Кузьмич сказал очень грубо и толкнул, но полковник не обиделся. Он опустил голову и пошел за командующим. Но не прошло и часа, как Семкин вновь вернулся во вторую сотню.

– Кузьмин, пойди сюда! – позвал его Семкин.

Богдан приводил себя в порядок перед наградой. Он отдал свой крест, который брал ездить в отпуск. И теперь генерал уже официально должен его вручить. Он не успел почистить один сапог. На зов Семкина все бросил и подбежал.

– Слушаю, господин полковник! – крикнул Кузьмин.

– Не ори, Богдан, я с тобой поговорить хотел насчет Дюжева. Как ты думаешь, он первой сотней сможет командовать?

– Сможет, конечно, в бою себя проявил геройски, первым в бой пошел. Казаки, я думаю, за ним пойдут. Да и хорунжий в первой сотне хороший, подсобит, если что. Но… вот пойдет ли он сам? Вот в чем вопрос. Он с характером.

– Ну, что мы, гложем? Пойдем в лазарет и у него спросим.

– Зачем в лазарет? – удивился Богдан, – он там и не был. Здесь он, в палатке. Панко! Дюжева ко мне!

Через минуту из палатки вышел граф. Он был в парадной казачьей форме. Бинты на голове были закрыты шапкой. Граф не делал резких движений, было видно, что рана еще причиняет ему боль. Но он держался очень бодро и не показывал своей слабости.

– Петр Петрович, – обратился к нему Семкин, – как вы знаете, в последнем бою у нас погиб поручик Чистяков. У меня к вам есть предложение: возглавить первую сотню.

Граф пожал плечами, задумался.

– Петр Петрович, вы должны хорошо подумать, сможете ли вы. Ведь, приняв мое предложение, вы не будете просто наблюдателем, каковым являетесь сейчас. И готовы ли вы стать военным?

– Боюсь, господа, я уже не смогу без армии. Я для себя уже давно решил, что я рожден для ратных дел. Но что скажут казаки? А против их воли я не пойду.

– Ну, тогда пошли в первую сотню, – спокойно сказал Семкин.

Первая сотня также, как весь полк, готовились к наградам. Увидев Семкина еще издали, построились и поприветствовали полковника. Приготовились слушать.

– Казаки, я пришел к вам с предложением. На место покойного Чистякова предлагаю на ваш совет поручика Дюжева. Вот, как решите, так и будет.

– Много хорошего слышали мы про графа, и в бою себя хорошо вел. Так что, мы не против, – сказал хорунжий Шустров, – голосуйте, казаки, а там посмотрим.

Казаки дружно проголосовали. Так выбирать себе сотников придумали казаки, во многих гарнизонах, если есть возможность ставить на голосование, эту традицию поддерживали и командиры. Но часто бывало, что на место убиенных сразу присылали других офицеров. Но в нашем случае казаки проголосовали за Дюжева. Граф внимательно выслушал всех, посмотрел, кто не поднимал руку.

– Казаки, спасибо, – начал свое выступление Дюжев, – что доверили мне свои жизни. Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие. Но я мало видел войны, и мне нужна будет ваша помощь. Я сочту ее дружеской. Еще, казаки, я вам скажу, мне очень не нравится, когда меня называют графом. И я прошу не называть меня так впредь. Ну, а в основном, я думаю, сработаемся.

– Ладно, все решили, давай, пошли строиться, – заторопил Семкин.

Граф задержал Шустрова.

– Хорунжий, я очень надеюсь на твою помощь. Ты – ветеран, много повидал.

– Нет, поручик, не помогу я тебе. По случаю кончины срока службы. Но не переживай, у нас много хороших казаков. Я смотрю, ты нормальный, сработаешься.

К вечеру, когда жара стала спадать, всех вывели на плац. Молодые присягнули на верность царю батюшке. Дошло дело до наград. Награжденные построились в одну шеренгу. И лично сам Барятинский раздавал кресты. К кому подходил генерал, тот представлялся, получал крест и громко благодарил. Так дошло дело до поручика Дюжева.

– Сотник первой сотни поручик Дюжев!

– Не понял, – растерянно сказал Барятинский, – какая еще первая сотня, ты что? Полковник Семкин, объяснитесь. Кто ему мог доверить сотню?

– Я, ваше благородие, доверил. Он хорошо проявил себя не в одном бою, и казаки ему доверяют.

– В каком бою? – спросил Барятинский.

– Дюжев участвовал в боях простым солдатом, и только по возвращению был назначен сотником. И считаю – заслуженно. В последнем бою он шел первым в бой, был ранен.

– Ранен? – генерал стал осматривать его, – куда ранен?

– В голову, – сказал Дюжев.

– Ладно, мы потом поговорим, племянничек.

– Ваше высокоблагородие, поручик Дюжев в числе награжденных, – сказал полковник Семкин.

Барятинский вернулся к Дюжеву, осмотрел опять с ног до головы.

– Поручик, не знаешь, как за несколько месяцев зарабатывают кресты? Казаки по пятнадцать лет служат, и бывает, без крестов. А ты, значит, успел за несколько месяцев героем стать.

– Ваше благородие, не надо мне крестов. Но ваши слова унижают мое личное достоинство, – строго сказал Дюжев.

Барятинский обратился к Семкину:

– Креста не дам, а сотней пусть командует, если казаки сами выбрали.

Генерал со строгим видом прошел дальше.

– Да, поручик, – сказал капитан Левицкий, – в этой армии тебе с крестами не ходить.

– Да что кресты, хорошо, не прогнал совсем. А ведь мог, – сказал Дюжев, выходя из строя.

Кузьмину в тот день дали есаульские погоны и георгиевский крест. С того дня в гарнизоне жизнь пошла своим руслом. Командующий нас в большие битвы не пускал. То ли от того, что племянник его служил, то ли помня тот бой, когда из полка половина уцелело. Но в большие битвы полк не пускали. Лишь на истребление маленьких банд, которые почти не оказывали сопротивления. Казаки стали ленивыми и непослушными, доброе отношение Семкина к солдатам плохо отразилось на дисциплине. Пошли пьянки, драки, некоторых ловили даже на продаже оружия, патронов. Семкину пришлось многих казаков и солдат высечь. Но и это не помогло. Тогда полковник написал письмо командующему с просьбой ввести его полк в состав действующих войск, так как казаки засиделись на месте.

Глава 4

Это лето выдалось ужасно жарким, еще не было ни одного дождя. Толстые стены военной академии уже не спасали от жары. Но учиться надо. Профессор сделал так, что я учился только у него по всем предметам. Учеба давалась мне трудно, и если бы не профессор, меня бы выгнали. Каждый день, идя домой с новыми друзьями, которыми я здесь обзавелся, подолгу купался в реке. Ребята были все хорошие, но близко сдружиться я ни с кем не смог. Они меня считали женатым человеком. С Дашей мы действительно жили, как муж и жена. Но только так казалось посторонним. Спали мы в разных комнатах. Граф и Богдан писали мне письма. Они держали меня в курсе всех событий. Сусликов после того, как его Барятинский выгнал из армии, поселился в Ростове у своего брата. За ними следили лучшие наблюдатели жандармы. И начальник жандармерии Казимир Астахов стал частым гостем у профессора. Он рассказывал о всех передвижениях людоедов. Все вечера мы проводили у профессора. К нему из Петербурга приехала погостить дочь Галина, которая очень сдружилась с Дашей. Наша новая винтовка почти была готова, но я боялся, что ее разорвет при выстреле. Мне хотелось сделать структуру метала твердым, это могло облегчить винтовку, но я не разбирался в металлах. Профессор спорил, что не разорвет, если сделать ствол толще. Мне же хотелось, как можно, облегчить винтовку. Такие споры у нас были каждый день, иногда они доходили до скандалов, но они были творческими и, как только мы заканчивали работать, все становилось как прежде: в мире и согласии. Галя, дочь профессора, была очень веселой и большой любительницей над кем-нибудь пошутить. Как-то она, шутки ради, хотела пошутить над Сусликовым. Но один только взгляд его поверг Галину в ужас. Спустя неделю, Галя пошла в лавку за продуктами и надолго задержалась. Профессор пришел с работы, но Гали еще не было. Мы стали тревожиться, куда она пропала. Вдруг в дверь постучали. Я открыл, на пороге стоял Астахов.

– Началось, – с порога заявил он, – в загородном доме борона Качмасова Марата Гаджиевича, там их собралось уже много. С Петербургского поезда все сразу поехали туда.