–Ну и Бог с вами! И без вас не пропаду! – и ушёл.
С тех пор о нем ни слуху, ни духу. Мать все глаза проплакала, а отец её утешал:
–Ничего, горя хлебнёт – вернётся.
Ан не вернулся! Как в воду канул. Считай, лет около двадцати прошло. А тут на тебе – явилась! Да что ещё чудно, так иконку кажет, что у Пантелемона с рождения на груди была. Говорит, что отец перед смертью ей её передал, да к родне в город ехать велел. И приданное у неё есть. И золотишко, и деньги. Может, гулящим человеком брат был. Господи, прости!– и осенил себя крестом.
– А девчонка смышленая, держит себя с достоинством. Ну а красавица, сам видел! Что с ней делать, ума не приложу? – и хитро так на меня смотрит. А я в ту пору уже при деле был, дяде помогал. Да и сам кое-что начинал. Мне двадцать второй год шёл.
– А сколько ей лет?– как-то глупо спросил я и засмущался. Волошин, мужик уже тёртый, всё понял:
– Да шестнадцать уже миновало. Вот бы в руки хорошие отдать, чтобы душа за родственницу не болела.
Тут я выпалил:
– Мне отдайте! Сватов пришлю!
Засмеялся старый лис:
– Ох, горяч ты, парень! Вот так с первого разу – и сразу сватов. Ну, коли приглянулась, помозговать надо. Да с дядей твоим потолковать. А ты ступай, поговори с ней. В горнице она.
– Ног под собой не чуял, – продолжал отец. – Хоть, давно это было, а помню, как сейчас. Захожу, а она за пяльцами сидит, глаза потупила. Хоть и слышала мои шаги, а головы не подняла. А из окна на неё свет солнечный падал так, что, казалось, вся она светится. Волосы чёрные, синевой играют, коса длинная через плечо на грудь легла. До чего же хороша, дух захватило!
Я кашлянул:
– День добрый!
Она подняла на меня свои огромные глазища, а в них весёлые чёртики пляшут!
– Добрый, коль не шутите, – ответила она.
А голос у неё такой бархатный да нежный, что совсем я голову потерял. Стою перед ней, как дурак, сам не свой, а что делать и говорить, не знаю. Тут встала она, подошла ко мне и в глаза посмотрела серьёзно. Да от взгляда того мороз по коже пробежал.
– Знаю мысли твои, чувства твои ведаю. Нет злых умыслов у тебя. Нравлюсь я тебе. Пойду я за тебя – так тому и быть. Присылай сватов. Хоть не долгой, но счастливой будет жизнь наша! – и ушла.
Помню, мчался я, очертя голову, к дяде. Он у нас в семье был за старшего. Отец после удара ещё не оправился и от дел отошёл. Жил с матерью в деревне. А я при дяде в городе. Нам в то время несколько заводов и мануфактур принадлежало. Так я у дяди правой рукой был. Своих сыновей у него не было, только дочки, вот и был я ему вместо сына.
Деловой хваткой он обладал недюжинной, многому меня научил. Любил он меня по-своему, за дело – суров был, а коль всё ладно у меня идёт, то одобрит, не поскупится и на слово хорошее.
Помню, ворвался я к нему в рабочий кабинет да как закричу:
–Скорее, дядя, сватов посылай к купцу Волошину. За его племянницу сватай меня!
Дядя удивлённо уставился на меня:
– Остынь! Ишь, как жениться приспичило, что и поздороваться забыл. Что за спешка такая? Сядь и толком объясни, в чём дело? – и налил мне стакан воды. Воду я выпил, немного успокоился.
– Дядя, миленький, девушку встретил! Красоты невиданной! Влюбился с первого взгляда! Жизнь без неё мне не мила! Пошли сватов, а то, не дай бог, кто шустрее нас окажется. Уведут красавицу!– ну и что-то ещё в этом роде я ему лепетал. А он смотрел на меня глазами умного доктора и молчал. Когда мой пыл остыл, я почему-то расплакался.
– Ну-ну! Полно тебе, будет! Что как девица красная слюни распустил. Вижу, не помогут тебе слова мои здравые. Я тебе уже невесту присмотрел и с её отцом, моим компаньоном, уже потолковал. Всё время выбирал с тобой поговорить. Да опоздал, вижу. Ладно, посмотрим, что за красавица у Волошиных объявилась, – и не поверишь, сам к нему поехал.
А тот был рад с таким, как наш род, породнится, но марку держал. Но в свой черёд всё порешили, сговорились о свадьбе.
А я ещё несколько раз к ним в гости заезжал. Зайду, бывало, сяду подле неё и смотрю на неё. А она смеётся:
–Ну что как на икону смотришь? Твоя я буду! Свадьба уже скоро!
А свадьба была красивая, но странная. Платье ей дядя заказал у лучшей модистки. Когда Марфа вышла в залу, аж дух у всех перехватило, и тишина восхищённая повисла. А она плывёт, вся в кружевах. И такая красивая, что слова меркнут перед красотой её. А вот в церкви всё пошло наперекосяк. Она к алтарю пошла, а крест на себя не наложила. Свечи венчальные всё гасли, да у батюшки кадило из рук выпало. Народ зашептался, я на неё глянул, а она счастливо так улыбается, и будто всё это её только забавляет. Ну, я и успокоился. В приметы особенно не верил. Короче, стала она моей женой. И не было на свете никого счастливее меня! Но что чудно, мысли она умела читать. Бывало, поговорю с кем в её присутствии, а когда одни останемся, она и скажет: «Не верь ты ему. Он обмануть тебя хочет. Уже с другим сговорился, а от тебя ждёт, что ты в цене ему уступишь». Или: «А эта женщина на тебя виды имела, для своей дочери. Вот и не знает, как бы тебя уколоть. Да болезнью её бог наказал, так что не сердись на неё, недолго она проживёт». И верно, померла та женщина вскоре.
А между нами лад был. Ну, что любил я её, ты уже поняла. Та любовь мне такие силы давала, что дела мои резко пошли в гору. Дядя нарадоваться не мог. Отделил меня, хозяином поставил над несколькими мануфактурами. А я хоть и работал изо всех сил, но моя душа всегда домой рвалась. Лечу домой как на крыльях, извозчика тороплю. А дома она! Как сказочная принцесса. Уж я ей нарядов понадарил, украшений всяких. Ей всё шло, что бы она ни надела. Легко она ко всему относилась, весело. Баловаться да шалить очень любила. Но порой запиралась у себя в дальней комнате и сидела там долго-долго. Раз как-то я не удержался и подсмотрел. А она вошла в комнату, свечи зажгла, книгу какую-то странную достала…
– Книгу! – встрепенулась Нина. – Какую книгу?
– Да я толком и не рассмотрел. Большая такая, в старинном переплёте. Я попытался войти и книгу ту рассмотреть. Но она так на меня посмотрела, что душа в пятки ушла. И сказала:
– Оставь это. Не твоего ума дело, – я больше и не пытался.
А как-то раз спросил я у неё про родных. Она рассказала, что отец её братом Волошину приходится.
–А мать и бабка колдовками были.– Так и сказала – колдовками.– Боялся их народ, не любил. Но знали они много и даром необычным владели. Так-то. Вышла мама замуж за парня пришлого, вольного. Любили они друг друга. Родились у них две дочки. Старшая Мария, да я. Мария вышла замуж за Ивана и в Канском уезде живет. А мамку злые люди камнями забили. Кто его знает за что. Может, и было за что. А папка бросился её спасать, так ему вилы в живот воткнули. Промучился он несколько дней, да на моих руках и помер. Похоронила я родных и сиротой осталась.
– А бабушка?
– А с бабушкой другая история. Ещё мама жива была, бабушка как-то засобиралась.
– Ты куда?– спросила мама её – Ведь гроза нынче будет!
А та встала так, распрямилась и сказала:
– Пора мне, доченька. А что гроза, так это наша стихия. Она нас породила, она нас и заберёт. – Спокойно так говорила – А девочек своих береги. Не долгий век у вас всех.
И ушла. Больше её мы и не видели. А гроза тогда и вправду сильная была. А ещё мама сказывала, что бабушка её в грозу родила, и сама она нас с Марией тоже в грозу родила, вот ведь как… Да, много знали мама и бабушка, но недолог их век был. И мой тоже короток будет, так что люби меня и радуйся!
Не понравились мне тогда её последние слова, но она засмеялась, заиграла меня, чтобы я особого внимания на них не обратил. А потом ты у нас появилась! Вот радость была! Но помню, как она с грустью на тебя посмотрела и сказала:
–Прости, доченька, что судьбинушку тебе нелёгкую дала. Но ты теперь одна из роду нашего будешь дело продолжать!
Потом резко обернулась, увидела меня, тебя к себе прижала и замолчала. Так я ничего и не понял. А когда тебе третий годик пошёл, будто подменили мою Марфу. Странная какая-то стала. И раньше были у неё странности, но тут совсем другой стала. Всё больше молча по дому ходить стала, задумчивая, бледная. И куда её веселье подевалось? И ещё грозы бояться стала. Как начнётся гроза, она ко мне бежит, прижмется, дрожит вся.
