— Это было очень странно, — сказал он. — Я знал вас и всё такое, но не мог понять ни слова из того, что вы говорили. Это было похоже на старинный граммофон, работающий на неправильной скорости. Мелодия, которую вы пели, и которую я пел вместе с вами, звучала знакомо, но невыносимо медленно — мне приходилось вставлять в неё всевозможные трели и переливы. Птица живёт и делает всё в невероятно ускоренном темпе. Но, вероятно, даже если бы и не было разницы в скорости восприятия, я всё равно не смог бы разобрать ни слова. Птица не обладает способностью к абстрактному мышлению — только настроение и эмоции, — и пока я был в теле птицы, мне казалось, что я в какой-то степени разделял её природу.

— Вам понравилось?

— Я отлично провёл время! — усмехнулся Профессор. — А летать — это чудесно! Чудесно!

— Вам, должно быть, доставляло удовольствие передразнивать всех нас, — сказала я. — Я надеюсь, что вам это понравилось хотя бы вполовину так же сильно, как и мне. Но разве вы не слышали, о чём говорили дамы? — и я рассказала ему всё о чаепитии, что вызвало у мужчин взрывы смеха.

— Теперь я понял, о чём шла речь, — сказал профессор. — Что ж! Возможно, я попробую это ещё раз… когда-нибудь. Особенно, — задумчиво добавил он, — полёт.

— Вы сделали какие-нибудь записи его песен, миссис Токкин? — спросила я.

— Нет. Жаль, что мы не смогли этого сделать.

— Полагаю, в то время вы не задумывались об этом.

— Не думаю, что тогда было доступно какое-либо записывающее оборудование, моя дорогая. Если бы оно было, мы бы обязательно записали и песни Тёмного Ричарда.

Я вздохнула.

— Во всяком случае, Профессор научился понимать музыку, — сказала она.

— Я бы тоже хотела научиться.

— Внимательно слушай Дикки, и многому научишься, — проговорила миссис Токкин.

© Перевод: Андрей Березуцкий (Stirliz77)