– Так почему же не путешествуешь? Это ведь здорово, – не могла успокоиться Броня.
– Не знаю, не задумывался как-то об этом. Разъезжаю много, а путешествовать не путешествую. Всё больше лаборатории, полигоны да лекционные залы. Города меняются, а обстановка неизменна. Наверное, судьба у меня такая.
– Ты веришь в судьбу? – Броня вопросительно вздёрнула брови.
– Верю, – просто ответил Сергей, – верю.
Броня хмыкнула, пожала плечами, задумалась, а потом вдруг изрекла:
– Вечность даёт нам возможности. Но порой для того, чтобы создать личность, она приглашает судьбу.
– Ты это к чему? – нахмурился Клайд.
– К тому, что Серёга у нас личность, да ещё какая, поэтому для него судьба имеет значение. А мы с тобой – что Бог на душу положит.
– Ого, а ты у нас философ оказывается, – рассматривая её как в первый раз, и как будто что-то для себя решив, наконец-то просветлел лицом Клайд.
– Нет, это не мои слова. Прочитала в какой-то умной книжке.
Судьба, что ты такое? Тропинка? Дорожка? Колея? И так ли в тебе всё предначертано, как случается? Сергей редко, но всё же нет-нет, да и забредал своими размышлениями в дебри этой темы. Быть может ему, и правда, суждено было стать тем, кем он стал, и свершить всё то, что он сделал. Как там сказала Броня? Вечность даёт возможности? Ну да, конечно. Важно лишь увидеть их, не пропустить, не пройти мимо. А заметить, понять и использовать. Тут уж не поспоришь. А дальше? «Чтобы создать личность она приглашает судьбу». Выходит, что личность может проявиться только когда следует заранее заданной колее? Кем? Когда? Может фраза так, пустяк – раздумья ради раздумий? А если всё же истинна? Значит уже тогда, в прошлом веке, светлой киевской весной восемьдесят восьмого – ему уже было предназначено стать великим ученным? И прожить всё то, что он уже прожил. И ещё всё то, что предстоит.
Двигатель мощного автомобиля работал практически бесшумно. Дождь прекратился моментально, как и не было. Сергей облегчённо выдохнул, окончательно расслабился и закрыл глаза.
Артистка
– Каждому своё. Это понятно, но лично я буду артисткой!
Броня стояла в середине комнаты и яростно бросала в чемодан вещи.
– Что за ерунда! Чушь! – пыталась урезонить подрастающее поколение бабушка, повышая количество обертонов голоса. От этого её лицо покраснело.
– Почему чушь? Очень даже хорошая профессия.
– Это профессия хороша лишь для всяких ветреных дамочек, а не для моей внучки. Я, как коммунистка, не позволю!
– Бабуль! Проснись! Твой коммунизм давно закончился. Был да сплыл. Вот и Союза больше нет. Всё меняется!
– Нет! Ты не права! Это всё происки империалистов и незрелого руководства нашей страны. Развели демагогию! Сталина на них нету!
– Ага! Сталина! Вспомни ещё царя. То, чем ты живёшь – необратимое, забытое прошлое, архаика. Сейчас в мире, да и у нас, собственно, свобода и демократия. Куда хочу, туда и еду! И вообще, кем хочу, тем и буду. Поеду поступать в Щуку. Точка!
– Куда-куда? В какую Щуку?
– В Москву, в Щукинское училище. Артисткой буду.
– Ну, хорошо! – неожиданно смирилась бабушка. – Хочешь быть артисткой, будь. Но почему в Москву? Зачем в Москву? В Киеве тоже есть театральный институт. Хороший. У меня даже приятельница имеется, муж которой там преподаёт. Договорюсь обязательно.
– Нет! Я поеду в Москву, решено, – топнула ножкой Броня.
– Далась тебе эта Москва! Не пущу! Ты моя единственная внучка! Думала, хоть ты вырастешь сознательным человекам. Не то, что твои родители! А ты туда же! Яблоко от яблоньки…
– Бабуль! Ну, я же и твоё яблочко тоже! Характер у меня твой. Решила, что поеду, и поеду. Вспомни себя в былые годы? Кто мне рассказывал, как приехал из деревни в Киев? И как все были против? Помнишь? Вот я и выросла, такая же, как ты! – Броня была ещё тем дипломатом, интуитивно определяя самые веские аргументы в споре, да и договариваться всегда умела.
Бабушка зарделась, как в молодости:
– Ну да. Тут ты права, Бронюшка. В меня ты и характером, и статью, – обняла внучку за плечи и горестно вздохнула. – Ладно, езжай.
Идею ехать в Москву полностью сформулировал Клайд. Для этого у него было как минимум две причины. Первая: он давно искал предлог, чтобы уйти из дома. Понимая, что, если останется в городе, мать его всё равно найдёт. А отыскав – постарается ещё больше привязать какими-то условностями и моральными обязательствами, при этом вмешиваясь в жизнь сына так же, как делала это до сих пор. Окончания школы парень ждал с зудящим нетерпением и мечтал уехать куда подальше, лишь бы мать не могла к нему приезжать. Возможно он вообще уехал бы в несусветную глушь: на север, в Сибирь на заработки, но… Была и вторая причина. Клайд обожал компьютеры.
К тому моменту, когда ребята окончили школу, компьютеры претерпели значительные изменения, сделав серьёзный рывок в развитии. Это были уже не огромные, шкафоподобные агрегаты, которыми владели только крупные организации. В обиход вошло понятие ПК – персональный компьютер. Это был относительно небольшой и относительно удобный аппарат, которым, в принципе, мог владеть и отдельный гражданин. Хлынувшие в жизнь постсоветских людей рыночные отношения, ускорили процесс насыщения общественности малознакомой машинерией. Постепенно ПК не просто появились на территории бывшего Советского Союза, но местами стали вполне успешно вписываться в повседневную жизнь организаций и отдельных пользователей. Во многих городах в университетах появились факультеты, которые готовили специалистов по данному направлению. А «самое крутое образование» можно было получить именно в Москве. Ну, по крайней мере, из доступного. Да и приобрести свой собственный ПК в российской столице, конечно, тоже было проще.
На самом же деле Клайд мечтал попасть куда-нибудь за границу и выучиться там. А может и вовсе остаться навсегда жить «за бугром». Но «финансовый вопрос только испортил его». На всём постсоветском пространстве бушевал экономический кризис и гиперинфляция, накопить-то и на учёбу в Москву было делом почти неподъёмным, а о загранице вообще можно было только мечтать.
Броня продолжала собирать вещи, когда зазвонил телефон. Бабушка взяла трубку:
– Алло! – важно сказала она. – Слушаю.
Броню всегда умиляла важность, с которой бабушка разговаривала по телефону, и ещё она любила наблюдать, как во время разговора меняется выражение бабушкиного лица.
Нет-нет! Бабулю свою она очень любила, поскольку именно она в основном и занималась её воспитанием, а не родители, которые либо работали, либо уезжали за город, на дачу. Бабушка дачу не любила, она говорила, что ещё в молодости вдоволь нажилась в деревне. Броня относительно дачи с бабушкой была солидарна. Попытки родителей привлечь дочь к выполнению долга, по сбору очередного урожая, натыкались на стальное сопротивление. Как со стороны Брони, так и со стороны бабули. Это незримое единство самое старшее и самое младшее поколения семьи всегда подкрепляли исподтишка приветственным жестом «Рот Фронт».
Сейчас же Броня, к своему удовольствию, наблюдала, как лицо бабушки из важно-сурового превращалось в милое и приветливое.
– Владушка? Ты? Да, спасибо, конечно, спасибо! Да, Броня дома. Сейчас дам, – и бабушка протянула ей трубку. Влад был единственный из всех Брониных друзей, кого бабушка уважала, уважение это не скрывала и всячески демонстрировала. Сергея, она, как старая коммунистка, не любила, всегда повторяя, что это евреи развалили великую страну и предали дело революции. Клайда вообще терпеть не могла. Во-первых, он был сыном «торговки мясом». А эти торгаши, все как есть, конечно же, предатели и пособники империализма. А во-вторых, она считала Клайда непутёвым, «шпаной подворотной», и всегда остерегала внучку:
– У него же на морде написано, что тюрьма по нему плачет! Горючими слезами и ненадолго.
– Ну что ты, бабуль, Клайд хороший, – пыталась переубедить её Броня, но занятием это было совершенно бесполезным и напрасным. У бабушки уже сформировалось своё, стойкое, коммунистическое мнение.