В «Британнике» это не было указанно. Как ты, наверное, заметила, энциклопедии очень редко рассказывают о том, что человек хочет узнать. Пока Пол безуспешно искал информацию, я разрезала яблоко и апельсин пополам и положила их ему. Профессор пропел несколько нот, звучавших повеселее, и принялся за свой завтрак, а я вернулась в дом и сварила яйцо вкрутую.
— Приготовь ему на ужин гамбургер, — посоветовал Пол и, усмехнувшись, добавил: — Только не добавляй горчицу, лук и приправы.
— Возможно, ему понравится это блюдо в сыром виде, — подумала я.
В тот вечер мы ели гамбургеры и оставили окно открытым, чтобы Профессор мог видеть, что происходит. Когда он прилетел и уселся на подоконник, мы предложили ему немного, и пища была благосклонно принята. Он съел её с быстротой, казалось, свидетельствовавшей о том, что это именно то, что он хотел на ужин.
После этого у нас больше не возникало проблем с его кормлением. Я видела, как он экспериментировал с ягодами, росшими во дворе, сидел на ветке и некоторое время рассматривал их, прежде чем попробовать кизильник.
Дети были в восторге от того, какой он ручной, хотя он и не подпускал их к себе близко. Я думаю, он боялся, что они могут оказаться неаккуратными и, возможно, возьмут его в руки и придавят его. Поскольку он очень любил кошек, то не нападал на наших, а старался их избегать.
Как только он съел своё яйцо в то первое утро, я вымыла поилку для птиц и наполнила её чистой свежей водой.
Профессор, сидя на кусте, наблюдал за мной, пока я не закончила и не отступила назад. Потом он слетел вниз и попил воды, а затем осторожно ступил в воду.
Он повернул голову и увидел, что я наблюдаю за ним и тут же выскочил из ванны, встав на её краю и пронзительно крича и ругаясь.
Мои щёки запылали, но, думаю, это было скорее из-за того, что я старалась не рассмеяться, хотя, конечно, мне было неловко думать о том, что я собиралась стоять и смотреть, как он принимает ванну. Я поспешно ретировалась в дом и из-за занавески наблюдала, как он плещется. После купания он взъерошил пёрышки, как любая взрослая, имеющая опыт птица, а затем взлетел и скрылся из виду.
Профессор вскоре обрёл голос, и мы делали всё, что могли, чтобы помочь ему в его исследованиях, издавая всевозможные звуки. Он также летал по всей округе, возвращаясь каждый вечер, чтобы спеть то, чему научился. Мы узнали роликовые коньки, ванны, наполняющиеся и опорожняющиеся с брызгами в промежутках, плач ребёнка, кошачьи драки, самолёты над головой и многое другое, что помог нам понять наш опыт общения с Тёмным Ричардом.
Однажды утром наша соседка, живущая через три дома от нас, поссорилась со мной из-за моих детей, и в самый разгар ссоры я услышала птичье пение, доносившееся с телефонных проводов над головой. Услышав, на что мы похожи, я расхохоталась, а миссис Бенсон подумала, что я смеюсь над ней, и принялась браниться ещё пуще.
— Птица, — сказала я, — она парадирует нас. Послушайте!
Она послушалась, и, по крайней мере, это прекратило ссору, хотя я не уверена, что она согласилась со мной в том, что птица имитировала наши голоса.
Однажды днём я попробовала спеть «Мерцай, мерцай, звёздочка», и Профессор спел её вместе со мной, но Тёмный Ричард не захотел подпевать нам. Я попыталась вспомнить, пел ли он лучше Профессора. Мне показалось, что да, но ему потребовалось гораздо больше времени, чтобы выучить мелодию. Профессор присоединился ко мне на седьмом повторении, в то время как Тёмному Ричарду потребовалось по меньшей мере пять дней.
Ближе к концу недели я отправилась на чаепитие. Это была вечеринка в саду, и я не очень удивилась, увидев Профессора, расположившегося на дереве возле живой изгороди. После нашей получасовой беседы, он начал петь, как канарейка.
— О, только послушайте эту милую птичку, — воскликнула миссис Комптон.
— Какая шумная, — прокомментировала миссис Паркс. — Как-то раз рядом с нами поселился пересмешник, так он каждую ночь не давал нам спать, так он шумел.
— О, милые песенки, — проворковала миссис Комптон.
— Действительно, песенки. Он имитировал гудки поездов, сигналы светофора, сирены скорой помощи и я не знаю, что ещё. Мой муж стрелял в него каждую ночь из пневматического пистолета Бобби, но ему так и не удалось попасть. И всякий раз, когда он шёл по улице, эта птица летела за ним и выдёргивала волосы у него на голове, наверное, для того, чтобы свить гнездо. Можно подумать, птица знала, что мы за ней следим.
— Я думаю, что это жестоко — стрелять в птиц, — сказала миссис Комптон, и все её подбородки задрожали. — Я бы никогда не позволила своим мальчикам завести пневматическое ружьё или ужасного, жестокого кота. Надеюсь, у вас нет кошки? — обратилась она к Рут, нашей хозяйке. — Может быть, птичка останется и споёт для вас? — она начала собирать крошки и бросать их в сторону дерева.
Последовала оживлённая дискуссия об относительных достоинствах птиц, кошек и ружей, и вскоре дамы заговорили также о собаках, лошадях и бабочках. Профессор, разразившись короткой песней, замолчал, но примерно через полчаса снова начал петь.
Он пел, имитируя нежное воркование миссис Комптон и пронзительный резкий голос миссис Паркс. Он сочинил попурри из живого стаккато Энн и медленного говора, плавно растягивающей слова миссис Эверетт, прелестного контральто Рут Элтон и раскатистого смеха миссис Роудс. Он пел сладкозвучным голосом Нэнси Уэст, монотонным бормотанием миссис Линдсей и драматическим речитативом Люси Николс, всегда выделяющей интонацией всё, что говорит. Я думала, что лопну, стараясь не рассмеяться, но не хотела пропустить ни одной ноты.
Миссис Паркс раздражённо встала и сказала:
— Это была чудесная вечеринка, Рут, но мне пора бежать. Я очень надеюсь, что ты избавишься от этой шумной птицы. Из-за неё совершенно невозможно разговаривать.
— Поёт от всего сердца, — пробормотала миссис Комптон. — Я просто хочу, забрать её к себе домой. Разве ты не надеешься, что она останется здесь навсегда, Рут?
Рут дипломатично ответила, что ей нравится пение птиц, но она надеется, что она не будет имитировать звуки по ночам.
— Действительно, — сказала миссис Паркс. — У моего соседа была канарейка, и она будила меня каждое утро на рассвете — летом в четыре часа — пронзительными криками. Я готова была свернуть ей шею.
Кое-кто из присутствующих знал, что я выращиваю канареек, и все они сразу же попытались тактично перевести тему.
Победила Люси Николс.
— Сегодня вечером я иду на концерт, — сказала она. — Я так люблю музыку. Она трогает меня до глубины души. Я просто не смогу жить без хорошей музыки.
— Я никогда не могла понять, что это за штука такая, — заявила миссис Роудс. — Просто шум, и всё.
— О, вам следовало бы пройти курсы по изучению музыки, — посоветовала миссис Николс. — Музыка — это универсальный язык, и её так легко понять, как только вам объяснят несколько фундаментальных принципов. Да ведь я понимаю каждую нотку музыки, которую слышу!
— Правда? — вежливо спросил кто-то.
— Ну, конечно. И даже эта маленькая неискушённая птичка на дереве способна на такое, — сказала миссис Николс, махнув рукой в сторону Профессора. — Музыка говорит сама за себя, так ясно, так радостно — счастье! счастье! счастье! В мире всё хорошо! Только чистая радость жизни!
На этом она удалилась, а я постарался сбежать как можно скорее, потому что не доверяла себе и боялась, что могу сказать что-нибудь не то. Пока я быстро шла по улице, Профессор пролетел мимо меня, каркая, как ворона.
Когда неделя подошла к концу, мы смешали лекарство с кормом и пронаблюдали, как Профессор стал его есть. Он несколько раз клюнул, вздрогнул всем телом, а затем на мгновение замер. Птица улетела, и через несколько минут мы услышали, как Профессор зовёт нас из окна своей спальни.
Я поспешил к нему и пригласила на ужин, потому что, конечно же, у него ничего не было приготовлено, а солнце уже садилось.
Он ел с хорошим аппетитом, но ничего не мог нам сказать, пока не закончился ужин и дети не вышли из-за стола.
