– Петр Дюжев, это вы? Но как вы здесь?

Дюжев тяжело открыл глаза. Он смотрел на генерала, но не узнавал его.

– Богдан, друг, где ты? – Тяжело спросил граф, теряя сознание.

– Давайте, несите его срочно к профессору, пусть он его осмотрит.

Графа положили на носилки и понесли в палатку. Генерал смотрел ему вслед, не веря глазам, повторял:

– Не может быть! Не может быть!

–Ваше благородие, позвольте спросить, что в этом такого, что он здесь? Я – его друг, – сказал Богдан.

– Сотник, это просто невероятно! Я знаю его давно. Он вырос практически у меня на глазах. Он рос ужасным грубияном и невежей, последние годы его кроме женщин не интересовал никто. Пожалуй, самое плохое о нем я не могу рассказать даже вам, его другу.

– Как он воевал?

– Лихо, – ответил Богдан, – он у горцев на расстреле уже успел побывать.

– Да? И как он себя вел на расстреле?

– Отважно, как все.

– Я так за него рад, что он нашел свое место в жизни, что у него есть такой друг, как ты, сотник. Позволь мне спросить у тебя, сотник, тот хорунжий сказал, что здесь, сейчас, ты – главный. Но почему у тебя нет погон? И почему ты командуешь поручиком, тем армянином?

– У нас убили поручика Чистякова. Он был главным. Ну, а про армянина, да вы сами его видели. Вроде получается, кроме меня некому. Хотя Микоян храбро вел себя в бою.

– Да, храбрец. Он мне целый час рассказывал, как он героически воевал. Ну, ладно о нем, сейчас моя армия идет навстречу армии Евдокимова. Я доложу ему о тебе, так что готовь погоны.

– Ваше благородие, у меня к вам есть просьба, оставить у себя на время тяжело раненых.

– Хорошо, сотник, они будут здесь, пока мы их не поставим на ноги.

К нам быстро бежал Швец. Подбежав, он по-военному четко доложил:

– Ваше благородие, граф здоров, рана обработана. Это не пуля, скорее всего, его ударили по голове чем-то тяжелым. У него сильное сотрясение мозга, но для его жизни опасности нет. Он пришел в себя. И просит прийти Кузьмина Богдана.

– Графа я оставляю тоже у себя, – сказал приказным тоном генерал.

– Прошу прощения, ваше благородие, но граф Дюжев находится в моем распоряжении, и он поедет со мной.

– Сотник, ты меня не понял. Я его оставляю здесь, – строго сказал генерал.

– Для этого вам надлежит получить разрешение у Евдокимова, а вы, ваше высоко благородие, не из нашей армии. И ваши приказы на меня не распространяются. Ну, если сам граф, конечно, не захочет остаться, – ответил Богдан, смотря прямо в лицо генералу.

– Так, теперь понятно, почему командуешь ты, а не поручик, – уже спокойнее сказал генерал, – пойдем к нему, спросим его самого.

Генерал положил руки за спину и пошел, опять перешагивая через трупы, к палатке. Подойдя ближе, Богдан услышал, что из палатки доносились крики Дюжева.

– Унесите меня отсюда! Унесите меня! – кричал граф.

Кузьмин подбежал к нему, начал успокаивать, но граф не успокаивался.

–Богдан, вынеси меня отсюда, посмотри, казаки тяжелораненые лежат на земле. А я, здоровый, лежу на кровати. Не могу я так!

– Петь, если ты здоровый, встань сам, – спокойно сказал Богдан.

– Петр Петрович, я приказываю вам лежать, – сказал вошедший генерал, подходя ближе к графу.

– Мищенко! Это вы? – С удивлением спросил граф и спрятал глаза.

– Петр, я говорил с твоим другом. Я так рад за тебя, что ты стал человеком. – Генерал протянул руку Дюжеву. Граф сильно покраснел, пожал руку генералу и отвернулся.

– Признаться, не ожидал я вас встретить здесь,– продолжал генерал.

Но граф, отвернувшись, молчал. Только после того, как генерал вышел, он вновь попытался встать, но тут же от головокружения падал.

– Богданушка, пожалуйста, уведи меня отсюда, – взмолился граф.

Богдан с санитарами положил графа на носилки и отнес к себе. Там бережно положили на свободную телегу.

Глава 3

Сорок шесть человек, убитыми с нашей стороны, было похоронено на следующий день. Предав их земле по христианским обычаям, они тронулись в обратный путь. Богдан сел в телегу к графу.

– Ну, что, друг, поехали домой.

– Нет, Богдан, не могу я так уехать. Поехали к генералу.

Генеральская палатка стояла в середине казачьих сотен. Мы подъехали ко входу.

– Дежурный, доложи, граф Дюжев.

Генерал вышел из своего штаба, посмотрел на друзей.

– Я слушаю тебя, Петр.

– Вот, приехали проститься, – не смотря в глаза генералу, сказал граф.

– Подлечился бы у меня, а потом поехал?

– Нет, поедем мы, ваше благородие, я прошу у вас прощения за непристойное поведение там, в Петербурге. Я это осознал только здесь. И от всей души прошу прощения.

– Поверь мне, Петр, я от всей души рад за тебя, что ты изменился. Да, война действительно иногда делает людей человечными, как произошло в твоем случае. У тебя, наконец, появились настоящие друзья, которыми ты по праву можешь гордиться, – сказал генерал и пожал графу руку, – езжайте, еще увидимся.

Казаки тронулись в обратный путь. Богдан и граф ехали на телеге, их окружали ветераны.

– Слышь, Богдан, с боевым крещением тебя, – сказал Макаревич.

– Саша, ты что сказал-то?

–Я говорю, с боевым крещением тебя, ведь этот бой твой первый, когда тебя не ранило, – под общий смех сказал Макаревич.

– Ну да, этот раз повезло. Спасибо Пашко, он меня заслонил собой, а так бы опять больничная койка. Мне, честно говоря, она и так надоела. До сих пор кости болят.

Над головой послышался крик орла. Он кружил над казаками, как будто выбирая себе добычу. Недалеко, на краю скалы, было видно орлиное гнездо. Этот орел, наверное, охранял свое потомство. Обратная дорога бала без происшествий. Но было много раненых, и ехали намного медленнее. Но вот, наконец, долгожданный гарнизон, вот ворота. Даже издали было видно, что нас заметили и готовятся к встрече. У штаба стояли офицеры. Впереди ехали Богдан, Шустров и Микоян. Микояну очень хотелось доложить первому о героической битве. И, конечно, майору, только он мог по достоинству оценить храбрость. Но так же он не хотел быть выскочкой, ведь с ним ехали казаки, и они тоже хотели сделать первыми доклад. Из штаба вышли Сусликов и Семкин. Они вышли на дорогу и с нетерпением ждали доклада. Когда осталось несколько метров до высокого начальства, Шустров и Кузьмин вдруг резко затормозили и Микоян оказался ближе всех к офицерам. Он быстро соскочил с коня и подбежал, немного замешкав, кому из двоих докладывать. Он решил пойти на хитрость. Стал смотреть между ними и рапортовать сразу двум офицерам, а кому больше надо, пусть сами выбирают. Полковнику поначалу это не понравилось, но, когда Микоян дошел до того места, как казаков похвалил генерал Мищенко, он сразу засиял в улыбке.

Кузьмин и Шустров тоже подошли к офицерам. Полковник сделал вид, что их не видит. Майор Семкин поздоровался за руку с казаками и очень серьезно спросил:

– Как погиб Чистяков?

Но это услышал поручик. Казаки даже рта не успели открыть, как он уже подробно рассказывал подвиг Чистякова. Шустров пожал плечами.

– Ладно, казаки, идите, отдыхайте, – сказал майор, – завтра к обеду ждем князя Барятинского, Евдокимова. На присягу приедут, и кресты всем раздавать будут. Так что выглядеть всем с иголочки. А сейчас всем отбой.

– Вашбродь, – обратился Богдан, – Дюжев ранен!

– Куда?

– В голову, но не пуля, чем-то тяжелым долбанули. Да вон он, в телеге едет, пойдем посмотрим.

Семкин с Богданом подошли к телеге.

– Я приветствую тебя, граф, – сказал майор, протягивая руку. – Что, друг, зацепило?

– Зацепило, ваше благородие, мне уже лучше, но вот головой пошевелю, а кажется, что мозги шевелятся сами по себе.

– Иди в лазарет, перевязку тебе сделают, – сказал майор.

– Нет, завтра пойду, там казаки раненые, есть потяжелее, а я потом.

– Перевязку сделать немедленно! Это приказ, – строго сказал майор.