Казаки, поднимая столб пыли, понеслись на врага. Выстрелы становились все ближе и ближе. Рядом с дорогой стояли разведчики, они рукой показали, куда ехать. Граф вырвался вперед.
– Стой! Куда вперед батьки в пекло? Назад! – крикнул Богдан.
Прорываясь через кусты, казаки выехали на равнину. Быстро ориентируясь на месте, Богдан ринулся в бой. Взяв две шашки в руки, он начал направо и налево рубить горцев. Ничего не ожидавшие горцы не успевали достать саблю и падали замертво. За мостом наши пехотинцы начали наступление оттуда, зажимая мюридов в кольцо. Дальний угол горцев занял оборону, стреляя с близкого расстояния. В эту минуту выскочила первая сотня. Впереди был Чистяков, за ним неслась сотня казаков. Кто стрелял, кто рубил, все перемешалось в тот ужасный день, кровь лилась рекой и с той, и с нашей стороны. Сотня Микояна, зайдя с другой стороны и окружая врага, теснила его к Аргуну, пытаясь сбросить в стремительное течение реки. Но враг не пытался быстро сдаваться, хотя уже намного уступал в численности. Бой стал сильно сгущаться. На коне было уже невозможно проехать. Казаки стали слезать с коней, и в пешем строю вели бой. Богдан тоже слез с коня. Старая рана давала о себе знать. Вскоре правая рука нестерпимо заболела, и ему пришлось рубить левой. Это заметил Пашко. Своей большой саблей он старался помочь Богдану. Среди горцев здесь было много турок, они отличались своими турецкими шапками. В один момент турок направил на Кузьмина пистолет. В голове Богдана пролетела вся жизнь, вспомнились Аленка с Колькой. Но тут Пашко оттолкнул Богдана и принял пулю себе в правое плечо. Рука с саблей беспомощно повисла.
– Ах, ты, турецкая сволочь, – крикнул Пашко и взял здоровой рукой его за горло. Ноги турка повисли, болтаясь над землей. Он быстро посинел и затих. Богдан подошел к раненому, он только что спас ему жизнь.
– Пашко, ты ранен, уходи!
– Нет, сотник. Мы еще повоюем.
– Пашко, это приказ, уходи! – строго сказал Богдан.
Горцы и турки встали спина к спине и, как могли, отбивались. Их оставалось не больше пятидесяти. Но они самоотверженно дрались, теряя своих товарищей.
– Сдавайтесь! – крикнул поручик Чистяков. Он залез на большой камень и с высоты кричал. Казаки немного отошли от горцев, давая понять, что если они сдадутся, их никто не тронет. Горцы со злостью смотрели на казаков. Вдруг раздался выстрел, Чистяков покачнулся и упал на руки казакам. Они бережно положили его на землю. На его груди выступило красное пятно крови.
– Ну, черти бога не нашего, молитесь! – крикнул хорунжий первой сотни Шустров. Он взял в руки саблю, перед ним, с пистолетом в руке, стоял турок. Хорунжий подошел к турку и с силой ударил его саблей по голове.
– Братцы, руби их, бей! – слышались призывы казаков.
Через несколько минут с мюридами было покончено. Их убили всех, никто не захотел сдаваться в плен. Бой закончился. Казаки начали собирать раненых, считать убитых. Все поле было в убитых и раненых. Земля опять пропиталась кровью. Повсюду были слышны крики и мольбы о помощи. Много было раненых горцев, со злобой, в упор смотрели на своих врагов, и от беспомощности скрипели зубами. Санитары перевязывали раненых, бегая по полю от одного к другому. Богдан искал графа, но его нигде не было видно. Кузьмин помнил, что граф был рядом, но потом, в горячке боя, потерял его из вида.
– Вахмистр, где граф? – спросил он у Макаревича.
–Я не видел. Он был левее от меня, я видел, как врага рубал – лихо, мы не так бьем, – ответил Сашка.
– Есаул, смотри, вон Лорд его у скалы стоит. Наверняка, он там.
– Какой я тебе есаул, – одернул его Богдан и поспешил к тому месту, где стоял Лорд. Богдан подошел к Лорду рядом увидел лежащего графа. На нем сверху лежал здоровенный горец, килограммов на сто. Отодвинув его, Богдан приподнял графа. Дюжев был весь в крови: вся грудь и голова. Богдан снял шапку.
– Дружа мой, как же ты так?
Богдан обнял графа.
– Эх, дружа мой, как же ты так?
– Богдан, не трогай, голова болит, – вдруг сказал граф.
– Живой, дружище! – Богдан опять его обнял.
Дюжев застонал. Он был ранен.
– Санитара ко мне!
Санитар подбежал, разорвал мундир графа, но на нем не было ни царапины. Эта кровь – горца. А у него только голова ранена, сильно очень. Дюжев открыл глаза.
– Что со мной?
– Голова у тебя раненая и все, – успокоил Богдан. – царапина!
Санитар аккуратно перебинтовал голову графу.
– Богдан, у нас восемь убитых, девятнадцать раненых. Из них – четыре тяжело, в живот. Боюсь, не дотянут, – доложил вахмистр, – в других сотнях хуже. Чистякова убили.
– Спасибо, я видел, как он погиб, – ответил Богдан.
На той стороне Аргуна собирались солдаты, вовремя мы им помогли. Если бы не мы, они еще долго сидели за тем мостом.
– Командир, смотри, похоже, к нам генерал идет.
Богдан посмотрел, к ним шел генерал той армии, которую мы спасли. К генералу подбежал Микоян. Он ему доложил, как они здесь оказались и как самоотверженно воевали.
– Сотник, смотри, как гнется, сразу видно, что армянин, – сказал Доценко.
– Что вы мне – сотник, есаул. Какой я вам есаул? Я такой же, как вы. А Микоян бился славно, молодец. Я сам видел, впереди всех шел. Петь, а что армяне все гнутся? – спросил Богдан.
– Да, как тебе сказать, – задумался Доценко, – армяне, они что евреи – хитрые, без мыла в жопу влезут.
– Да, я слышал, что так про хохлов говорят, – пошутил Богдан.
– Не, мы не все такие, – продолжал очень серьезно Доценко, – но не спорю, есть и среди нас такие.
– Пашко тоже хохол, а меня от пули собой заслонил!
– Воюют они славно, тут не придерешься.
– Да что тут смотреть, – перебил Богдан, – вон, смотри, и хохлы, и русские, и горцы лежат. И что им теперь надо? Разные люди, все по-разному и живут. Вот граф лежит, а вокруг простые люди. А польза стране от них одна.
– Сотник, генерал тебя вызывает, – крикнул Макаревич.
Богдан встал, поправил форму.
– Петь, я сейчас приду.
Граф застонал. Ему было очень плохо, он не мог встать, сильно кружилась голова и тошнило. На той стороне Аргуна было полно солдат – целая армия. Вдалеке виднелись казачьи копья. Хороший у них генерал, казаков бережет. У нас наоборот получается. Подходя ближе, Богдан увидел Микояна. Он бегал вокруг генерала и что-то ему рассказывал. Генерал его не слушал, он давал команды своим командирам. Но это не мешало Микояну прогибаться. В стороне стоял хорунжий Шустров и брезгливо посматривал на Микояна.
– Что он от него хочет? – спросил Богдан у Шустрова.
– Крест, наверное, себе выпрашивает, – сказал хорунжий и сплюнул.
– Да отстань ты! – громко крикнул генерал на Микояна.
Богдан и Шустров, не выдержав, громко засмеялись. Услышав их, генерал быстро подошел к ним.
–Казаки, он у вас всегда такой? – спросил генерал.
– Армян, – пожал плечами Шустров.
– Генерал Мищенко, – по-военному представился генерал.
– Хорунжий Шустров.
– Сотник Кузьмин.
Мищенко внимательно взглянул на Богдана.
– Ты, сотник, первым влетел в долину?
–Первым был граф Дюжев. Я – вторым, – по-военному, четко ответил Богдан.
– Я видел тебя! А кто, ты говоришь, первый?
– Граф Дюжев.
– В Петербурге я знал графа Дюжева, – задумчиво начал генерал, – но, уверен, это не он. Тот на такое не способен.
– Ваше благородие, граф ранен в голову, а у нас нет врача. Есть у вас хороший доктор?
– Да, конечно есть, он в палатке сделал уже много операций вашим казакам. Уверен, что и сейчас этим занимается, мы его беспокоить не будем. Швеца ко мне! – приказал генерал.
Швец был худощавый, молодой врач, в белом халате. Он быстро бежал в нашу сторону. На халате было много крови. Скорее всего, он только что делал кому-то операцию.
– Пойдем, посмотрим, кто присвоил себе титул графа.
Генерал шел впереди, привычно перешагивая трупы людей. Подойдя ближе к графу, вдруг крикнул: