Накатавшись, просолившись, естественно, мы вернулись на пляж и после душа развалились в шезлонгах под соломенным зонтом. Время выпить легкий коктейль, перекусить фруктами, просто подремать и отдохнуть после моря, которое вытягивает очень много сил. Мэтт стал молчаливым, а мне захотелось поболтать.

– О чем ты думаешь сейчас? – спросила я.

Возможно усталость в сочетании с коктейлем, солнце, нега – все это ослабило его контроль, и он сказал то, чего я совершенно не ожидала.

– Знаешь, чего я хочу больше всего и думаю об этом очень часто, практически всегда? – Нет. Скажи. – Что я все-таки смогу спланировать, найти деньги на собственную спортивную школу, в другой стране, где гораздо больше возможностей, и, наконец, уеду отсюда навсегда. Если бы у меня были деньги, я бы взял билет в один конец прямо сегодня. Я чувствую, что у меня получится, это мое, и это то, чего я действительно хочу от жизни. Больше ничего.

Он опять воткнул наушники в уши и замолчал, прикрыв глаза. Видимо, мечтая о том, что только что рассказал.

Я тоже опустила очки на нос и растянулась на шезлонге, взяв сигарету и чуть отвернувшись. Похоже, я совсем тебя не знаю, похоже, то, что происходит с нами здесь и сейчас имеет очень маленькое значение в твоей жизни. Нам просто здорово вместе, и мы останемся вместе ровно до того момента, когда ты не решишь, что заработал или нашел у инвесторов необходимую сумму. Я знала о таких его планах и ранее, мы как-то обсуждали это в том ключе, что было бы неплохо создать такое будущее с собственным бизнесом. Мэтт тогда спрашивал моих советов по поводу путей поиска инвестора и юридических аспектов организации бизнеса. Я поняла, что он очень боится партнерства, именно в бизнесе, и мне пришлось долго объяснять, что для солидного инвестора нет никакой надобности и цели отбирать у него бизнес, наоборот, он заинтересован в профессионале, который горит делом и развивает его.

Я поняла тогда, что была попытка организовать что-то подобное несколькими годами ранее, и партнеры повели себя не очень порядочно – с его слов, разумеется, в результате чего он остался не у дел. Конечно, он спортсмен и тренер, он не знает всех нюансов организации и ведения регулярного бизнеса. Сложилось какое-то партнерство, не регламентировали на берегу все отношения и правила игры, а потом, когда решили, что справятся и без него, то просто вытеснили из дела.

Я думаю совершенно искренне, и поддерживаю то, что мужчина должен состояться, что его достижения и любимое дело значат очень много в отличие от большинства женщин, которые растворяются в отношениях. Более того, я думаю, что собственный успех дает мужчине уверенность и возможность ухаживать за своей женщиной и любить ее. Обеспечивать заботу и комфорт и не обязательно только материальный. Если мужчина реализован, то он щедр и надежен, спокоен и ласков. Но в тот момент, когда я это услышала на пляже, я вдруг поняла, что между нами нет настоящей близости. Все, что проживала я, узнавая, проникая, даря, поддерживая, – это все только мое. Это мое желание это делать, для него в этом совсем мало ценности. Если бы сейчас кто-то предложил ему деньги на реализацию проекта, то он вряд ли бы думал о том, как быть с нашими отношениями, хочу, могу ли я быть и ехать с ним, он просто улетел бы и все. Тогда я поняла одну важную для себя вещь – если ты много отдаешь, вкладываешь, не получая равноценно, то это путь в никуда. И самое важное – мне казалось, что я отдаю, не ожидая ничего взамен, мне ничего не нужно. Неправда, мне нужно: признание собственной ценности, искреннего желания делить со мной жизнь, поддержки, когда мне грустно или трудно, учета моих интересов при выборе пути.

Я не сказала тогда ничего. Но что-то надломилось внутри. Я стала смотреть на все происходящее потом через призму этого осознания. Я не смогла дальше быть беззаботной и счастливой, я часто возвращалась к тому, что тебя не выбирают. Один бог знает, чего он от меня ожидал, может быть, что я вдруг решу спонсировать его проект, а я почему-то для такого замечательного мужчины этого не делаю. И я стала видеть некое отдаление, когда внешне не происходит ничего странного, но меньше разговоров, меньше секса, меньше близости. И еще один неприятный сюрприз ждал меня: Мэтт стал курить травку. Я знала, что он делал это изредка и раньше. Раз в несколько недель вечерком он выкуривал косячок, говоря, что это помогает расслабиться и очистить разум. Появляется какое-то слияние со вселенной, отделенность от быта и проблем. Я не видела в этом ничего такого, хотя я сама ни разу в жизни не пробовала. Мне почему-то не нравилась мысль об искусственности этого состояния, неестественности, казалось, что это бегство от реальности. Сильный человек не станет прятать голову в песок, чтобы избегать чего-то, он пойдет и решит, сделает, изменит реальность, чтобы она стала такой, какой нужна. Теперь же он курил каждый вечер, не переставая, пока его глаза не становились совсем безумными, пока не начинал заплетаться язык, пока не засыпал беспокойным сном, чтобы проснуться в пять утра и найти еду и воду.

И в какой-то момент я почувствовала себя одинокой. К этому времени мы жили вместе, Мэтт переехал ко мне сразу после Италии, сказав, что так удобнее же, места у меня достаточно, а ему не надо платить за квартиру, в которой он все равно бывает редко. Он не сказал, что хочет быть рядом, он сказал, что так экономнее. Он не предложил мне какие-то деньги в счет аренды. Я стала подозревать, что он просто банально жадный. Для меня его деньги не имели никакого значения, но отношение – это ведь использование. Осознание пришло ясным летним утром. Я собиралась куда-то и наткнулась на его чашку из-под кофе на террасе. Не трудно отнести ее на кухню, но вдруг я почувствовала себя этой чашкой, выпитой и забытой где-то. Я пыталась с ним поговорить неделю назад о том, что происходит между нами, но никакого внятного ответа не получила: все нормально, я просто устаю, мне нужен отдых и так далее. Я ненавижу, когда люди не отвечают на сообщения, когда отказываются прояснять что-то, когда пытаются манипулировать или избегать тебя. Я не буду жить по этому сценарию.

Внутри меня поднялся бунт. Я выбрала себя. Я просто собрала все его вещи, упаковала в чемодан и выставила за дверь. Я знала, что поступаю по-детски, из ярости, неправильно, но я не хотела быть жертвой. Почему я должна мириться со всем, что мне предлагается в угоду его комфорту, но не моему спокойствию? Я забрала второй ключ, которым он пользовался, но забывал его иногда на тумбочке, просто захлопывая дверь или вообще выходя на улицу через сад. Я положила в чемодан 500 евро, решив, что на пару дней в отеле хватит, не заставлять же человека спать на улице. Я села в машину, отъехала от дома пару кварталов и написала ему сообщение – все, я не могу и не хочу, чтобы так со мной поступали. Я не хочу оставаться в одном доме с человеком, который пытается меня использовать. И поехала в соседний город.

Телефон звонил каждые две минуты, я не брала трубку, во мне бушевало столько эмоций – злость, сожаление, привязанность. Я не хотела говорить в таком состоянии, да и не хотела говорить с ним вообще. Как я жалела потом, что тогда не проявила выдержку и все-таки сняла трубку на тридцатом или черт знает каком звонке. Ведь тогда бы все закончилось через пару дней сомнений и переживаний, мы не проникли тогда еще друг в друга настолько, чтобы выдирать с кровью. Но я сняла трубку.

Примерно через несколько месяцев после переезда и еще до знакомства с Мэттом на этой новой земле, полной солнца и моря, я стала чувствовать, что меняюсь внутри. Я стала чувствовать и иногда видеть энергии, я стала вспоминать о том, что я могла предвидеть, запоминать и считывать людей, я стала видеть странные сны о каких-то почти апокалиптических событиях, о наводнениях и землетрясениях, я стала ощущать себя в этих снах выходящей из тела и наблюдающей события и себя в них как бы со стороны. Я лучилась и искрилась энергией и сама, столько солнечных дней в году, когда ты просыпаешься почти с рассветом, и тебе хочется жить, действовать, бежать куда-то, и ты не чувствуешь себя уставшей вечером. Ложась же в постель, ты засыпаешь мгновенно. В какой-то момент я поняла, что мне нужен учитель, иначе я не справлюсь, взорвусь. Мне надо понять, что происходит, мне надо научиться обращаться с собой новой, чтобы не только не навредить себе и другим, а и, возможно, я смогу помогать. Внутри себя я ощущала, что мой путь – не целительство, я имею в виду не излечение тела, это что-то другое. А что – я не знала.