Макс

Новенький терминал аэропорта кишит народом и гудит, как улей. Август – худший месяц для поездки в Крым, но выбора у меня не было. Это вынужденный приезд, второй за последние полгода.

Сияющую рожу друга видно издалека. Костик идет ко мне, широко раскинув руки и так же широко улыбаясь.

– Ля, какого красивого дядю занесло на наш забытый богом остров! – басит так громко, что на нас оборачиваются. – Ну ты как, братан? – обнимает.

– Приветствую тебя, мой друг Пятница, – обнимаю в ответ. – Сутки добирался, но жить буду.

– Ты в курсе, что Пятница – это баба? – шипит Костян, испуганно вертя башкой по сторонам.

– Да ладно? А ты книгу читал?

– Какую еще книгу? Это из старого фильма про Робинзона!

– Зря я в школе тебе списывать давал, – постукиваю его по плечу.

До седьмого класса мы с Костей Бариновым жили в соседних подъездах, сидели за соседними партами и ходили в одну секцию по кикбоксингу. Были, что называется, не разлей вода и при этом совершенно разными. Меня тянуло больше к знаниям и спортивным достижениям, Костика – к девочкам и безобразиям. Мы и выросли непохожими, и живем теперь на разных континентах, но дружить у нас по-прежнему получается.

– Как там в Кенгурятии?

Ставшую для меня родной страну Костян называет исключительно так. Он прилетал ко мне в гости и ничто не впечатлило его так, как прыгающий вдоль шоссе кенгуру.

– В Австралии зима и прохладно. В остальном норм. Как на острове? Движ есть?

– Еще какой! Отдыхающих столько, что канализация не справляется.

– То-то я чую, дермецом в воздухе попахивает, – смеюсь.

Мы как раз вышли из здания аэропорта. Воздух аж горячий, запах в нем витает специфический.

– А ты свои найки проверь! Кенгурушное дерьмо небось привез на подошве, – огрызается Барин.

Он фанат полуострова. Чуть что – с пеной у рта кидается защищать родной край и на любом празднике одним из тостов всегда произносит легендарную фразу «дальше Крыма нет земли, я проверял».

Мы подходим к его новенькой бэхе. Она фантастически переливается от фиолетового к ядовито-зеленому.

– Ух, ничего себе красота!

– Знал, что заценишь, – расплывается друг. – Четыре месяца ждал эту пленку. Девочки кипятком писают при виде моего хамелеончика. Вчера одна так впечатлилась, что сосала не хуже «дайсона»! – ржет. – Это пылесос такой модный, если ты не в курсе.

– Я знаю, что такое Дайсон. Но мать твою, Костян! На хрена ты мне это рассказываешь? Мне в твоем фантасмагорическом сосомобиле еще ездить, на этом самом сиденье…

– Ля, педант! Я только с мойки выехал, – обиженно фыркает Барин. – Или ты завидуешь? Тоже хочешь?

– Не хочу.

Костик запрыгивает на водительское кресло и на всю врубает климат-контроль. Усаживаясь рядом с ним на пассажирское, я стараюсь не думать, кто и как сидел на нем до меня.

– Не пойму. Что за цалибат у тебя?

– Целибат, – поправляю. – И я его не принимал. Секс у меня регулярный. Просто в отличии от тебя, я не испытываю необходимости присунуть каждой симпотной девице, проходящей мимо. Мне это неинтересно.

– А что интересно?

– Деньги зарабатывать.

– Так я их тоже зарабатываю. И трачу с удовольствием, в том числе на девочек.

– Отлично, Кость. Я разве против? У нас с тобой разные деньги и разное к ним отношение. Я считаю, что деньги должны работать и приносить другие деньги.

– Это скучно!

– А что в этой жизни не скучно?

– Любовь! Я вот любвеобильный, почти каждый вечер влюбляюсь. Это ж так кайфово.

– Ты путаешь любовь и влечение, бро. Влюбленность – это невроз навязчивых состояний и ничего приятного в ней нет. А через день менять телок – это промискуитет. Ты прекращай давай, так и болячку подхватить недолго.

– Благодарю вас, мистер Доронин, за наставление, – паясничает Костян, выруливая на дорогу. – Не понял, что за слово в конце вы сказали, но я погуглю.

– Обращайтесь, господин Баринов, – поддерживаю его шуточный тон.

Мы часто спорим, но быстро отходим. Ни разу серьезно не ссорились. Наверное, потому что в самый конфликтный подростковый период не общались. Долгое время поддерживали связь только через соцсети. По-новой сдружились пять лет назад, когда я заработал денег и впервые приехал в Крым после внезапной и шоковой для меня эмиграции.

– Маша не знает, что ты за ней прилетел? – спрашивает Костик, пока тянемся в пробке по центральному проспекту. – Мы с ней виделись на днях. Я молчу, как ты просил.

– Она не в курсе. Скажу при встрече.

– Ее родственнички не будут ставить палки в колеса?

– Им за счастье, что я ее увожу. Баба с возу, как говорится, – хмыкаю и перевожу тему. – Как там твой пляж? Рассказывай уже!

В прошлый раз я прилетал всего на четыре дня. Они были тяжелыми и суетливыми, но на арендованный Костей пляж мы успели сгонять. Это западный берег, место довольно дикое, но красивое – мне понравилось.

– На пляже все зашибись! Отель, что рядом достраивали, открылся. Так что гидроциклы сдаются, катер два раза в час таскает банан, – рапортует Костян. – Бар в прошлом месяце запустил, назвал попсово – «Альбатрос». Коктейли там разные мутят, а по вечерам дискотека. На Яндексе полно положительных отзывов. Почитай.

– Обязательно, – обещаю, проверяя в телефоне котировки. – Интернет у вас тут дерьмовый, – бубню, в третий раз перегружая страницу.

– Зато кенгуру не бегают, – ржет Костик.

Он любит повеселиться. Сам шутит, сам над своей шуткой смеется. Со стороны может показаться, что дурачок, но ни ничего подобного. Бизнесы у него местечковые, но все как один прибыльные. Со студенчества крутится резвым хомячком. Как и я. Только барабаны у нас разные.

Бэха въезжает в знакомый до боли двор и тормозит у третьего подъезда серенькой девятиэтажки. Наклонившись, выглядываю через лобовое на родные окна. В двухкомнатной квартире на пятом этаже до сих пор хранятся мои детские фотографии. Эту квартиру я все еще считаю своим домом. Другого за двенадцать лет скитаний по съемным углам так и не нашел.

Из машины выходить не спешу. На душе больше нет той легкой радости, что бывала в предыдущие приезды. Теперь там тяжелая как камень печаль. Дома меня больше не ждут.

– Приехал! – врывается в фоновый пляжный галдеж радостный возглас подруги. – Ветка, ты спишь что ли? Там Костя приехал, говорю…

Нечаева трясет меня за плечо, вырывая из полусна. Последнее время мы с ней почти не расстаемся, стали лучшими подругами, но я никак не привыкну к ее импульсивности.

– Угу, – отзываюсь лениво.

Не открывая глаз, поворачиваюсь и протираю лицом махру полотенца. Песок под ним мягкий и теплый, пахнет йодом и солью. Послеобеденное солнышко ласково пригревает кожу… Я так хорошо задремала.

– Давай, просыпайся! Он сейчас подойдет, а ты тут развалилась тающей медузой, – Лерка беспардонно пихает меня в бок.

Она с этим Костей едва знакома, но запала конкретно. Все уши мне прожужжала, какой он офигенный. Взрослый, красивый, успешный… Бизнесы разные мутит. Тачка у него крутая, катер и прокат гидроциклов на собственном пляже. До этого пляжа мы два с половиной часа добирались и уже три загораем в ожидании хозяина.

– Мне плевать, что обо мне подумает какой-то Костя, – бормочу недовольно.

– Не какой-то, а Баринов, – поправляет Лера и снова толкается, заставляя меня открыть глаза.

Сама она уже приняла выгодную позу: откинувшись на локти, выпятила грудь и втянула живот. Из-за маленького роста Лера может показаться полноватой и немного комплексует из-за этого, а я ее формам завидую. Мой почти первый размер груди на фоне ее уверенного третьего выглядит печально.

– А он не один приехал, – докладывает Нечаева. – Ого, какой у его друга пресс. А татухи какие… Офигеть! Ты только глянь, Ветусь, – переходит на низкий шепот.