– Господи, – прошептал профессор, – у меня Галя пропала.

Я сбегал к себе наверх и через минуту вернулся, держа в руке две сабли, готовый к любым действиям.

– Надо спешить, – сказал я.

– Иван Сергеевич, из Петербурга приехал очень толстый, хорошо одетый мужчина. Вы не знаете, кто это? – спросил Астахов.

– Роста небольшого, а живот свисает до земли? – с волнением в голосе сказал профессор.

– Да, живот у него действительно очень большой.

– Тогда это некий граф. Пожалуй, фамилии я не буду называть, у него очень знатный род. Он и укрывает всех от возмездия, и все людоеды, которые приехали сюда, уверенны в своей безнаказанности.

– Господи, они украли мою Галю. Это их рук дело, они убьют ее. Я поеду с вами, – закричал профессор и хотел идти в домашних тапочках и халате.

– Иван Сергеич, наденьте свой новый костюм, он может нам пригодиться, – сказал я почти приказным тоном. Профессор с удивлением посмотрел на меня, но спорить не стал, быстро оделся и вышел вслед за нами. Даша молча смотрела, как мы собираемся, и плакала. Я поцеловал ее и вышел. У подъезда нас ждала карета. Хорошие кони нас несли по мостовой за город. Вот показался лес. В этом лесу притаились людоеды. Они собрали людей, чтобы издеваться над ними. У меня в голове никак не укладывалось это, до самой последней минуты мне не верилось в существование таких зверей. Но вспомнился наш барин в Ядрино. Чем он лучше этих?

– Вон, я вижу, показался дом, – сказал профессор.

– Казимир Иванович, у вас есть план действий? – спросил я.

Начальник жандармерии небрежно посмотрел на меня. Но, видно вспомнив мои боевые награды, деловито начал рассказывать план.

– Я решил сделать так. Дом окружен пятьюдесятью полицейскими, все они ждут приказа для наступления. Но нам надо сделать это внезапно, чтобы они не успели спрятать улики.

– Извините, Казимир Иванович, но ваш план не годится. Дом очень старый, наверняка, в нем есть потайные двери. Если они там спрячут следы своих преступлений, вам никогда их не найти. Ну, даже если у нас все получится, мы их арестуем. Иван Сергеевич, что с ними будет?

– Да что с ними будет? Отпустят опять и все, – ответил профессор.

– Тогда слушайте меня. Вы, профессор, идете впереди и молчите, я говорю за вас.

Мы вышли из кареты, подошли к воротам. У ворот стояли четыре охранника.

– Граф Кочетов, проводите к барону, – сказал я.

– Слушаюсь, ваше сиятельство, следуйте за мной.

Охранник проводил до дверей дома, постучал. В двери открылось окошко.

– Кто там?

– Медведь, это я, открывай.

Дверь открыл большой лохматый человек с длинной бородой.

–Кого ты привел?

– Граф Кочетов, – громко сказал я, проходя в переднюю.

– Я такого не знаю, прошу ждать здесь, – сказал мохнатый и хотел выйти.

– Граф ждать не любит. Ты нас проводи к барону, – смотря в глаза лохматому, продолжал я.

– Не нравитесь вы мне. Кузьма! – позвал лохматый. В комнату вошли еще двое охранников. Я осмотрел их. У них, кроме кинжалов, не было оружия. Встав на середину комнаты, я обнажил сабли.

– У нас есть сведения, что здесь творятся преступления. И я здесь – карающий меч правосудия.

С двух рук я отрубил руки лохматому, он сильно заорал. Двое охранников с кинжалами ринулись на меня, но тут же напоролись на мои сабли и упали замертво. Лохматый сел в угол. Там, где только что были руки, била фонтаном кровь, заливая комнату.

– Хочешь быстро умереть, скажи, куда нам идти?

– Да пошел ты, сволочь, – корчась от боли, кричал он.

Я медленно стал вводить ему в ногу острие сабли, потом повернул.

– Вниз, в подвал, – изнемогая от боли, заорал лохматый.

Бросив его, я побежал к двери, что вела в подвал. Длинный темный коридор вел куда-то вниз. Оттуда были слышны крики. Я зашагал быстрее. В конце коридора показался свет. Крики становились громче. Я побежал на свет и крик, и вскоре оказался в светлой комнате. За столом сидели трое людей в черной одежде, как и все охранники. В дальнем углу была дверь, за ней были слышны ужасные крики. На столе лежали три револьвера. Не дав им опомниться, я запрыгнул на стол и двумя саблями ударил тех, что были по бокам. А третьему воткнул в горло сразу две сабли. Охранник захрипел, даже не успев понять, за что его лишили жизни. В комнату вбежали Астахов и Кочетов. Профессор, видя, как я держу две сабли в горле, посмотрел на меня взглядом, от которого мне стало не по себе.

– Не отставайте, – сказал я своим спутникам и открыл дверь. Ужас охватил меня. От увиденного даже у меня, бывалого в боях человека, потемнело в глазах. У дверей была привязана Галя. Ее раздели и приготовили к пыткам. Увидев меня, она обрадовалась, но тут же застеснялась своей наготы. Освободив ее от веревки, я пошел дальше, вглубь комнаты. Рядом с Галиной был привязан мужчина, его освободил Астахов. Медленно проходя комнату, и освобождая приготовленных для пыток людей, я подходил к живодерам. Их было человек десять – двенадцать, даже было две женщины. Они меня не видели, палачи были чем-то заняты. Галя подошла ко мне и шепнула на ухо: «Они жарят ребенка». Дрожь прошла по моему телу, меня затрясло в лихорадке, злость и ненависть возмездия кипели во мне. Я ударил саблей о пол, звон прошел по большой комнате, я ударил другой саблей, и снова звон. Людоеды, один за другим, стали поворачиваться ко мне. Я шел к ним навстречу и стучал саблями о пол: то одной, то другой, нагоняя ужас теперь на палачей. Все они тоже были полураздеты. Не понимая, кто я и зачем пришел, молча смотрели на меня. Первым опомнился граф, он вышел вперед. На нем были одеты только штаны на подтяжках, огромный живот свисал чуть ли не до пола.

– Кто такой? – грубо спросил он.

– Твоя смерть! – сказал я, продолжая стучать саблями по полу и подходить ближе. Подходя к ним, я чувствовал, что меня сейчас разорвет от злости. Людоеды немного расступились, и я увидел, как на огне жарится маленькое тельце ребенка.

– Кто ты?– уже тихо спросил граф, продолжая отступать назад.

Я махнул саблей по большому животу. На пол посыпались кишки, граф упал на колени и, хватаясь за живот, просил не убивать.

– Ты уже убит.

– Абрамов, это ты? – вдруг меня узнал Сусликов.

– Да, Суслик, это я. А вот ты – уже почти не ты.

У меня на некоторое время проснулась жалость. Я как бы замер на месте. Но стоило мне посмотреть на ребенка, во мне опять проснулся зверь. Ударом одной сабли отрубил голову Сусликову. Тело его упало на пол и продолжало биться в страшных конвульсиях, забрызгивая кровью весь пол. Ударом другой зарубил следующего. Людоеды забились в угол.

– Помогите, – послышалось из темного угла.

Астахов взял факел и подошел к обнаженной девушке, она была привязана за руки к потолку. Одна грудь была отрезана. Во мне опять проснулся зверь, я ударил одного, другого, третьего. Палачи молили о пощаде, вставали на колени. Но я наносил им смертельные удары. Вскоре в живых остались только две женщины. Они встали на колени и молили о пощаде. Моя рука зависла в воздухе. Я не мог убить женщину. Начальник жандармов подошел ближе и выстрелами в голову убил обоих. Я с облегчением вздохнул, оглядел место, где только что приговорил к смертной казни людоедов. В живых оставался только граф, он сидел на полу и старался засунуть кишки обратно в живот. Он посмотрел на меня туманными глазами и зашипел как змея. Подняв у него над головой саблю – подарок Русакова, с силой ударил, разрубив его напополам.

В спину я почувствовал жгучий взгляд. Обернувшись, я увидел, как профессор с большой злостью смотрел на меня. Этот взгляд задел меня за живое. Иван Сергеевич смотрел на меня презренным взглядом, за который мне стало очень обидно.

–Прокуратура из Петербурга! Тайный советник императора, закричал вбежавший жандарм. Но, когда увидел, что было в комнате, замер на месте, ему стало плохо. Он отошел в угол, закрывая глаза.

– Казимир Иванович, тайный советник императора. – Это плохо? – спросил я.