— Ты из театра, роль что ль играла? МХАТ через дорогу, — заржали вдруг хором и в миг расслабились, найдя подходящее объяснение.

— Из театра, конечно из театра, — обрадовалась и Мартина.

— Ты вроде баба, а сиськи-то где потеряла? — смеялись уже все, смеялась вся улица, смеялась в слезах Мартина, тискаясь к выходу. Ее щупали множество рук, сверлили глазами, как диковинное животное, и ржали, ржали, в припадке веселой истерии, забыв обо всем и прощая ей странные слова.

Толика она не встретила, хоть бежала бегом до подземки. Упав без сил на лавку, уже на платформе, снова сжалась от стыда, и спрятала лицо в ладонях.

— Ну, что за дура, — шептала она, — кой черт меня понесло, разве они поняли? А Толик? Он поймет? Не поймет. Рано к нему идти. Испугаю его.

И дождавшись первого поезда, поехала домой.

Вечером Галька обмотала шею шарфом, все еще надеясь, что к утру голос восстановится. Он пропал внезапно. В полдень она открыла рот и не смогла выдавить ни слова, ни одного звука. Борис, будто вовсе не заметив этого казуса, продолжал вести себя, как ни в чем ни бывало. Он и так отлично понимал ее: бойко и без задержки отвечал на немые вопросы, ни в чем не входя в противоречие с ее собственным мнением. Галька была потрясена. Еще часа через два она обнаружила, что Борису тоже не обязательно говорить вслух. Сквозь раздражающие шумы, будь то льющаяся из крана вода, крики с улицы, звон посуды стали прорываться едва различимые, странные звуки, напоминающие его голос. Вот он спросил ее о чем-то более ясно, она поняла и быстро ответила, спросила сама и тут же получила ответ. Борис в это время стоял на балконе, спиной к ней и молча курил. Обалделая и обескураженная, она кинулась к нему.

— Почему ты волнуешься?! — громко остановил он ее у входа, — не бойся, это алхимическая реакция — превращение одного в другое.

Сам он при этом отчаянно дрожал.

— Что? — закричала она глазами, — повтори!

Борис не выдержал и заплакал. Галька взяла его за руку, повела в комнату.

— Сначала голос, потом все остальное:, - сквозь всхлипы различила она.

Не желая верить услышанному, заметалась по комнате, переворачивая все подряд, швыряя мелочи с места на место. В последние дни Галька, предвидя скорую разлуку с Борисом и объяснение с Лиданькой, словно с ума сошла. Толком не зная, что делать, твердо решила умереть. Она не отходила от Бориса ни на шаг, но главное — половые акты, что поначалу будоражили кровь и сопровождались душераздирающими воплями, неожиданно начали приобретать совсем иное качество. Галька, по-прежнему, с радостью принимала член внутрь и сотрясалась с Борисом в беспрерывных спариваниях. Но три дня назад ей причудилось, что она сама водит по себе членом, что у члена нет хозяина, а Борис погружен в нее всем телом, так что, пощупав его за спину, встретила собственные соски: «Что ж, я сама себя ебу?» — испугалась Галька. Мысль эта задержалась на секунду, не больше, но она ее запомнила.

Сегодняшнее же происшествие с голосом и мутное пророчество Бориса совсем выбили ее из колеи. Галька была практичной: «Что значит один голос на двоих? И что это за ужасное превращение — из двух живых людей выйдет один? Никогда такого не слыхала. Наоборот, все только и мечтают, что из двух третий получится».

— Странный какой-то, — подумала она, укладывая Бориса в постель и подтыкая с краев одеяло.

— Если бы так, Галина, — горько ответил тот, — думаешь мне не страшно? Да во мне сейчас твоего, бабьего, уже больше, чем в тебе моего!

— Молчи лучше, поспи, после поговорим, — приказала она мысленно.

Он согласился.

— Ну, ладно бы голос, — думала Галька, поглядывая на улицу, — на это я пойду, он меня и без слов понимает, но все остальное? Бред какой-то.

Нечесанная, в колтунах собака спала на тротуаре под окном, вон сосед, уцепился за куст, да все равно не удержался, упал на землю. Старухи клюют носами на лавке. Тишина.

— У всех людей, как у людей:, - но тут же задумалась о другом. Галька наверняка знала, что с Борисом ей теперь не расстаться и с Лиданькой не поделить. Как назвать чувство, что налетело, словно ураган? Любовь? Маловато, здесь было что-то большее. Она чувствовала, что стоит на краю пропасти, и ничего человеческого в этом ощущении не было. И птичьего тоже. Ах, если бы от птицы чуть-чуть, почистила перышки и вспорхнула, с облаками смешалась, в небе вольно! Нет, никуда ей не взмыть, впереди только падение и жуткий колодец, глубокий, до конца не долетишь.

Заглянула в комнату, Борис уже спал.

Галька много дней не выходила на улицу, а сейчас вдруг захотела.

«Интересно, — внезапно подумала, направляясь в сторону торгового центра, — Бог видит нас?! Надо у Бориса спросить».

Не встретив никого, прошла несколько кварталов и спустилась по ступенькам в прохладную, прокуренную пивную. Раньше Галька любила бывать здесь, со многими перезнакомилась. Вот и сейчас, едва ступила на порог, подняла руку, приветствуя собравшихся. Люди все были интересные, с собственной историей. Гальку заметили, и она подошла к столику. Указала на горло, дескать ни о чем не спрашивайте. К несчастью ближнего здесь относились с неподдельным состраданием, все полезли с советами.

— Без тоста будешь? — спросил мужчина с пустым лицом, подливая водочки в кружки.

Галька кивнула.

«Хороша я была бы, если б к тому же еще и не слышала», — глотнула и поплыла. Ей показалось, что восстановился голос, и она хотела ввязаться в беседу об оргазмах, что затеяли друзья, но скорбно поняв ошибку, осеклась. За спиной говорили о том же самом, а впереди какая-то баба орала, что сразу кончит, если ей нальют без очереди. У стойки шумели в ответ, если она даже сто раз кончит, пива ей не видать. А вошедший с улицы мужчина удивил Гальку своим членом, что держал нараспашку, направляясь к бабе. И та, увидев его, что было силы заголосила: «Погоди немного, дай горло промочить!» Все заржали. Но очередь наклонилась, отделив бабу, и кто-то сунул ей кружку. Видать все образовалось, потому что через минуту об этом маленьком происшествии забыли. И опять принялись об оргазмах. У Гальки голова шла кругом, и оргазмы ей мерещились то маленькие, как горошина, то огромные, то на столе, то под столом. И от того ли, что выразить себя не могла, рассмеяться, как все или обратить в шутку, засаднило сердце. Потом вдруг подумала, что это над ней издеваются, что у нее все написано на лице, и про Бориса известно, что забрала его у Наташки к себе в постель и не вылезала оттуда до сегодняшнего дня. «Ну что вам за дело?» — хотела прикрикнуть, да не смогла. Ей ли в такую минуту молчать?! Сейчас бы всех поставила на место, хоть бы и до драки дошло. Но тут же опять подумала: неспроста голос пропал, верно рассказывать о том, что у них с Борисом приключилось не надо, все равно никто не поверит. Так и стояла она со своей тайной, мутно уже наблюдая за всеми. Дорогу домой помнила плохо, и сразу повалилась на кровать рядышком с Борисом. Ей казалось, что они качаются в лодке. Она в легком, летнем платье, а он напротив — машет веслами. Жилы на шее и лбу напряглись от усилия, когда весла таранил в воде. Галька ни разу не задумывалась, красив ли Борис, времени думать об этом не было, такой захватывающей была их жизнь, а сейчас вдруг пригляделась и решила, что красивее никого не встречала. Она встала и сделала шаг. Борис, бросив весла, вцепился в борт. Галька, пьяная от восторга, что они одни, что солнце яркое, что платье прозрачное, и все мелочи притаились вокруг, еще раз шагнула и упала к нему на колени, обвив шею руками. Словно наяву, почувствовала, что он ответил, жарко задышал в ухо и боится выпустить ее хоть на мгновение. Изо рта несло перегаром, но Галька, не смущаясь, соскочила с колен, схватила член губами и погрузила в себя. Без цели плавали они на середине озера, явив для окружающих, случись им быть поблизости, странную картину. Борисик легонько толкнул ее, и она открыла глаза.

— Пора, раздевайся.

Галька поднялась с кровати и замотала шею шарфом. Посмотрелась в зеркало, поправила волосы левой рукой.