– Знаю, – неожиданно просто произнёс он. – Только у волхов это скорее религиозный титул. Нечто вроде вашего Патриарха.

– А как-то проще нельзя? – Поинтересовался я.

– Только не в разговоре с вами.

В его голосе послышались нотки сожаления.

– Да и не сможете вы выговорить моего мирского имени.

– Капитан мне говорил то же самое. Но затем мы с ним сошлись на Евграфий, или просто – Граф, – рассказал я.

– В отличие от ваших разговоров с капитаном, – назидательным тоном произнёс Великий Ум, – наша беседа носит религиозный характер.

– Неужели?

Я и впрямь удивился. Ибо помимо упоминания богов ничего религиозного в нашем общении пока не заметил.

Великий Ум мягко провёл открытой ладонью по поверхности кристалла, который, судя по всему, являлся центром и основой корабельного храма. Вслед за движением его руки по поверхности камня пробежали мягкие вспышки света.

– Это не просто кусок горного хрусталя или нечто похожее, как вы, наверное, вообразили, – произнёс волх. – На Земле многие народы, как вы знаете, поклонялись и поклоняются до вашего времени огню, воде, каменным и деревянным идолам, и прочим неодушевлённым предметам, считая их некими посредниками между людьми и богами. Ничего похожего с нашим отношением к кристаллу и его собственной природой это не имеет.

Понятное дело, подумал я про себя, не решившись произносить своей мысли вслух, это же не «каменная баба» скифов, а ваш родной камень. В него вы верите, а всё остальное – чушь. Обычное пренебрежение к символам чужой религии и обожествление своих.

А патриарх пришельцев тем временем продолжал посвящать меня в тонкости их взаимоотношения с идеальным миром.

– Это есть часть Великой Башни – дома богов, некогда воздвигнутого ими на нашей родной планете. Ведь мы – одна из самых древних и, к сожалению, самых несчастных цивилизаций вселенной.

Я с трудом сдерживался, дабы не поморщиться. Меня жутко раздражал его высокопарный слог. В конце концов, мы сейчас не на проповеди в церкви. Или… именно на ней? А что? Храм окружает нас. Алтарь присутствует. Вот и священник в облачении. А мне, значит, досталась роль паствы, внимающей слову пастыря!

– Что-то не пойму я, святой отец, – с нескрываемым сарказмом произнёс я, – от чего же вы несчастны, если даже боги выбрали местом жительства вашу планету? Небось, священники пожертвования богам в свой доход обращали, вот те на вас и разгневались?

Ни один мускул на лице волха не дрогнул. Однако взгляд помрачнел. Из чего мне оставалось сделать вывод о, по крайней мере, частичной правоте моего предположения.

– Дело не в том, чем провинился мой народ, – глубоко вздохнув, продолжил говорить Великий Ум, – а в том, что боги не оставили нас. Они и теперь здесь! – Произнёс он величественно, подняв вверх правую руку.

– И им что-то надо от меня?

Боже (ох, не к месту сказано), что вообще здесь происходит? С мыслью о психологическом тесте я уже покончил. Ибо такого бреда не сочинил бы ни один наш штатный психолог. Да и зачем такие сложности? Для проверки психоустойчивости могли бы просто смоделировать посадку на незнакомую планету, населённую какими-нибудь отвратительного вида разумными змеями или улитками.

Хочешь, не хочешь, а приходилось делать вывод, что меня окружает самая что ни на есть реальная реальность. Совершенно сумасшедшая реальность, стоит признать. С перемещениями во времени, инопланетянами, а теперь ещё и богами!

– Так что от меня надо богам? – Позволил себе повториться я.

– Если тебя, Питер, так коробит слово «боги», – пожал плечами волх, – можешь называть их просто Высшими.

Меня уже начало заносить. Я сам это понимал, однако остановиться уже не был в состоянии.

– То есть от того, что их цивилизация живёт дольше и соответственно постигла больше остальных, они объявили себя богами? – Шумел я. – Великий Ум так хорошо знаком с историей Земли. Так пусть он вспомнит, чем для коренных народов Америки закончилось вторжение «Белых богов»!

Патриарх волхов с достоинством выдержал мою истерику. Похоже, это и была именно истерика. Нервы даже тренированного астронавта всё же не железные. А за последнюю пару суток они подвергались слишком большому количеству весьма жестоких испытаний.

– Питер, – абсолютно спокойным голосом с нотками сожаления произнёс он, – я расскажу, вернее, напомню тебе, как устроен мир насекомых. Можешь смеяться, можешь не верить, но его законы развития гораздо ближе к нам, чем мы к зверям.

Сил возразить у меня уже не оставалось. Волх этим не преминул воспользоваться.

– Представь личинку, – предложил он. – Лежит в своём яйце-икринке и ни о чём не думает. Пища есть, внешнего мира нет (она его не видит), тепло и комфортно.

– А лягушки и караси не дремлют, – зачем-то вставил я.

– Всё так, – согласился Великий Ум, – но личинка до самого порога смерти прибывает в уверенности своего уютного спокойствия. Так?

– Пожалуй, – нехотя подтвердил я, не понимая пока, куда он клонит.

А он продолжал:

– Из личинки появляется гусеница. Этой плевать на всех. Ей требуется только жрать и жрать, и снова жрать! Никаких моральных устоев. Некоторые даже отращивают ядовитую щетину, от которой насмерть травятся птицы, попытавшиеся склевать их. А гусеницы продолжают жрать, уничтожая то, что по идее надо бы оставить собственным потомкам.

– Я так понимаю, что с гусеницами вы сравниваете человечество, – как-то не особенно уверенно хмыкнул я.

– От чего же только человечество? Любую разумную жизнь на определённом этапе развития.

– А потом гусеница, наевшись, превращается в куколку, – продолжил я уже очевидную аналогию. – В вас. В волхов.

– Ты нам льстишь, Питер, – в коем-то веке улыбнулся Великий Ум. – До состояния «куколки» доживают очень немногие цивилизации, как и в природе насекомых.

– А если всё же доживают?

– Ты разве не знаешь?

Никогда с таким подходом не думал о развитие цивилизации, надо сказать. А ведь как всё укладывается на шкалу истории! Личинка-гусеница-куколка! А дальше?

– Бабочка! – Подсказал волх. – Красивая, свободная, питается нектаром.

– Но бабочка тоже беззащитна перед птицами, например, – напомнил я.

– Это другой виток эволюции! Эти бабочки сами вершат судьбы птиц и прочих, – кивнул мне Великий Ум. – Вот они и называются Высшими!

Мы сидели в пол оборота друг к другу в креслах принимающих форму твоего тела реагирующих и подстраивающихся на любое движение.

У меня было подозрение на счёт материальности моего собеседника. Ведь он мог оказаться очень качественной проекцией. Голограммой. Однако, придавив аж до скрипа пружин кресло под своим телом, Великий Ум своим весом и давлением на предмет мебели опроверг все мои предположения относительно его реальности.

Ситуация никак не желала проясняться. Мне пока так и не удалось постичь: зачем я нужен «бабочкам», если даже не оправдал надежды гусениц?

– Оправдание надежд есть субъективное ощущение того, кто собирается оправдываться! Буквально выдавил из себя я.

Великий Ум просто смотрел на меня. Но от этого «просто» мурашки бежали по всему моему телу. В какой-то момент я осознал, что его взгляд обращён не на меня, а в меня! Внутрь. Как рентген или скорее томография. Даже не так. Он сверлил взглядом мою душу!

– Вы бы перестали увлекаться созерцанием, – посоветовал я, обнаружив неожиданную хрипотцу в своём голосе. – Просто скажите, чего вам от меня надо? К чему потребовалось производить столь сложные манипуляции, дабы доставить меня сюда?

Волх некоторое время продолжал безмолвствовать. Затем, видимо поняв, что отвечать так или иначе придётся, заговорил.

– Надо не мне, а вам, – сказал он, – превратиться из гусеницы хотя бы в «куколку».

– Если честно, то достали меня ваши аллегории.

Мне не довелось по жизни стать философом. Я не привык к иносказаниям. Говоришь гадость – говори в лоб. Пусть больно, но быстро. А быстрая боль гораздо лучше медленной изощрённой пытки.