А ту ночь я никогда не забуду. До чего она ласковая да нежная со мной была. Но смотрю, слёзы у неё на глазах.

– Что случилось? – спросил я с тревогой.

– Хороший ты, добрый! И полюбила я тебя всем сердцем. Да только счастья мало я тебе дала.

– Ну что ты, ещё столько счастья у нас впереди! – перебил я её.

А она смотрит на меня своими большими глазами, а в них такая тоска, что сердце защемило.

– Нет, милый, кончилось наше счастье. Доченьку береги! – и отвернулась.

Я вскочил с постели:

– Ты что такое говоришь? Заболела что ли?

А она поворачивается ко мне, а в глазах чёртики весёлые прыгают.

– Да пошутила я! – и, спрыгнув с постели, начала танцевать. А за окном гроза началась. Я подумал, что сейчас она испугается, ко мне прижмётся. Да не тут-то было! Покрывало блестящее на бёдра себе повязала, волосы распустила и так красиво танцевала, что я залюбовался. А за окном грохочет всё, сверкает. А она всё быстрее и быстрее в танце носится и кружится. А потом упала и затихла. Я к ней, а она не дышит….

В доме Ивана Окладникова, серьёзного зажиточного мужика, начинался день. Его большая семья просыпалась и принималась заниматься, всяк своим делом. Так уж повелось, что и дети, подрастая, приступали к посильному труду. Первой вставала хозяйка – жена Ивана, Олимпиада, и начинала хлопотать у плиты. Подбила тесто, растопила печь. На помощь ей пришла старшая из дочерей, Агафья. Она быстро и умело начала чистить и мыть овощи. Мать ставила горшки с едой в печь. Старшие сыновья Иван да Василий занялись скотом. Младшая Нюрка спешила доить коров. Посадив пироги в печь, ей на помощь пришла мать. Хозяйство у Окладниковых было большое. Одних дойных коров около десятка, так что рабочие руки, ой, как нужны. Когда стадо коров, телят, овец было выгнано в поле, старший сын подошёл к отцу:

– Батя, а что с конями-то делать? Вчерась опять одного не досчитались. Воруют, гады.

– Васятка пущай сегодня пасёт на Гнедом. Да далеко от села не отходит. А я посмотрю, кто тут у нас балует, – и позвал жену:

–Слышь, мать. Ты бы до Катерины дошла. Власка вчера вернулся. Разузнай, что почём, да скажи, что дело у меня к нему есть. А коль время у него будет, пусть даст знать. Свидимся, посудачим.

– Ой, Господи! Да об чём тебе с ним говорить, душегубом.

– Цыц, баба, не твоего ума дело. Сказано, ступай. Ведь Катька тебе сестра сродная, вот и роднись с ней.

Олимпиада, сухонькая курносая женщина, была послушна своему мужу. Да и то – голова он. Но Катьку, сестру свою, недолюбливала с детства. Уж больно та красивая была да везучая. Может, чисто по-женски завидовала ей. Но слово мужа – закон.

Накрыв на стол, поставив посуду и разложив ложки, дочери стояли у стола. Стали собираться сыновья. Старший Иван, названный в честь отца, был уже почти взрослый парень. Над верхней губой пробивались усы, и голос стал басить. Да в плечах раздался – совсем мужиком скоро станет. Второй сын Василий, с нежно-голубыми глазами, был спокойным, задумчивым парнем. И хотя ему уже 16 минуло, был стройным и хрупким. А погодки Пётр и Степан были ещё совсем пацанами. Всё баловались да носились, пока отец их грозным окриком к работе не возвращал. Парни толпились у лавок, поджидая отца. Иван степенно зашёл в горницу, перекрестился на образа и прошёл к своему месту, во главе стола. Молча сел. Вослед бате, сыновья мигом заняли свои места за столом. Олимпиада с дочерьми спокойно и степенно разместились на своей половине, по другую сторону стола. Наступила тишина.

– Господи, благослови! – Иван осенил себя крестом. Все дружно перекрестились и посмотрели на отца. Тот не спеша, взял свою деревянную большую ложку и придвинул к себе миску. Тут же, как саранча, парни набросились на еду, застучали ложками, задвигали мисками. Женщины старались не шуметь, ели молча и быстро.

После завтрака, управившись по хозяйству, Олимпиада надела свой лучший платок, нарядилась, как могла, и пошла к Катерине. Хочешь – не хочешь, а муж велел.

Дом Власки стоял на той же улице, но в другом конце села. И что странно, замечала Олимпиада, проходя по знакомой улице, как только возвращались «гулящие» мужики в деревню – вся деревня словно вымирала. Девки и бабы лишний раз без нужды на улицу ни ногой. Мужики по своим дворам ходят, да на улицу посматривают, не балуют ли пьяные разбойнички. От них всего ожидать можно. Кажется, даже куры и гуси – и те боятся гулять по улице.

– Вот дожили! – усмехнулась она.

А у неё страху не было. Катерина ей сестра. Да и Власка с Иваном дружны были по-родственному. А против её Ивана кто, что сказать может? Хоть он не атаман разбойничий, а мужик крепкий. В деревне его уважали да побаивались. Не так, конечно, как Власку, но всё же. И шла Олимпиада по деревне смело и спокойно.

У крепких высоких ворот Власкиного дома остановилась. Во дворе были злые огромные псы.

«И зачем им собаки? Коли сами хуже собак» – мелькнуло в голове.

– Ой, прости, Господи! Не с тем в дом иду! – и постучала по скобе.

Псы кинулись к воротам. На крыльце появилась Катерина:

– Цыц, ошалелые! Кто там?

– Я, Олимпиада, по делу к вам.

– Сейчас, загоню это отродье, – и Катя погнала псов в клеть.

Гостья прошла в дом.

– Мир дому вашему! – поклонилась у порога. – Господи, благослови! – перекрестилась на иконы.

– Да проходи, сестра, присаживайся. Что за дело привело, сказывай, – Катерина летала по горнице, привечая гостью.

«Ишь, сияет вся. Счастливая!» – подумала с какой- то бабьей завистью Олимпиада.

– Да Иван послал передать Власке, что разговор к нему есть. Что за разговор, я не ведаю, да он мне и не говорит. Как будет время, дай знать.

Тут на пороге появился хозяин. Он слышал последние слова.

– А что тянуть. Вот сегодня к вечеру и приходите в гости. Ведь родственники как-никак, чего чураться. Коль дело есть – обсудим. Так и передай! – и прошёл в дом.

А вечером за хорошо накрытым столом собрались гости. Вроде и не совсем гости – родня, да вот так редко собирались. Хозяйка расстаралась на славу. И гусь запечённый, и поросёночек. А что до пирогов да ватрушек – так не счесть. В центре стола несколько бутылок красивых с вином да водочкой. И соленья всякие, короче всё, что полагается. Не зря Катерина на все руки мастерицей слывёт. Сам Власка, красивый крепкий мужик, с вьющимися чёрными волосами да бородой выглядел, как сказочный богатырь. Белая, вышитая женой, рубаха сидела на нём как влитая. Кушак перехватывал тонкую талию. Катерина разрядилась, как могла. И кофта красивая, и юбка из дорогой ткани. А полушалок так весь сиял золотой росписью.

– Ну, давайте, гости дорогие, за встречу!– хозяин налил себе и Ивану водки, а женщинам вина.

– Да не пью я! – Олимпиада отстранила стопку.

– Да это вино слабенькое, из чистого винограду сделано. Из городу привезено, – уговаривала её Катерина.

Мужики выпили. Закусили.

– Ну, давай по второй!

– Давай!– согласился Иван. Выпили, покряхтели, закусили.

– Ну, что за дело? Сказывай! – спросил Власка Ивана.

Тот дожевал кусок мяса, обтёр губы и спокойно посмотрел на хозяина. Женщины тихонько выскользнули из комнаты…

– А дело такое. Как ты на разбой шёл, у нас с тобой договор был. Ты в деревне не шалишь, местных не обижаешь, а мы тебя не выдаём. Так?

– Ну, так… – недоуменно пожал плечами Власка.

– Так что происходит? У меня кони стали пропадать. За неделю четверых недосчитались. Может и не большая для меня потеря, но коли так дело пойдёт, по миру пустишь. На твоих хлопцев грешу.

– Ну, это ты зря, свояк. Коней твоих мы не трогали. Уговор блюдём. Да и нужды у нас в конях нет. На моей заимке такой табун ходит! Сказка, а не лошади! Но порядок в деревне быть должен. Коли кто из деревенских, узнаю, накажу. А мои-то точно не шалят, я за этим строго слежу. Думаю, не ослушаются, – и разлил по третьей.