– Да, чувствую. Понимаю, о чем ты, и согласен, что он не картинкой с танцами нас развлекает. Художник избавляется от одиночества, нашел способ пустить в свой мир людей, развернуть внутреннее, с чем раньше был один-на-один.

Я уже не знала, от чего разволновалась сильнее, – от представления или от того, с каким пониманием и значением Вадим сказал то, что сказал. Будто он сам – художник, и не мне ему объяснять очевидное. Век бы в его глаза смотреть! Но я отвернулась, потому что зазвучала новая музыка. А на сцене внезапно оказалось два полотна.

Время летело. Я совсем не замечала, сколько его прошло, – отпустила внимание от окружения, перестав воспринимать людей и будто оставшись единственной гостьей в амфитеатре. Парень и девушка на подиумах стояли не шевелясь, совсем, как скульптуры. Она – в черном и задрапированном, он – в белом и облегающем. Спиной друг к другу, и это тоже о чем-то рассказывало в новой сказке творца. Пока – тайна. И меня поглотило предвкушение открытия.

Полотна крутились, художник метался. Но не как безумец или пьяный, а будто раздираемый между чувствами одной картины и другой, между своими противоречиями, невозможным выбором. Что происходит? Мне реветь хотелось и смеяться одновременно. И я уже не следила за линиями и пятнами, а следила за ним – автором. Он рисовал руками. Прижимался испачканными ладонями, гладил поверхность, будто живое и чуткое, снимал наклеенные лоскуты бережно. Так убирают повязки с ран… или нет? Так раздевают любимую женщину? Не в этом ли новая грань магии, что я сама металась в непонимании – это больно или возбуждающе, то, что вижу?

Да будь он проклят!

Художник под утихающую музыку, с ритмом бьющегося и угасающего сердца, сдвинул полотна, положил руки на середину каждого и медленно потянул последние скрытые не по краям ярлычки.

Это влюбленные. Мужчина и женщина в поцелуе на самой грани картин. Она в черном, он в белом, – и хрупкое равновесие, которое позволило соприкоснуться. Малейший толчок и картины отодвинутся друг от друга обратно, разделив любящих не на сантиметры, а на миры. Натурщики стояли лицом друг к другу – каждый на своем подиуме, на своем краю сцены. Они – иллюстрация кошмара людей, что хотят быть вместе, но не могут. Они – живые. А то, что нарисовано – их мечта? Их прошлое? Их невыполнимое желание? Смерть его или ее, что вот так разлучает – насовсем?

Музыка стихла и люди молчали. Никто аплодисментами или восторженными криками тишины не нарушал. Вроде бы все закончилось, но в тоже время – нет. Люди продолжали жить внутри представления и замерли, потому что художник еще не ожил.

Буря грохнула тогда, когда тот развернулся и поклонился.

Глава двенадцатая

– У его представлений нет названий. Я случайно попал на одно, когда был проездом в маленьком южном городе. Первая картина – чудесная сказка, со стрекозами, детскими ладошками… много солнца, трава, все яркое до рези в глазах. Вторая – о дружбе. Или о брате с сестрой. Чуть серьезней посыл – о связи, что сохраняется у людей с детства. Третья – сиротство. Тоже два полотна, все красное и черное, море тоски и боли, и самое сильное в том, что он оставил белый луч надежды. Детская незамутненная вера ребенка в ту, первую сказку. Она не умирает.

– Еще слово и я так реветь буду, что успокаивать замучаешься.

Мы недалеко от амфитеатра ушли, сели на лавочку – мне нужна передышка. А Вадим стал рассказывать, как познакомился с творчеством Флиппера. Псевдоним – имя никто не знал.

– Ладно. Можем посидеть в «Котелке» – это здесь же в парке, хорошее кафе.

– Согласна, пойдем. Пить хочется больше, но поесть тоже не откажусь.

Мне было легко. Я и так на свиданиях редко чувствовала себя напряженной. И то, это случалось потому, что «натянутость» передавалась от кавалера. Я собиралась общаться и узнавать, а мужчина или парень был настроен на другой мотив, не расслабленный. Сегодня, при том, что Вадим привлекал к себе, как никто прежде, я ощущала легкость. Он проводил вечер так… обыденно, будто после работы всегда гулял в парке, ужинал в кафе, а сегодня совпало, что я с ним. И опять же, при том, что он прекрасно знал «девушка залипла». Сама постаралась донести, наглая манипуляторша.

Подумала так про себя, обозвав без внутреннего осуждения, и выбрала столик из свободных:

– Давай туда?

«Котелок» – маленькое помещение с кухней и залой, и почти полигон открытых мест на воздухе, под тентами. Кафе не назвать, тут кроме чая и десертов подавались сложные блюда. Меню страниц на пятнадцать, с отдельной картой вин.

– Через пять минут к вам подойду.

Официантка, что меню принесла, улыбнулась и отошла к другим, кого обслуживала.

– Как интересно – у нее одна сережка в ухе. Половинка театральной маски из холодной эмали, красиво и необычно. Две серьги предсказуемо, а одна – цепляет внимание, создает ей образ.

– Я заметил.

– Ты здесь часто бываешь?

– Конкретно здесь нет. В парке да – самый уютный в городе, особенно осенью. Кленов много, все красочно и атмосфера особенная.

Я кинула редкий для себя непрямой вопрос:

– Ты – художник?

А на самом деле очень хотелось выяснить – чем Вадим Черников занимался до службы в полумистической гос.конторе. Он усмехнулся, не по возрасту фыркнув, – видимо, на миг представил себя в этой невообразимой роли.

– Нет. Я переводчик.

– Ого!

– Да, не самая распространенная профессия. А почему ты захотела стать турагентом?

– Из личного дела вычитал?

– Конечно. Там есть данные об образовании.

– Из-за мамы она турагент. У меня были иные представления об этой профессии. Доучилась ради того, чтобы добрать знаний, но применять их по-своему. Придумать новое, связанное с мечтой путешествовать. Не успела. Тесты перебили, и отказаться от операторской работы, узнав всю суть, не смогла.

– Я могу украсть твой комплимент?

Только увела глаза на строчки меню, как снова посмотрела на Вадима. С удивлением:

– Ты о чем?

– Об образе.

– Кради.

Кивнула. И до конца поняла вопрос, только когда официантка вернулась.

– Готовы сделать заказ?

– Да… Алина, а вы нарочно носите одну сережку?

– Нет. – Девушка на секунду застопорилась, а потом виноватым жестом тронула эмалевую подвеску. – Потеряла утром, найти не могу. Извините, вот так и бегаю. Надо снять.

– Не надо. Вам очень идет асимметрия, цепляет взгляд и создает необычный образ. Вы загадочны. Настолько, что захотелось спросить «нарочно ли?».

Виноватость исчезла, а дежурная улыбка преобразилась в настоящую.

– Спасибо. Но все банально.

– Не в этот раз. Потеря случилась не просто так, взамен вы нашли черту своей уникальности.

Мне аж пищать захотелось и зажмуриться от того, какая Алина стала – смущенная и красивая. Целый день беготни, сотни посетителей, усталая спина и ноги, – все за секунду куда-то делось. Прозвенела, как струнка и не нашлась, что можно ответить. Скажи комплимент я – понравилось бы, но услышать от Вадима, красивого мужчины, с искренним тоном в голосе, – ей позитивного заряда на несколько дней хватит!

– Выбрали что-нибудь?

– Да.

Приняла заказ, ушла, а я сама расплылась в улыбке:

– Если ты и переводчик, то точно не технической литературы! Так говорить – уметь надо. А самое потрясающе – не фальшиво.

– Как ты говорила… «Риск и осторожность – инструменты». Слова тоже, и да, ими я пользоваться умею.

– Ты бросил основную работу, когда на службу попал, или что-то переводишь в свободное время? Марта вскользь упоминала, что ты три года оператором был, и только год как в руководители перевелся, – почему, если не секрет?

Вадим вздохнул и немного помолчал.

– Не секрет. Переводы не бросил, беру подработкой. Должность руководителя временная, пока подходящего человека не нашлось. Марта уговорила, обещала на пару месяцев, а затянулось на дольше. Но я не против, так спокойнее.