– О, Миша-эфенди, – вздохнул сержант, – так это ваш знакомый?

– Да, Костас-бей. Что с ним? И где он?

Костас-бей показал пальцем на потолок. На втором этаже участка был маленький полицейский госпиталь – для тех пострадавших, кому нужна охрана.

– А девушки? – шепотом спросил он.

– Блондинка – его.

– Ай. Какая жалость, Миша, какая жалость… Может быть, не стоит пока ее пугать? Ведь и вы можете узнать пострадавшего и поговорить с ним, так, да?

Я представил себе, как Зойку пытаются не допустить в палату…

– Ничего не получится, – сказал я. – Да она и не из пугливых. А вот… Тина, ты подождешь нас здесь?

Тина растерянно кивнула. Участок, похоже, произвел на нее ударное впечатление. Готовится в репортеры, подумал я. Эх, девочки…

По дороге, в коридорах и на лестнице, Костас-бей в нескольких словах рассказал, что произошло. Собственно, полиции известно было мало что. После встречи в университете со студентами наследник и еще несколько человек вдруг исчезли из поля зрения охраны. Такое случалось не в первый раз, и охрана относилась к этому как к повседневным трудностям. Они принялись методично обходить здание и в одной из аудиторий обнаружили жестоко избитого молодого человека. В кармане его был переносной телефон с несколькими номерами в памяти. Один из номеров отозвался…

Тедди лежал в тесной трехместной палате. В рот его вставлена была трубка, через которую в легкие вдували воздух. Несколько капельниц висели над ним, в одной была кровь, в других какие-то желтоватые и бесцветные растворы. Неужели это Тедди?.. Врач стоял сзади нас и молчал. Узнать лежащего в лицо было нельзя: сплошной багровый отек. Волосы – у Тедди была характерная челка с мыском – скрыты под повязкой. Остается… Я подошел вплотную и приподнял простыню. Вот оно: на внутренней стороне плеча синие неровные буквы «Ф» и «Е». Федор Емельянов. В восьмом классе мы с ним соорудили себе эти дурацкие опознавательные значки. Зойка с трудом вдохнула. Воздух был насыщен запахами йода и мочи.

И еще… Шрам от удаления аппендикса располагался у Тедди слева. Такая вот особая примета. Причуда организма. Я посмотрел. Да-а… Шрам еле выглядывал из-под пояса своеобразных марлевых трусов, обильно промокших будто бы арбузным соком.

– Что с ним, доктор?

– Вы узнали этого человека?

– Да, несомненно. Емельянов Федор Николаевич, восьмидесятого года рождения…

– Шестого января, – подсказала Зойка.

– Студент университета, четвертый курс, факультет государства и права…

– Где живет? – спросил доктор.

– Пера, улица Башенная, дом девяносто шесть, квартира двести одиннадцать… Так что с ним, доктор?

– Много чего, ребята… Называется: комбинированная травма. Перелом теменной кости, переломы обеих челюстей, перелом правого плеча. Закрытая травма живота. Ушиб позвоночника. Ушиб и рваные раны мошонки, возможно с размозжением яичек. Укушенные раны обеих голеней…

– Укушенные?! Собака?

– Трудно сказать. Надеюсь, он придет в сознание и скажет сам. Сейчас он прооперирован, – доктор коснулся повязки на голове, – и, вероятно, ему предстоят еще две операции меньшей степени срочности. Как я понимаю, леди, это ваш…

– Мой лучший друг. Как и его. – Зойка кивнула на меня.

– Понимаю. Так вот, молодые люди, он будет нуждаться в постоянном уходе, а сиделки в полицейском госпитале сами знаете какие. Было бы хорошо, если бы первые дни – самые сложные – вы и, может быть, другие друзья…

– Я поняла, доктор, – сказала Зойка. – Да, конечно. Надо только предупредить родителей.

– Его родителей?

– Нет, они, наверное, далеко… насколько я знаю. Моих родителей. Миш, поможешь мне переговорить?

– Помогу. Доктор, чем мы еще можем быть полезны?

– Еще? Да что вы. Спасибо и за это.

– Мы пока ничего не сделали…

Внизу сержант выписал нам пропуска в госпиталь, и я развез Тину и Зойку по домам. Сначала Тину: высадил у общежития и умчался. Здесь все было просто. Беседа же с Зойкиной маман затянулась. Объяснять мадам Дальон любую ситуацию было сложно, утомительно, но необходимо: она могла и запереть Зойку, такое уже случалось. Наконец маман согласилась с нашими доводами. Я вернулся в участок.

Около пяти часов Тедди пришел в себя, пытался вытащить трубку и что-то сказать. Увидев меня, впал в жуткое возбуждение. Сбежались медсестры, пришел доктор, но к тому времени Тедди вновь закатил глаза и расплылся. Трубку в горле решили оставить до утра.

Я время от времени задремывал, сидя на стуле. Мне виделась всякая чушь. В восемь приехала на такси Зойка и сменила меня. Вести машину я не мог и потому на том же такси уехал на причал.

Моей лодки на месте не было.

27.04. Около 09 час. Константинополь, Университет

Я был в том не слишком нормальном состоянии, когда человека уже ничто не может поразить и на все выпады судьбы он реагирует сугубо рационально, без малейшего всплеска эмоций. Рациональность эта, конечно, еще та, и потом, бывает, долго удивляешься, откуда ты такой дурак выполз. Впрочем, случается – и гордишься собой. Это уж как повезет.

Прежде мне случалось «охрусталевать» (так это состояние мною называется, и прошу не путать с плебейским «остекленением») где-то после двух-трех суток умеренных, но постоянных возлияний, больших доз кофе и очень малых порций сна. Кстати, состояние «хрустальности» просто незаменимо при подготовке к тем экзаменам, где требуется механическое освоение очень больших объемов. И соответственно, при сдаче. Потом все благополучно проходит.

Сейчас оно возникло слишком рано и, похоже, некстати. Его следовало перебить. Потому что рационально реагировать на абсурдную ситуацию – мягко говоря, глупо.

Я лишь глянул на пустой промежуток между «Рандгрид» и «Фатимой», моими всегдашними веселыми соседками, повернулся и пошел обратно. Махнул рукой проезжающему такси и попросил отвезти к Университету. Затевать поиски сейчас было бессмысленно: на море не бывает горячих следов. Заявлю, когда высплюсь.

Часа бы два-три…

Я стукнул в комнату Стаса. Он не открывал. Я постучал сильнее:

– Стас!

Тишина. Ах, черт… называется, поспал… Огляделся. Вот. Комната двести семнадцать, и даже именная табличка заполнена (это почему-то редко кто делал): «Мумине Исмет-заде, Тина Воронович». Ну да, конечно. Двести семнадцать. Она говорила.

Я постучал. Шагов не услышал, но дверь скоро открылась.

– Вы? – весьма удивленно.

– Тина, пожалуйста…

– Да вы входите.

– Извините, что беспокою, но мне просто необходимо хоть чуть-чуть поспать, а мои друзья…

– Конечно-конечно. Вы дежурили, наверное, всю ночь?..

– Да, но не только это…

– Как ваш товарищ?

– Плохо. Еще не пришел в себя. Сейчас там Зоя…

– Вот сюда, пожалуйста…

Вторая кровать в комнатке стояла заправленная, Тина хотела откинуть покрывало, но я просто рухнул сверху, успев лишь сбросить туфли. Это неправильно, подумал я, не мог я настолько устать…

Кажется, я только коснулся подушки, и тут же легкая рука легла на мое плечо.

– А? Что?..

– Тсс… – Лицо Тины, палец к губам. – Там, в коридоре, – полиция. Ваш товарищ – Стас Тхоржевский?

– Да. Что-то…

– Он мертвый… в своей комнате – мертвый… понимаете?

– О боже! – Я сел. На миг показалось, что все это во сне. – Который час?

– Половина одиннадцатого… И еще говорят: наследника похитили. Вчера. Об этом пока не сообщали…

– Похитили? Кто? Здесь, в Университете?

– Не знаю… То есть да, конечно… в Университете… вчера вечером…

– Подождите, Тина. Что вы так волнуетесь?

– Мумине ушла на эту встречу. И не вернулась… до сих пор… Я боюсь, что… – Она всхлипнула. – Думала… ну, как обычно… а ее все нет и нет…

Я потер лицо. Так. Петька. Тоже пошел на эту идиотскую встречу. Так я и не заглянул, что он там такое разыскал в Новейшей истории. Где, кстати?.. А, в багажнике «опеля». Ладно, это надежно. Поскольку сам «опель» на стоянке при полицейском участке.