– Уже почти все. Шлифую. А что, надо быстро?

– Нормально, Яков. Не суетись. Времени у нас вагон – делай хорошо.

Времени у нас на самом деле почти не оставалось, но на этой работе его экономить не следовало: Яков синтезировал голоса Нодара, Иосифа и княжны. Примерно такую фразу: «Молчи и ни о чем не спрашивай. Выходи из дома, тебя ждет машина. Делай все, что тебе скажут…» Что-то в этом духе. Командор у нас большой спец по убедительным текстам. От того, как убедительно получится это после перевода и обработки на раухере Якова, зависит наш успех – а также целостность шкур и Командора, и всех остальных…

– Где там у нас Валечка? – громко позвал я.

– Ту-ут… – тоненький голосок из-за штабеля коробок.

– Минута на сборы. Форма одежды охотничья…

27.04. 01 час 30 мин. Константинополь, район Золотых Ворот

Мы взобрались на городскую стену: двое журналистов – я никак не мог запомнить их имена, – Зойка, Тина и я. Остальные где-то зацепились. На стене было тихо и безлюдно. Прохлада все не наступала, воздух был тяжел и давил на грудь. Городские огни не собирались гаснуть, веселье только-только вступало в самый разгар. Мне хотелось покоя. Я отошел на несколько шагов и потерял всех из виду.

Была та стадия опьянения, когда все воспринимаешь чересчур обостренно. Чужое слово, отсутствие слов, нечаянный взгляд… Собственно, стадии при таком режиме пития легко сбиваются, и трудно бывает контролировать себя. Слава богу, я не из тех, кто во хмелю буен или слезлив. Сейчас мне просто нужен был глоточек-другой, чтобы не впасть в минор. Но бутылка с коньяком осталась у журналистов, а меня вдруг заклинило: я не знал, как к ним обратиться. Они же называли свои имена…

Неразрешимая проблема. Еще одна неразрешимая проблема.

Я обхватил железный поручень ограды, сжал пальцы – будто мышечное усилие могло просветлить память. Ни черта, конечно, не получилось. Подошла Тина и встала рядом. Темный силуэт на фоне светящегося неба над городом.

– Как здесь красиво!

– Да. Вам, наверное, скучно быть трезвой? – Тина, по моим наблюдениям, не выпила и глотка.

– Нет. Мне хорошо. Я люблю, когда весело.

– Когда столько людей веселятся, заражаешься.

– Скорее, заряжаешься.

– Можно сказать и так. И все равно… – Я замолчал. Не мое дело. Не пьет человек – и пусть его не пьет. В смысле: ее. – Вас не затруднит добыть у ваших друзей капельку коньяка для меня? Мне почему-то неловко просить самому…

– Конечно. – Я почувствовал, что она улыбается.

Я вдруг вспомнил, что мы так и не посетили заседание монархического общества. То есть Зойка порывалась пойти сама и затащить журналистов – могло получиться смешно, – но я уперся. Даже не знаю почему. Просто так. Сейчас я уже жалел об этом.

Над морем, неподалеку от нас, в небо взлетела ракета, лопнула со звоном, разбросав широко синие и белые мерцающие звезды.

Вернулась Тина с пластмассовым стаканчиком в руке.

– Пойдемте туда, к ним, – сказала она. – Боюсь, мальчишки… завелись. Они неправильно истолковали ваш уход.

Понятно, подумал я. Эта стерва их раздразнила. Инциденты такого рода случались сплошь и рядом.

– Пойдемте…

Я отхлебнул коньяка. Стаканчик – в нем оставалось две трети – поставил на парапет.

Снова взлетела ракета – совсем рядом. С шипением заскользили над головой огненные змеи…

На мой взгляд, ничего особенного не происходило. Троица стояла и смотрела в небо. Может быть, они стояли слишком тесно, но – не более того.

– Зойка, – сказал я. – Не рвануть ли нам…

Я все-таки ошибся в оценке ситуации. Парни действительно перевозбудились. Один, повыше, – Раим, вспомнил я некстати его имя – полушагнул ко мне.

– Я думал, ты ушел, – сказал он. – Я думал, ты догадливый. А ты не ушел.

– Я не догадливый, – сказал я. – В некоторых вопросах я очень-очень тупой.

– Придется объяснить.

– Дружок, – сказал я. – Такой хороший вечер. Зачем ты хочешь его испортить?

– Это ты все портишь. Девушка не хочет с тобой. Ведь так? Не хочешь, Зоя?

– Что ты делаешь? – сказал я ей. – Тебе мало развлечений? Хочется гладиаторских боев? Раим, она ведь специально вас дразнит, ты что, не понимаешь? Она ведь только этого и добивается, волчица…

Я был по-настоящему зол на нее.

– А вот это ты зря сказал, шакал. – Он ссутулился и расставил руки. – Эти слова я вобью обратно в твою глотку.

Его друг – Валентин, я все вспомнил, вообще в голове была теперь кристальная ясность – неуверенно сдвинулся влево, примеряясь, как правильно встать.

– Зря вы это, ребята…

Раим ударил – выстрелил ногой. Таким ударом можно убить. Он, похоже, ничего не понимал. В меня он не попал. В меня вообще трудно попасть. Потом он ударил еще и еще – упрямо и все более жестко. Уходи от трех ударов, учил отец, потом бей сам. Но я почему-то медлил с ответом. Сам не знаю почему. Наконец Раим потерял равновесие и бухнулся на четвереньки. Валентин стоял в стороне не шевелясь. Я на всякий случай предупредил его жестом: не лезь. Раим вскочил. Он был разъярен.

– Трус! – рявкнул он. – Трус!

– Да, – сказал я. – Мне есть чего бояться.

Он снова бросился на меня, забыв все, чему его где-то когда-то учили. Тут уж я просто вынужден был его коснуться: перехватил руку, нырнул под мышку – очень низко, – резко выпрямился… Он сделал неловкий кульбит и грохнулся спиной. Под затылок его я успел подставить ногу – чтобы не разбил о камни. Валентин дернулся, но на месте устоял. Благоразумие в нем было. Раим застонал, медленно повернулся на бок и подтянул колени к животу. Потом распрямился и выгнулся. С минуту он пролежит…

Я повернулся к Зойке. Мне очень хотелось ей врезать. Рядом с ней стояла Тина – стояла так, будто хотела прикрыть. Господи боже мой, подумал я, как же ей все это удается…

Зазвонил телефон. Зойка зашарила в сумочке. Звонки продолжались. Наконец она выловила трубку:

– Да! Те… что? Да… Да, это тот… Почему? Что? Приехать? Зачем? Почему нельзя сказать нормально? Я… конечно… хорошо…

Она сложила трубку и беспомощно посмотрела на меня.

– Из полиции, – сказала она. – Просят приехать… сороковой участок, Йени Махалле. Ты знаешь, где это?

– Знаю, – сказал я.

– Можно я с вами? – сказала вдруг Тина.

– Можно, – сказал я.

Раим встал на четвереньки. Встряхнул головой.

– Дружок, – сказал я. – Ты просто ошибся, понимаешь?

– Я тебя все равно добуду, – сказал он. – Считай себя мертвым.

– Позаботься о нем, – сказал я Валентину. – Сумеешь?

Он кивнул.

Снова взвилась ракета. Над нашими головами вспыхнули три огненных цветка. В этом свете я вдруг увидел, что мы не одни: мимо, прижимаясь к ограждению противоположного края стены, протискивались трое: крупная пожилая женщина – как мне показалось, в парике; а если это была прическа, то одна из самых неудачных, какие мне встречались, – маленький мужчина в темном глухом костюме и котелке, натянутом по самые уши, и девочка, которую они держали за руки. Девочка была совсем обычная, в светлом платьице и светлых гольфах, – но взгляд ее я поймал и будто споткнулся. Что-то совсем непонятное было в этом взгляде. Ее уводили, но она, повернув голову, смотрела на нас. Потом свет померк. Когда взлетела следующая ракета, семейки уже не стало видно.

11.06. 13 час. 45 мин. Лосиноостровский парк

Валечка оказалась куда лучшим следопытом, чем я: это она заметила слегка примятый и надломанный понизу куст. Похоже, волокли что-то тяжелое. Если бы не этот след, мы так ничего и не нашли бы: бетонная крыша этой будки, или колпака, или как его еще назвать? – лежала вровень с землей, заросла мхом, и с трех шагов ни черта не было видно. Яма, в которой этот колпак стоял, окружена была кольцом ломкой прошлогодней травы, и тут «след волочения» виден был отчетливее. Яма как раз скрывала человека, а между земляным ее краем и стенкой колпака промежуток не превышал одного метра. Валечка осталась на стреме, я полез в яму. Пришлось встать на четвереньки, чтобы увидеть отверстие, примерно шестьдесят на сто, забранное толстой решеткой. Судя по царапинам на темной ржавчине, решетку недавно снимали. Я просунул между прутьями булыжник и отпустил его в свободный полет. Раз… два… три… плюх. Метров сорок – и вода. Хорошо… Я сходил к машине за канистрой и шведским ключом. Болты, на которых крепилась решетка, были смазаны. Я поставил взрыватель на двухчасовую задержку, просунул его в горловину канистры, намертво запер канистру и бросил ее туда, вниз. Гросс-плюх! Поставил решетку на место. Атас, прошептала Валечка, солдаты! Это было хреново.