— Похоже, тебя накрыли тени предков?

Торик не знал, что и сказать. Тогда дядя Миша вздохнул:

— Ну что ж, мил человек, пойдем-ка в дом?

В летнем доме они уселись на кроватях: стульев здесь не держали. Над головой дяди Миши висела небольшая композиция в круглой раме. Под стеклом на черном бархате в причудливом узоре изящно переплетались бабочки, засушенные цветы, листья и пушистые веточки ковыля, что рос позади Гневни. Все-таки бабушка София умела создавать удивительные творения, тонко чувствуя гармонию живого и неживого.

Дядя Миша отдышался и неспешно произнес, словно отвечая внутреннему монологу:

— …у всех дела. А ведь не это главное в жизни.

— А что? — осторожно уточнил Торик.

— Оставаться собой. Но это непросто, знаешь?

— Знаю… — невольно прошептал Торик.

Дядя Миша усмехнулся, но тут же посерьезнел:

— Конечно, уже знаешь. Мы не похожи на других. Мы же — белые вороны, слыхал такое выражение? Вроде похожи на других, но отличаемся, внутри — не такие. А люди, как и птицы, не любят «не таких», относятся к ним враждебно. Могут накинуться стаей и заклевать.

— Значит, надо быть как все?

— Неверно! — Дядя Миша даже приподнялся от волнения. — Станешь как все — предашь себя. Обязательно оставайся самим собой, иначе и жить не стоит.

На миг Торик перестал дышать, а дядя Миша продолжил:

— Люди очень разные. Неправильно считать, что есть только «мы» и «они». На самом деле «они» — тоже разные. И среди чужих попадаются свои. Они могут точно так же прятаться. Но если внимательно смотреть и слушать, их можно отыскать. А если очень повезет, даже собрать свою небольшую стаю. — Он тихонько то ли кашлянул, то ли усмехнулся. — И будет у тебя своя стайка белых ворон… Понимаешь?

— Эмм… — замялся Торик.

— Очень важно находить «своих», тех, кто думает и воспринимает мир, как мы.

— Но… как их узнать?

— Узнаешь. Глаза часто обманывают, а душа — нет. Слушай свою душу.

* * *

Ужин был в разгаре. Настоящая семейная традиция, которую все так любили — собираться, и не столько есть или пить, сколько обсуждать все на свете.

— Миш, ты хотел про художника рассказать. Что там за история? — полюбопытствовала бабушка.

— Ой, Сонечка, и смех, и грех! — махнула рукой тетя Катя.

— Я просто шел мимо мусорки и нашел там… гения.

— Прямо-таки гения? — усмехнулась бабушка.

— Вот ты ехидничаешь, а потомки будут о нем говорить только хорошее!

— Так вы нашли картину или человека? — уточнила тетя Таня.

— Человека по имени Анатолий Зверев. Он был совершенно потерян и не хотел жить.

— Танечка, это еще что, — вновь подключилась тетя Катя. — Миша привел его домой, и теперь Анатолий живет с нами, уже больше года. Мы его отмыли, угол отвели под мастерскую. Миша ему купил приличные краски и кисти.

— И теперь он пишет картины. Недавно вот Катю нарисовал.

— Только картина получилась абстрактная.

— Лучше один раз увидеть. Кать, принесешь?

Торик подвинулся поближе. Он еще не видел абстрактных картин.

— Вот, — гордо развернула свиток тетя Катя. — Или надо перевернуть, Миш?

— Дай подумаю… Поверни по часовой стрелке. Да, вот так. Вот тут — волосы.

Торик ничего не понимал. Это что? Очередная шутка дяди Миши? Белый лист заполняли тускло-красные точки, красные линии, красно-коричневые зигзаги и рыжевато-красные всполохи. И вот это — портрет?!

— Понимаю, — терпеливо сказал дядя Миша. — Он открывается не сразу. Нужно подождать.

Торик продолжал смотреть на картину. Линии… точки…

— Видимо, это выше моих сил, — скептически заметила тетя Таня.

— Ой! — вдруг вскрикнул Торик.

— Увидел? — заинтересованно подался вперед дядя Миша.

— А она была в очках?

— Да! — обрадовался он.

— Ее взгляд! И волосы! — Понимание охватывало Торика, как пожар. — А вот это длинное…

— Это я держала книгу, — подсказала тетя Катя.

— Похожа? — серьезно спросил дядя Миша.

— Да-а… — удивленно протянул Торик.

— В этом его гениальность. Вроде бессмысленный набор пятен и точек, но при этом — похоже. Таня, смотри: это очки, вот глаза. Это волосы в пышной прическе.

— Теперь вижу! Ничего себе! И много он такого нарисовал?

— Танечка, он рисует постоянно, — пояснила тетя Катя. — Миша только успевает ему краски покупать.

— И долго он будет у вас жить? — практично поинтересовалась тетя.

Дядя Миша помрачнел, но ответил:

— Сколько потребуется. Надеюсь, долго. Люди еще узнают о Звереве. И я рад, что именно мне выпала честь оказать ему помощь, когда он нуждался.

И этот человек когда-то предостерегал Нинмихалну, приютившую студентку?!

* * *

«На сон грядущий» дядя Миша читал по памяти стихи, а остальные слушали. Бабушка откинулась на стуле, прикрыв глаза. Скорее всего, она знала автора, да и сами стихи. Это был ее мир.

Мрачная поэма отзвучала, и в комнате повисла тишина — слушатели продолжали жить в жутковатом мире, созданном зловещим гением прошлого. Затем тишина перестала быть приятным послевкусием и теперь давила. Хотелось противостоять ей, но не находилось слов. И вдруг бабушка прошептала: «Ананасы в шампанском…» Потом громче:

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Удивительно вкусно, искристо и остро!

Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!

Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

— В чем-то норвежском? — с улыбкой переспросил дядя Миша. — Это чьи стихи-то, Соня, напомни?

— Северянин такой был.

— Надо же так перевернуть обычные слова, чтобы они заиграли! Сказал бы «искрИсто и Остро», никто бы и внимания не обратил, а тут именно «Искристо и острО»!

— И какие богатые ассоциации, словно пузырьки на языке шипят.

— Да… Серебряный век… Сколько же мы потеряли.

— Мы помним, — твердо возразила бабушка.

— Мы-то помним. Но мы — уходящее поколение…

* * *

Утром стихов не читали. Тетя Таня ушла на работу, гости отправились прогуляться по окрестностям, а бабушка занималась цветами.

Ближе к полудню Торик с бабушкой присели отдохнуть на заднем крыльце. Торик умиротворенно смотрел на нижний сад, затем взгляд неизбежно поднялся к Двудомику, рядом с которым стояло раздвоенное дерево.

Нет. Неправильно. Это только городские говорят «то дерево», «этот куст». Папа и особенно бабушка всегда называли деревья конкретно — «рядом с той ольхой» или «у этих ясеней». Так было правильней. Иначе можно и про кота Кешу сказать «серое животное».

Бабушка словно прочитала его мысли.

— Вон там, видишь? Тополя стоят, осокоря. Они — братья: постарше и помладше, как мы с Мишей.

— Вижу.

— Тот, что слева — мой тополь, мы с ним в родстве. Уйдет он — с ним уйду и я.

Слышать такое было жутковато. Но спорить и переубеждать бабушку Торик не решился. Не спросил, откуда она могла знать такие вещи. Если уж сегодня завела этот разговор, значит, точно хотела поделиться с Ториком своим секретом.

Больше они никогда об этом не говорили. Торик не знал, верить сказанному или лучше скорее забыть. Но с тех пор к тополям возле Двудомика он стал относиться по-особому. Похоже, у бабушки Софии помимо чудесного чутья всего живого и неживого была и своя магия.

* * *

Или магия вокруг была всегда, просто раньше Торик был слишком мал, чтобы замечать ее? Вот, буквально пару дней назад, бабушка Саша позвала его сходить с ней в город, донести сумку. Дело нехитрое — взобраться на Покровский Бугор, дойти до улицы, где расположились магазинчики, набрать всего нужного да домой вернуться.

Но на обратном пути на песчаной дороге им повстречалась собака. Не особо большая, зато голодная и без хозяина, а потому опасная. Вроде и нападать не нападала, даже не лаяла, но ощерилась и не давала пройти, косо поглядывая на голые ноги Торика, торчащие из-под шорт.