– Может, суконная фабрика Понсардена не созрела для такой сложной задачи? – хмуро спрашивает Филипп.

– Нет-нет, конечно, мы готовы. – Папá жмет ему руку. – Друг мой, я твой должник.

– Завтра мы обговорим все детали. – Филипп кивает. – Ну, сын, ты готов?

Они идут к двери, и Головастик снова вот-вот исчезнет из моей жизни.

Нет, я не отпущу его!

– Может, сыграем завтра вечером в шахматы? – кричу я вслед ему.

Он оглядывается, и его улыбка больше походит на усмешку.

– Ты ведь знаешь, что я всегда позволяю тебе выигрывать, верно?

– Нет, завтра все будет по-другому, – усмехаюсь я в ответ. Значит, он все помнит.

На обратном пути папá уклоняется от моих вопросов о сделке, которую предложил Филипп Клико.

– Папá, почему вы не хотите мне рассказать? Что, сделка провальная? Как гнилая репа?

– Нет, скорее как сочный, соблазнительный персик с червяком внутри. – Он нервно смеется. – Но я дам согласие. Тогда я смогу в будущем году прокормить тысячу наших голодных работников. – Тут он снова замолкает.

– Так в чем же тогда сидит червяк? – допытываюсь я. – Ведь вы много раз говорили мне, что мы всегда должны принимать вместе с хорошим и плохое.

Он перекладывает вожжи в одну руку, а другую протягивает ко мне и шутливо нажимает мне на нос пальцем. Но в его глазах я вижу беспокойство и вроде слезы.

– В чем дело, папá?

Он хмурится и направляет все внимание на дороге. Потом нарушает молчание.

– В контракте есть коварное условие. Оно смущает. Не знаю, стоит ли мне жертвовать всем.

– Вы должны подумать о ваших работниках, – напоминаю я. – Конечно, стоит.

Когда мы огибаем холм и въезжаем в долину Марны, мне обжигает обоняние вонь со свинофермы Сюйонов. Я с отвращением зажимаю нос.

Папá глядит на новый дом Мелвина с роскошной круговой террасой.

– Если бы ты жила там, ты бы не чувствовала никакого запаха. Ветер уносит его прочь.

– Папá, но я жила бы вместе со свиньями. Вы этого хотите для меня?

Отец тяжело вздыхает.

– Но что ты сама-то хочешь, mon chou?

– После того как бабушка отдала мне вот это, – я прикасаюсь к золотому тастевину на шее, – я хочу научиться делать вино.

Отец недоверчиво фыркает.

– Ты уверена, что это твое призвание?

– Выше луны и звезд, – отвечаю я с лукавой улыбкой.

– Тогда берись за дело. – Отец хлещет лошадей, и я чуть не падаю от внезапного рывка. Кажется, папá страшно недоволен. Он стиснул зубы, и у него дергается кадык, словно он проглотил живую куропатку.

– Не беспокойтесь, папá, все будет нормально, – успокаиваю я его. – Ведь мы должны принимать хорошее вместе с плохим, верно?

Весь вечер я вспоминаю шахматные ходы и готовлюсь к поединку с Франсуа. Как странно он себя держал во время нашей встречи. Неужели так будет всегда?

Папá берет меня с собой в особняк Клико. Там Филипп беседует с кругленьким, но элегантным джентльменом в малиновом берете, гобеленовом жилете и бархатных панталонах в старом стиле, гораздо более романтичном, чем крестьянская одежда нынешних горе-революционеров.

– Приветствую, мадемуазель Понсарден, – говорит Филипп. – Позвольте представить – это месье Александр Фурно, мастер погреба, он делает наше вино «Клико-Мюирон». – Мюирон – девичья фамилия его жены Катрин-Франсуазы, и меня всегда впечатляла такая дань уважения.

Я подаю руку, и месье Фурно прижимает к ней свои завитые усы.

– Я и не знала, что Клико-Мюирон не сами делают свое вино.

– «Клико-Мюирон» – это негоциант. Продавец вина. – Фурно взмахивает своим несовременным плащом, издавая аромат спелых гроздьев.

– Фурно… ваша фамилия вызывает ассоциации с теплой, уютной печкой или обжигающей вспышкой огня, – говорю я. – Так кто же вы?

– А как бы вы предпочли, мадемуазель?

Папá негромко кашляет.

– Мы не раз наслаждались вашим вином, гражданин Фурно.

Гражданин, обращение, которое используют революционеры, чтобы подчеркнуть всеобщее равенство. Больше никаких там герцогов и герцогинь, принцев и принцесс. Только граждане. Многие даже хмурятся, если слышат «мадемуазель», «мадам» или «месье». Во имя равенства всех французов подбросили в воздух будто игральные кости, и мы, приземлившись, оказались без прошлого, семьи или истории. Нет, равенство абсолютно лишено для меня интереса.

Филипп распахивает дверь своего кабинета.

– Заходите! Прошу!

Однако Фурно не может оторвать глаз от моего декольте. Я проклинаю эту революционную моду, выставляющую мои женские атрибуты в духе богини Свободы. Свободы для кого? Полагаю, что для мужчин, которые ее придумали.

– Гражданин Фурно? – торопит его отец.

Фурно предлагает мне руку.

– Какое удовольствие насладиться вашим обществом, мадемуазель.

Из другого конца огромного вестибюля звучит знакомый голос.

– Барб-Николь пришла играть со мной в шахматы.

Все взгляды направляются туда, где в тени тяжелой драпировки стоит Франсуа.

– Я сейчас приду. – Освободившись от Фурно, я направляюсь к моему другу, стуча каблучками по мраморному полу, и прохожу мимо голых прямоугольников на стенах, где прежде висели картины на религиозные сюжеты. Как и нам, семейству Клико пришлось в годы революции прятать священные реликвии. Шахматная доска уже стоит у окна с видом на лабиринт виноградника, разбитого между нашими владениями.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.