как поцеловались? Как я понял, что готов спуститься за ней даже в Ад? Как спустился сюда?

То, что мы в Аду (привет, новое слово), я уже не сомневался. Или как минимум в предбаннике адского пекла. Одно я знал точно: я спустился сюда, не умирая. Не потому что Хида так сказала, нет. Просто я сам чувствовал – и, наверное, всегда в это верил, – что смерть – это конец пути. После смерти я точно не встретил бы Диту, а значит, покончить с собой я не мог. Нашел другой путь.

– Поймали его в поле… Вроде держится молодцом, но вот тут раны, на боку. Да и вообще на ногах еле стоит, – рассказывал один из работяг.

Выслушав, Лем спровадил их и закрыл дверь. Тут же осмотрел правую руку – чешуя Хиды разрезала одежду, кровь застыла на ткани, но сами раны зажили после тех ее волшебных растений. Интересно, остались ли шрамы? Взглянул – есть, но едва заметные, как белые полосы от заживших царапин.

– Удивительно, что ты почти цел, – сказал наконец Лем.

– Да, удивительно…

– На тебя что-то напало?

Я посмотрел на лекаря.

– А что на меня могло напасть?

Лем пожал плечами и отвернулся к полкам с лекарствами. Потом передумал, залез в шкафчик под столом и достал бутылку.

– Не знаю. С полей обычно не возвращаются. Прямо как из-за границы.

– Ну а я вернулся.

– Выпей. – Он протянул бутылку. Я понюхал и поморщился.

– Без этой дряни справлюсь. Я тебе новых слов принес. Заплатишь?

Лем сел на стул, готовый слушать, и сам отхлебнул из бутылки.

– Говори.

– Экзамен. Телевизор. Актеры.

Он сначала обрадовался, готовый впитывать новые слова, но тут же разочарованно поник.

– Ну… Как будто говоришь что-то знакомое, но нет того тепла, как от «солнца». Понимаешь?

– Еще как.

Я поднялся на локтях, сел в кровати.

– Где мы, Лем? Что это за место? Зачем здесь столько фабрик, чем заняты все люди? Что за границей? Почему никто ничего не помнит?

Лекарь развел руками.

– Если бы я знал.

– Когда я очнулся, мне казалось, ты все тут знаешь. А если не ты – то кто?

– Может, Каин? Он здесь дольше всех.

– Ага, так он мне все и рассказал…

Я осмотрел руку. Форму придется доставать новую, эта – как будто с бездомного стащил, порванная, вся в земле. Может, Тропа заштопает? Надо вернуть ей веретено. Не хочется таскать с собой собственную судьбу, потеряю еще.

– Если он не расскажет… Я знаю, кто может. – Лем сказал это неохотно, будто я его заставил. Что за интонация? Не хотел говорить – просто промолчал бы, к чему это кривляние?

– Кто?

– Я пока не могу сказать. Точнее… В общем, сначала мне нужно у него самого спросить. Если согласится, я закину пустое письмо тебе в ящик, хорошо? Это будет значить, что он согласен. Зайдешь ко мне в тот же вечер, и я тебя провожу.

– Какие секретные операции, с ума сойти.

– Иначе никак, братец…

– Орф, – поправил я. – Я вспомнил, как меня звали раньше.

– О, поздравляю! – Моему имени Лем обрадовался больше, чем «телевизору» и «актерам». – Вижу, ты в порядке. До дома дойдешь? Тебе бы поспать да перекусить, к утру будешь здоров. Видимо, тот, кто тебя «не ранил», тот же и залечил.

Домой… Слово Лем помнил, а догадывался ли о его истинном значении? Что дом – это не просто четыре стены с крышей и кроватью? Я не помнил свой прежний дом, но точно знал: там было что-то еще. Что-то такое, что нельзя купить и поставить в уголочке. Дита?.. Нет, ее в доме не было, но я отчетливо понимал, что с ней в четырех стенах стало бы гораздо лучше.

Спал ужасно. Марфа куда-то запропастилась. Видимо, это сказалось не только на мне: спящие рядом постоянно стонали и ворочались. Я от этого вздрагивал, просыпался на миг, потом снова погружался в грезы. Проснулся опять от звона часов. Сходил на склад – без проблем дали новую форму. Забрал почту, сунул список зданий Каину под дверь, разнес еще несколько посланий. Некоторые люди оглядывались на меня, перешептываясь. Наверняка слух о почтальоне, который смог выжить на поле, разнесся по всему городу. Разве что Зима ничего не сказал – когда я пришел, он уже спал. Видимо, не дождался он меня возле конвейера, но это и к лучшему. Я вспомнил о нем только в приюте, и возвращаться к границе было бы очень некстати.

Прошел день. Другой. Третий. Работа стала серым небом, среди которого вот-вот должен был грянуть гром. Так мне казалось. Я ждал весточки от Лема, по ночам бродил к лесу, надеясь увидеть Диту. Она так и не приходила, на поля я решил пока не соваться. Еще нужно было отнести веретено Тропе, но оно так и болталось у меня в сумке. Страшно было к ней возвращаться, вдруг решит отомстить за то, что не выполнил работу? Рубанет ножницами по нити – и нет меня.

Наконец я собрался с духом, отыскал во время очередного ужина старуху – сестру Тропы – и отдал веретено ей. Она и без объяснений все поняла. Никакого трепета при расставании с собственной судьбой я не ощутил.

Новых слов и воспоминаний не было, и я довольствовался теми, что есть. Даже записал их в свой блокнот, чтобы точно не забыть. Там же лежала карта города – кривенькая, со странными пропорциями, разместившаяся на четырех листах. Но хоть что-то. Может, если однажды взбешусь и решу уйти за границу, оставлю это в наследство следующему почтальону, чтобы не мучился. Место, где начинаются поля, я подписал огромными буквами: «НЕ ВЛЕЗАЙ, УБЬЕТ!». А позади полей пририсовал трех мужиков с молоточками. Это судьи, о которых говорила Хида, туда тем более ходить нельзя.