Марта в соседнем кресле не сдержалась – издала что-то между хрюком и коротким писком от смеха. Голос у возрастной женщины был грудной, и писк вышел глухой и сиплый. Но я настоящей насмешки не услышала, осуждения тоже – старуха посмеялась над ситуацией.

А Вадим задумался. Что меня совсем восхитило – так хладнокровно выслушал, без эмоций и реакций, что я его зауважала еще больше. Не покрутил у виска, решил уточнить серьезно:

– Я и на собрании прекрасно вас услышал и понял, это не эпатаж… коронный метод работы и общения? Всегда будете в лоб бить?

– Что касается работы – наверное, да. Но я только на одном вызове была, другой случай может потребовать и другой тактики, опыта нет, чтобы выводы делать. По поводу вас: не удержалась. Но раз уж открыла рот, – врать не стану. Чувства вины или стыда не испытываю, ведь я не сказала ничего оскорбительного в ваш адрес, фразы подбирала аккуратные. Если в границах нарушила все приличия, вы ведь мне обязательно скажете об этом, правда?

Марта стала смеяться открыто. Вадим посмотрел на нее и улыбнулся, не в силах держать стопроцентную серьезность. Разговор завернул совсем не туда, и в глазах промелькнуло немое: «и как с ней работать?».

– Вернемся к главному. Софья Николаевна, я хочу, чтобы вы оценивали риски и думали о последствиях. Со следующим вызовом и далее. А об Олесе Ольховской поговорим после первого же отчета от контролеров. Можете идти.

Я почти возликовала. В коридоре, уйдя на приличное расстояние, но еще не дойдя до общей залы, подпрыгнула на месте:

– Марта, а он ведь не сказал, чтобы я раз и навсегда заткнулась! Ничего про субординацию не рявкнул.

– Это не значит, что он дал добро его домогаться, Сонечка. Он просто вежливый человек. И хватит прыгать. Сплетничать не люблю, но информировать тебя должна.

Мы остановились в теневом закуточке, где Марта сухо выдала справку:

– Вадик вдовец, пять лет назад его жена погибла в автокатастрофе. Романов на работе не заводит принципиально. И не ты одна по нему с первого взгляда присохла, свободные, а некоторые и не свободные, тишком вздыхают и мечтают заполучить такого… Придержи коней, Сонечка, мой тебе совет, тем более, что ему сорок шесть, он слишком стар для тебя.

Но я мотнула головой, выдохнув:

– Не воспользуюсь, при всем уважении. Вот когда он сам лично мне скажет: «прекрати, это неприятно, молчи, как все молчат» – коней придержу. Он же взрослый человек, сам решит, что делать с моей откровенностью. И, к слову, я не слышала, чтобы Вадим Михалыч просил вашей помощи в вопросах его личной жизни.

Марта задрала брови, собрав на лбу стопку тонких длинных морщин.

– Ну ты и дерзкая.

– Что вы вкладываете в понятие «дерзость»? Непочтительность, хамство, бесстыдство, или смелость, самодостаточность, честность? Скажите о своих чувствах – вы восхищены или оскорблены моими словами? Тогда я лучше пойму и узнаю вас.

– Я удивлена до крайности. И понимаю, что с тобой будет весело! Все, закрываем тему. Сегодня у тебя работа с поиском, завтра следующий вызов. Ты должна быть идеально готова к нему.

– Обожаю эту работу!

Глава третья

Волшебная моя жизнь! Первое мая, вечер звенит смехом, дверными колокольчиками и гитарой уличного музыканта. В этот час город только начинает наполняться людьми, отпущенными, как и я на свободу прогулок и ужинов. У кого забот и хлопот много, быстро рассеивались среди праздных, торопясь бегом в магазин, домой или в садик. А я зашла в кофейню за стаканчиком горячего шоколада, прошла весь парк, посидела на лавочке у фонтанов, купила недалеко от станции букет крупных садовых тюльпанов, прежде чем сесть в поезд и ехать домой. Я нарочно потратила два часа.

После общей залы, кучи коллег, неуставных разговоров и непривычно долгого сидения за столом и компьютером, не хотелось сразу нырять в полные вагоны часа пик. Это моя первая работа, не привыкла жить с подобными рамками, хотелось их нарушать хотя бы после выполненного долга! Поэтому в семь вечера спокойно заняла место у окна и откинулась в кресле – смотреть на панораму нашего города на холмах. Самый любимый момент, когда поезд наземного метро забирался на пиковую высоту линии – тогда город открывался по правую и левую сторону пестрыми крыльями! Кроны, крыши, шпили соборов, кварталы высоток, и ниточки других веток наземного метро, по которым быстро летели сцепленные вагоны.

Но я жила не в центре, а на краю – в частном секторе.

Вышла на станции, прошла немного по аллее в глубину «Виноградной» и свернула на «проезд 1». Тут мой дом. Окна приветливо светились теплотой, на кухне и у отца в кабинете горел свет.

– Гости?

Еще не стемнело, но у папы с севшим зрением по-другому быть не могло, чуть сумерки, он сразу плохо видел. А про гостей подумала, потому что услышала голоса, створки открыты.

Зашла, переобулась.

– Сонечка! Ох и как выросла твоя младшенькая!

– Здравствуйте, дядя Лёва. А вы ничуть не изменились, все такой же могучий воин, каким я вас помню!

Как заглянула, увидела в кабинете семейного друга, – он давно жил на юге, перебравшись в климат потеплее. Удивительно, что вдруг здесь! Я поцеловала папу в заросшую щеку:

– Чего без всего? Чай заварить? Будете, дядь Лёв?

– Эх, коньяка-бы, старого доброго «Пан Доже» выпить! Но не прихватил. Завари чай… Коля, рассказывай про своих!

Сполоснула руки на кухне, поставила чайник на плиту, слыша через открытые двери как отец о сестрах докладывает. У меня их три и все старшие. Маму зовут Софья, потому, когда первой родилась девочка, решили – Верочка. Вторая дочка родилась через пять лет – Наденька. Третья через два года – Любаша. Когда еще через семь лет внезапно зачалась я, решили назвать ребенка в честь отца или матери. Папа признавался потом: дочки чудо, но сына хотелось! Сына! А родилась опять «юбка». Софья Николаевна Истрова, – любимица, малявка, наследница прабабушкиной внешности, один в один. Взяла и выстрелила та самая – черноволосая, зеленоглазая, с коричневыми веснушками порода приокеанского полуострова. Древний ваольтанский народец, малочисленный, – их земля за тысячи километров отсюда, другой язык и другая культура. Одна прабабка сумасшедшая, попрала законы и традиции, сбежала с моряком, который после службы увез ее вглубь материка на свою родину. По папиной линии все русые, по маминой линии – блондины, семья Истровых перемешалась, будто рис с перловкой, одна я – внезапное темное пятнышко.

– Внук пятый уже родился. Два месяца только, смогут выбраться, так приедут с ним, я его еще не видел.

Подала чай и не вмешалась в компанию. Ушла готовить ужин. Через полчаса гость засобирался, обещал зайти завтра утром, и остаться на подольше, а на сегодня все – идти пора. Так что я, рассчитывая порции на троих, чуть убавила продуктов и продолжила тушить овощи и мясо только себе и папе.

– Ну, как там, рассказывай, что рассказать хочешь. Я слушаю!

– Думала ты мне про дядю Лёву расскажешь, какими судьбами в городе?

– Скрытничает друг, обещал позже на все мои вопросы ответить, как сам разберется. – Отец занял свое место за столом и подвинул поближе тарелку с вареными яйцами. Стал чистить. – Ну, так?

– Я влюбилась.

– Давно пора. В кого?

– В руководителя отдела. С первого взгляда, как пушечным ядром в голову прилетело. Красивый, немолодой, голубоглазый! Думала, взорвусь от эмоций, поэтому пришлось моментально признаваться и снимать душевный накал.

– А он что?

– Достойно принял к сведенью. Я теперь на работу совсем как на праздник ходить буду. Умный человек, с достоинством и выдержкой. Влюбилась во внешность и манеры, характера не знаю, но пока не допускаю и мысли, что в нем есть хоть что-то отвратительное.

Папа покачал головой, соглашаясь с моим выводом. Я опять отвернулась к сковородке, услышала:

– Немолодой – это сколько? Не мой ровесник, надеюсь?

– Нет, ему сорок шесть. Вдовец.