– Будешь ты на нём, Фросюшка, как королевна сидеть!

– Тоже мне, королевна! – усмехнулась Фрося.

А хотя, чем не королевна? Вон какой красивый платок подарил ей Стас. Но не лежало сердце Фроси к этому здоровому мужику. Взгляд у него хмурый и недобрый. Поначалу рукам волю давал, но Фрося твёрдо ответила отказом, отстал.

– Фрося, где ты? – послышался голос Ильи из прихожей.

Она поправила волосы и вышла из-за занавески:

– Да здесь я.

– Куда дрова складывать? Где тебе удобнее будет? – Илья топтался у порога.

– Сейчас, платок найду, – и Фрося полезла в сундук. А когда обернулась, Илья так же стоял у порога, но смотрел на неё каким-то странным взглядом.

– Красивая ты! – сказал он и смутился. Фрося вся вспыхнула, щёки заалели.

– Неужто, разглядел?– засмеялась она.

Илья полез в карман и достал золотую цепочку с галубым камнем.

– Это тебе, – протянул он смущённо.

– Купил, что ли? – в душе у Фроси боролись два чувства. Она знала про дела разбойничьи своих постояльцев, и что вещь могла быть снята с убитых, с одной стороны. А с другой – её любимый Илья первый раз дарит ей подарок, да ещё такай красивый. Илья понял её мысль и твёрдо сказал:

– У Флора выменял, а где он взял – дело его.

– Спасибо, – сказала Фрося, взяла подарок и ласково посмотрела на него.

Илья смутился:

– Так я пошёл. Ты про дрова-то распорядись, – и вышел.

А поздно ночью, когда мужики спали, Илья пришёл в спальню к Фросе. И только первые петухи смогли вернуть на землю пылких любовников.

– Ну, проходи, Семён, сказывай, как съездил, как мать, что нового в городе? – Власка сидел на лавке у стола, когда пришёл Семён.

– Да всё нормально. Мать у родственников устроил, денег на лечение дал, так что доктор говорит, что скоро поправится. А брат твой просил кланяться, да за подарки благодарил. Прихворнул он, спиной мается. Даже на службу не пошёл, говорит, казну сопровождать должен был.

Власка оживился:

– Ну, спину ему жинка быстро поправит, она мастерица на это. А что про казну он сказывал?

– Да, говорит, возят ту казну из Красноярска каждый месяц, а они сопровождают. Раньше, говорит, пять – шесть всадников было, а теперь разбойников боятся, до десятка собирают.

Власка задумался

– А когда возят, не сказал?

– Нет. Но он должен был того дня ехать, как я к нему приходил. Это, считай, числа двадцатого было.

– Молодец, сукин сын! – и Власка похлопал Семёна по плечу. – Давно у меня эта мыслишка крутится, да как подступиться к ней, не знал. А тут ты прямо на блюдечке да с окоёмочкой! – Власка радостно потёр руки.

Ещё туман не рассеялся, солнце не встало, а десять всадников выехали из деревни. Собаки подняли было шум, но быстро затихли. То ли признали, то ли испугались.

– Ядрёна вошь, – ругался, кутаясь от сырости в тёплый зипун, Федот, пожилой мужик с окладистой бородой.

– Чо, Федот, климат не тот? – Антип оскалил свой беззубый рот.

– Цыц, тихо! Недалеко где-то здесь, – атаман прицыкнул на мужиков.

Дальше ехали молча. Когда поднялись на крутой косогор, то увидели, что у подножья стояло несколько цыганских кибиток. Рядом было разбито с десяток шатров. Тлели угли погасших костров, а невдалеке мирно гулял табун лошадей. Под Степаном жеребец заржал. Ему тут же ответили несколько кобылиц из табуна.

– Осади! – приказал Власка.

– Да как его осадить, чёртово отродье! – Степан натянул поводья.

– Стас, Илья, – позвал атаман. Всадники подъехали. – Вот что, ступайте в табор, поговорите с вожаком. Добром отдадут коней – не тронем, дадим уйти. А остальным растянуться цепью, – он повернулся к товарищам.

В таборе началось оживление, когда увидели, что два всадника мирно едут среди кибиток и шатров. Несколько мужчин с пистолями в руках окружили пришельцев.

– Кто такие? Что надо? – вперёд вышел цыган средних лет.

– Ты что ли вожаком будешь? – спросил Стас.

– Ну, я! Что надо?

– А надо нам, люди добрые, чтобы отдали вы нам коней, да убрались по добру – по-здорову куда подальше, – с наглой усмешкой продолжал Стас.

– Ух, ты! Испужал! – цыган гордо поднял голову.

– Да мы ещё и не пугали, – в тон ему ответил Илья. – Ну не хотите по-хорошему, сейчас вся сотня здесь будет. Только тогда не обессудьте, в живых никого не оставим, – и поднял руку.

Это был сигнал для разбойников. Со склона раздались крики и выстрелы. Утреннее эхо усилило их, казалось, что всадников было очень много.

– Слышь, барон, отдай, что просят. Жизнь дороже. Вижу, недобрые люди перед тобой стоят, – старая цыганка вышла из толпы. – Не одну душу уже загубили и нами не побрезгуют.

– Стойте! – цыганский барон сделал шаг вперёд – Будь по-вашему.

Илья опустил руку, стрельба и крики прекратились.

– Дайте время на сборы.

– Хорошо. А коней мы сейчас заберём.

– Эй, Степан, Федот, отделите коней, что получше – сказал атаман, он уже понял исход переговоров.

И два всадника поскакали к табуну. Цыганам оставили несколько старых кляч, да пару сносных коней.

– Мужики, – начал было барон. – Хоть ещё пяток коней нам бы…

– Молчать, а то и этих заберём! – заржал Федот.

Вдруг из толпы выскочил цыганёнок лет десяти с пистолем в руках.

– Не отдам коней! – и выстрелил в Федота. Тот схватился за плечо.

– Ах ты гадёныш! – и сабля просвистела в воздухе. Цыганёнок упал, истекая кровью. Поднялся крик, в руках цыган замелькали ножи и пистоли.

– Стоять! – барон поднял руку. – Стоять, я сказал!

Толпа затихла, только плач матери стоял над табором.

– Уходим. Быстро уходим, – и обернулся к всадникам. – Отпустите нас, мужики, сами видите, в основном, бабы да дети, – и наклонил голову…

Когда табун лошадей в сопровождении всадников поднимался по склону, атаман видел, как быстро сворачивались шатры и собирались вещи в кибитки.

– Вот так-то! Не балуйте! – сказал он вслух и повернул коня.

Нинель не спалось. Уже и отец вернулся, горничная, накормив его, ушла спать. В доме наступила тишина. Но не было покоя в душе у девушки.

«Отчего вечер сегодня такой чудной, – думала она, лёжа в постели. – Книга что-то странное предвещает. Портрет ожил. А главное, я теперь знаю, что видела свою маму… Может быть, она жива? Ведь не могут умершие говорить и танцевать. Хотя, книга говорит, что могут. Я ей верю. Всё может быть, просто мы мало знаем и понимаем».

С того памятного дня, когда повстречалась со странной женщиной, Нина перестала удивляться чудесам, своим способностям и новым знаниям, которые приходили неизвестно откуда. Теперь на мир она смотрела совсем по-другому. Будто видела все видимые и невидимые его стороны. Постепенно тревога, связанная с предстоящими переменами, сменилась спокойной уверенностью, что всё будет хорошо. Она знала, что сможет всё перенести, чувствовала в себе силу необъяснимую. И верила судьбе.

Ей вдруг очень захотелось поговорить с портретом. Она взяла свечу, накинула пуховый платок поверх ночной рубашки и вышла в коридор. В кабинете Нина зажгла ещё свечи и села в кресло напротив портрета.

В ней не было страха. Она была торжественно спокойна.

– Мама, поговори со мной! – Нина смотрела на портрет.

Прошло несколько мгновений, портрет ожил. Красивая молодая женщина с улыбкой сказала:

– Здравствуй, доченька! Я долго ждала этого момента. Рада, что ты сама захотела поговорить со мной. Я всегда следила за тобой, знаю все твои мысли и дела. За тот вечер прости, что напугала тебя, но я должна была передать тебе нашу родовую книгу. В ней, как ты уже поняла, ответы на твои вопросы есть, но не на все. На самые главные тебе самой отвечать придётся.

– Мама!.. – голос Нины дрогнул, она не произносила это слово уже много лет.