Существует известный набор универсальных для эпической традиции признаков, характеризующих великого героя или предвещающих его появление. Можно заметить, что Арджуне и, в определённой мере, его братьям сказание отводит настолько значительную роль, что подобные «возвеличивающие» признаки распространяются и на их родителей. В интригующем противоречии с пророчеством Вьясы сказание превозносит Дхритараштру и Панду: «Так родились от жён Вичитравирьи и от Двайпаяны» (Островитянин, прозвище Вьясы – А. И.) «продолжатели рода Куру, подобные божественным отпрыскам» (Мбх I, 101, 30) (курсив наш-А. И.). Обычно сказания относятся подобным образом к героям, которым уготована великая доля:

Напомним, что богами было предопределено герою Энею – сыну Афродиты – с остатками поверженных троянцев переселиться в Италию и основать царство-предшественник великого Рима.

Греческий эпос также возводит величественную внешность благородных героев непосредственно к их небесной родословной; вот что говорит царь Спарты Менелай Телемаку (сыну «богоравного» Одиссея) и Пизистрату (сыну великого Нестора):

Это распространённый приём сказаний: правитель, впервые увидев странствующих принцев, восхищается их божественной внешностью. По стандартным лекалам скроена сцена встречи царя Сумати с царевичами Рамой и Лакшманой; при их виде царь осведомляется:

Можно полагать, что и Менелай, и Сумати имеют в виду не конкретное родословие юных героев, а общий принцип небесной родословной царей: если Зевс действительно является небесным отцом Одиссея, то Нестор – внук Посейдона, а в индийских царевичах частично воплотился Вишну. Ссылка на небесное происхождение может выглядеть фигурой речи, как видим на примере Бхараты, дальнего предка Пандавов и Кауравов: «…С телом, как у льва, с руками… и с высоким челом прелестный тот мальчик, отличавшийся большой силой, стал быстро расти, подобно отпрыску богов» (Мбх I, 68, 4) (курсив наш – А. И.). Эта традиция настолько сильна, что в стадиально более поздних и значительно «демифологизированных» памятниках средневековой Европы и Азии героический эпос не может удержаться от возведения величественной внешности если не к божественной, то к знатной родословной (понятно, что исходно эти две тенденции были генетически связаны: там, где сохранилась индоевропейская традиция сакральности власти, происходила и мифологизация происхождения правителя). Вот как аттестует датский дозорный Беовульфа:

Сходным образом наблюдатель отзывается о живущем инкогнито в изгнании иранском царевиче:

В результате связь богатырской внешности с благородным происхождением для многих сказаний становится эпическим клише: «Рослый же ты мальчик, сильный, и сложен, как никто другой; не видывал я княжеского сына, который мог бы равняться с тобой…», – восхищается юным исландским героем старший родич («Сага о Финнбоги Сильном», VI. М. 2002). Разумеется, исходно образцом прекрасной, величественной и богатырской внешности персонажей героического эпоса служил материал мифа, как можно видеть из описания вавилонского бога-воителя Мардука:

Итак, сходство или льстивое сравнение с божеством или царственным предком маркирует героя великой судьбы. Хотя великая доля принцев Дхритараштры и Панду, как нам предстоит убедиться, в основном связана не с их собственными подвигами, но с грядущими деяниями их сыновей, знаки расположения неба появляются сразу по их рождении и даже распространяются на все сферы жизни царства Куру: «Земля стала высоко плодородной, а урожаи – обильными. Параджанья проливал дождь соответственно временам года… Рабочий скот был весел… Города были полны купцов и ремесленников. (Все) были храбры и сведущи, добры и счастливы…Во всех частях страны наступил золотой век…Полные любви друг к другу люди преуспевали тогда…И покатилось по стране колесо святого закона…» (Мбх I, 102,1-12).

Когда настало время женить царевичей, роль свата вновь была доверена опытному Бхишме. Для Дхритараштры он высватал царевну Гандхари, получившую божественный дар родить сто сыновей. Панду достались две жены. Старшая, царевна Кунти, сама выбрала богатыря Панду на сваямваре (форма кшатрийского брака, при которой невеста выбирает жениха из многих претендентов). Младшая, царевна Мадри, «по красоте не имеющая равных на земле», была куплена «за огромное богатство». Сказние впервые намекает на великуш судьбу и предназначенность Пандавов. Оказывается, в этом случае в земные события загодя вмешались потусторонние силы: «… Те две богини, которые были Сиддхи» (супруга Дхармы – А. И.) «и Дхрити» (супруга Шивы – А. И.), «родились (на земле) матерями пятерых (Пандавов) – как Кунти и Мадри» (Мбх 1,61,98).

Вернёмся к земной подоплёке происходящего. У Кунти, как и у Сатьявати, была тайная и постыдная предыстория, которая окажется фатальной для династии. Дочь правителя ядавов Шуры, Притха была по обету отдана для удочерения царю Кунтибходже и в его дворце однажды в награду за благочестие и услужливость получила от аскета Дурвасаса в дар мантру, то есть заклинание. Этой мантрой барышня могла вызвать любого бога для обретения потомства, что она и проделала, вызвав бога солнца Сурью. В результате на свет появился Карна, будущий великий воитель и вечный соперник Арджуны. К Карне мы ещё не раз обратимся. Пока же достаточно сообщить, что внебрачный младенец в соответствии с расхожим образом фольклорного подкидыша был пущен в корзине по реке, спасён и усыновлён сутой (колесничим), то есть не удостоился посвящения в кшатрии, не говоря уже о положении царевича. Подобное понижение социального статуса, а также факт спасения и воспитания подкидыша предвещают ему великую долю [см. например, усыновление бедняками будущего героя Финнбоги («Сага о Финнбоги Сильном». М. 2002); предельный вариант понижения статуса – полное лишение человеческого сообщества и вскармливание подкидыша животным, как в случае Рема и Ромула].