– Понятно. Насколько мне известно, Ковальски пришел к одиннадцати часам и зафиксировал время смерти в 11:25, и вы все это время находились с ним. Что происходило в комнате?

– Ковальски провел медицинский опрос, взял у него кровь из вены на анализы. Ничего не предвещало беды, но вдруг Стефан стал задыхаться, держался за сердце и внезапно…умер, – Агата пронзала холодным взглядом Адель, – Доктор пытался реабилитировать его массажем сердца, но ничего не получилось. И только после вскрытия он нам сообщил, что это был тромбоз.

– Ковальски давал Стефану какие-нибудь таблетки или микстуры?

– Да, Стефан принимал какой-то препарат, но, боюсь, что я не вспомню названия.

– Это были таблетки или жидкость?

– Таблетки. Простите, госпожа Браун, но я все же пойду к себе. Кажется, у меня начало подниматься давление, – проронив несколько слезинок, Агата торопливо побрела на второй этаж, оставляя детектива Браун погруженной в глубоких размышлениях.

Следом за Агатой спустился Альберт и также присел рядом с ней.

– Альберт, расскажите, в каких отношениях вы находились с покойным.

– Господин Стефан… я был шокирован, узнав о его смерти. Мы всегда прекрасно ладили. У нас были схожие взгляды на жизнь и бизнес.

– Агата, напротив, сказала, что не удивилась, ссылаясь на возраст Стефана.

– Не хотел бы я себе такую жену, которой было бы наплевать на меня.

– Почему вы думаете, что ей было наплевать на мужа?

– Если она не была шокирована его смертью, то подсознательно ждала, когда это случится, – налегке произнес он.

– А как вы прокомментируете то, что Агата слышала ваши размолвки со Стефаном?

– Да, иногда мы действительно не понимали друг друга, но потом мы быстро приходили к консенсусу.

– Из-за чего вы ссорились?

– Ссориться – это слишком громкое слово, но иногда у нас были разные точки зрения по поводу ведения бизнеса. Он считал, что нужно делать всё для качества клиентов, даже если компания понесёт убыток. Я же, напротив, рассуждал, что главное – это получение прибыли, а все остальное – не имеет значения.

– Вы же сказали, что вы прекрасно ладили, в том числе и в бизнесе.

– По большей части так и было.

– Почему вы придерживались стратегии «плевать на клиента – главное прибыль» ?

– Я люблю деньги, чего уж тут греха таить. Деньги – это уверенность и независимость. Почет в обществе и признание. Недовольный клиент уйдет, на его смену придет новый. И это бесконечный процесс.

– Получается, что вас не заботила репутация компании?

– Не совсем так. Я предлагал Стефану различные варианты, как можно сэкономить на сырье, не поколебив общественное мнение и авторитет фирмы, но он меня даже не слушал.

– И что вы ему предлагали?

– Коммерческая тайна, госпожа Браун, – внезапно губы Альберта дрогнули, и на лице заиграла загадочная улыбка. Но это была не обычная улыбка – лишь одна сторона его рта приподнялась.

– Что ж… вы замечали в доме подозрительное поведение членов семьи?

– Нет. Все вели себя как обычно. Как обычно недружелюбно.

– Вас напрягает то, что все наследство достается Агате?

– Разумеется. Стефан обещал мне часть денег, на которые я собирался купить отдельный особняк и переехать с Изабель. Но теперь я вынужден здесь жить, пока не заработаю самостоятельно.

– Почему вы хотите съехать?

– Мы хотим вить свое гнездышко и подумываем о том, чтобы завести детей. Я считаю, что семье стоит жить отдельно от родственников. Тем более таких озлобленных.

– А Изабель поддерживает вас в этом решении?

– Еще как! Ей надоели вечные издевки Нормана.

– А вы никогда не вмешивались в их отношения? Все-таки он обижает вашу жену.

– По-началу я пытался с ним говорить, даже ссорились на этом фоне, но потом я понял, что это бесполезно. Он постоянно пьяный, плетет какую-то чушь. Я не хочу иметь дел с безнравственным человеком.

– Что ж, спасибо. На этом пока все, – произнесла детектив и отпустила мужчину.

Альберт медленно поднялся с дивана, в котором провел последние минуты, погруженный в разговор с Адель. Комната, где они сидели, была наполнена мягким светом, пробивающимся сквозь тяжелые занавески, и воздух все еще хранил в себе напряжение их беседы. Он взглянул на Адель, надел верхнюю одежду и вышел из поместья.

Всё оставшееся утро Адель изучала первый этаж. В глаза бросается изысканный стиль интерьера. Фурнитура подобрана по цветовой гамме и в солнечный день дом переливается самой яркой палитрой. Через большие панорамные окна виднеется заснеженный сад и идеально убранные сугробы. Мебель расставлена гармонично и не занимала много пространства. Посреди холла у стены располагался роскошный камин с полкой из настоящего красного дерева. На одном ее краю стоял подсвечник с потухшей свечой. Холл был наполнен различными комнатными растениями. Запах старины смешивался с ароматами, доносящимися из кухни. Темно-изумрудные обои придавали особую изящность всего дома. Стены покрывала коллекция картин самых знаменитых художников времен ренессанса.

Адель подошла к одной из картин, на котором изображен портрет женщины средних лет. Полотно сразу привлекло ее внимание; взгляд дамы, отображенной на холсте, будто притягивал. Лицо женщины носило на себе следы жизни: мелкие морщинки вокруг глаз, которые, казалось, лишь подчеркивали её добрую улыбку, и лёгкая складка на лбу – результат многолетних раздумий и забот. Глаза её были глубокими и выразительными, как два озера, отражающие небесную синеву. Ее темные волнистые волосы были убраны наверх, а румянец на щеках создавал ощущение словно сейчас эта незнакомка предстанет пред тобой.

– Это Инес Д’Марсо, – внезапно появилась Екатерина, плавно спускающаяся по лестнице вниз, – Наша дальняя родственница. Картина была написана в восемнадцатом веке во Франции. Считается, что она одна из первых основательниц нашего рода.

Адель вздрогнула от неожиданности, едва не уронив свою ручку.

– Ой, вы так неожиданно вошли. Я вас не услышала.

– Простите, что напугала, – Екатерина встала рядом с Адель напротив портрета, скрестив руки.

– Удивительная работа. Как точно переданы краски, – произнесла Адель, чарующе любуясь на картину.

– Да, это коллекционная работа. Гордость нашей семьи. Стефан часто приходил сюда полюбоваться ей. Он как будто видел в ней душу. Иногда я замечала как он разговаривает с Инес, делится сокровенным, оголяя свое сердце. Он мог часами здесь стоять, всматриваться в ее глаза. Вы заметили насколько пронзителен ее взгляд?

– Невероятный. Завораживает так, что он нее не хочется отходить, – мягко произнесла Браун, – Екатерина, можно задать вам личный вопрос?

– Конечно.

– Почему вы так мало времени проводили со своими детьми? – внезапно полюбопытствовала зеленоглазая девушка.

Екатерина встала у разожженного камина и закурила сигарету.

– Музыка, которую я исполняла, имела для меня огромное значение, превосходя всё остальное в жизни. Сцена и театр были для меня как родной дом. Я жила только ради того, чтобы публика меня признавала. А дети мне мешали в реализации моей мечты. Мой муж умер от тифа, когда Изабель было всего полгода. Я с трудом справлялась с горечью потери и нашла утешение в музыке. Стефан, мой брат, оказал значительную поддержку в воспитании Нормана и Изабель; для них он стал истинной отцовской фигурой, в то время как я не имела возможности и особой радости видеть их. Когда они были маленькими, их сходство с отцом было поразительным, и это внушало мне страх. Теперь я осознаю, что утекло слишком много времени и они никогда не просят меня, поэтому я просто доживаю свои дни, – голос Екатерины дрожал. Она без остановки делала затяжки, смотря пустым взглядом на горящие дрова.

– Но вы ведь могли бы сейчас проводить с ними время. Поверьте, дети легко прощают своих родителей.

– У них уже свои жизни и единственное, что нас связывает – это поместье.

– А почему вы бросили пение? – поинтересовалась Браун.