Она перевернулась на спину и, по-прежнему удерживая добычу под водой, заработала ногами. Через несколько секунд я помог ей забраться в кабину, предварительно приняв и уложив на пол ее трофей. Капли шариками скатывались с ее водоотталкивающего комбинезона, не оставляя следов, и лишь волосы оставались все такими же мокрыми. Она нетерпеливым жестом отвела их со лба, собрала в короткий хвост на затылке и крепко сжала в кулаке, отжимая; затем, расстегнув один из карманов своего костюма, достала чистый сухой платок и обтерла лицо.
— Между прочим, — заметила она, проделав эти процедуры, — меньше надо читать тупые боевики. Реальный шанс нарваться на акулу в такой ситуации ничтожен. Крупных акул в этих водах не настолько много, чтобы, приводнившись в случайной точке, со сколь-нибудь серьезной вероятностью оказаться рядом с одной из них. Это как выиграть в лотерею.
— Только наоборот, — усмехнулся я.
— Ну да, но вероятность от этого больше не становится. А все эти истории про акул, чующих каплю крови в воде за милю — безграмотные байки. Сам подумай, для того, чтобы акула почуяла молекулы крови за милю, нужно, чтобы они сперва эту милю преодолели. А с какой скоростью расходится кровь в воде, ты видел.
— Благодарю за лекцию, — откликнулся я. — Может, заодно объяснишь, зачем тебе понадобилась эта хрень? И, кстати, ты уверена, что это их, а не наше?
— Вполне. Здесь как раз следы крови вполне заметны. Но главное вот что…
Я только тут заметил, что к ее левому бедру двумя короткими ремешками комбинезона пристегнут нож в ножнах. Сейчас она извлекла это оружие — широкое, зазубренное с одной стороны — и, присев на корточки в узком пространстве между пилотским креслом и задней стенкой кабины, взрезала с задней стороны обивку выловленной спинки.
— И что тут интересного? — поинтересовался я, глядя на обнажившийся ровный серый полипластолит.
— Вот это, — она вытащила из кармана маленький блестящий цилиндрик — в первый миг мне показалось, что это губная помада, но это был широкодиапазонный фонарик. Передвинув регулятор в положение «УФ», она провела невидимым лучом по спинке, и в ультрафиолетовом свете показались одна за другой две буквы и пять цифр. — Я так и знала, — довольно констатировала она, вытаскивая из того же кармана фон с камерой и делая снимки. — Корпус они, конечно, перекрасили, и номера новые нарисовали. Я это все засняла еще на подлете, но это наверняка липа, которая нам ничего не даст. Однако катапультные кресла менять не стали! А на них номера подлинные. По которым спасатели или комиссия по расследованию всегда могут сказать, какому борту принадлежало найденное кресло и какова, соответственно, предполагаемая судьба конкретной машины и экипажа. В то же время, если катапультирование произойдет на территории противника, не знающего про фокус с ультрафиолетом, он лишних сведений не получит… И что нам говорит этот номер?
— Не знаю, — честно ответил я.
Она посмотрела на меня, как мне показалось, с сожалением и снизошла до пояснений:
— Что данный гироджет еще не так давно состоял на вооружении военно-морского флота КША. Осталось пробить номер по базе, и мы узнаем конкретное подразделение…
— Не уверен, что такие подробности лежат в открытом доступе.
— В открытом не в открытом, а в полной базе Конфедеральной Авиационной Администрации лежат.
— И где ты намерена ее взять?
Вместо ответа она постучала ноготком по правой сережке.
— У тебя там полная база КАА? — не поверил я.
— Никогда не знаешь, что может понадобиться девушке в дороге, — улыбнулась она и вновь уселась в свое кресло. Ее пальцы перелистнули несколько меню на экране компа (мигнула надпись об успешно установленной связи с удаленным модулем памяти), затем ввели бортовой номер в строке поиска.
— Ага, вот он. Так, произведен на заводе «Мицубиси Сикорски» в Вёрджинии шесть лет назад… принят на вооружение… последнее место службы — база Гуантанамо, Куба. Списан в прошлом году. Утилизован в рамках программы распродажи армейского имущества.
— И кому он принадлежит теперь?
— Никому. Его уже год как не существует. Списан и утилизован — это значит, что его продали на лом. Нас преследовал призрак.
— Ага. Жаждущий обрести покой, который мы ему наконец-то подарили… Интересно, с чего это вдруг списали почти новую машину.
— Вот-вот. Не говоря уже о том, что его имели право продать только разукомплектованным. Даже без бортовой электроники, не говоря уже о вооружении.
— Вопросы, вопросы… Между прочим, я все еще не знаю, кто ты такая.
Она повернулась в кресле и вновь посмотрела на меня долгим внимательным взглядом — настолько долгим, что я не выдержал и раздраженно заметил, что не умею читать мысли.
— Я Миранда, — сказала она вслух, продолжая смотреть мне в глаза, и после некоторой паузы добавила: — Миранда Деннисон.
Мне это имя ничего не говорило.
— Мартин Мейер, — представился я в ответ и уселся на пол, скрестив ноги. — Впрочем, у меня такое чувство, что тебе это известно.
Она не подтвердила и не опровергла эти слова. Вместо этого она спросила:
— Ты знаешь, почему за тобой охотятся?
На сей раз я предпочел уклониться от прямого ответа. Кое-какие догадки у меня были, но я совсем не был уверен, что ими стоит делиться с человеком, которого я впервые увидел полчаса назад и о котором не знаю ничего, кроме имени (да и то может оказаться ненастоящим). Даже если этот человек меня и спас.
— Хорошо, поставим вопрос более прямо, — кивнула она в ответ на мое неопределенное пожимание плечами. — Откуда у тебя деньги на остров?
— Леди, — возмутился я, — вы слышали о таком понятии, как «прайваси»?
— Да, конечно. Еще я слышала о неприкосновенности частного владения. Я незаконно проникла на твой остров, не получив согласия. Как по-твоему, мне не следовало этого делать?
— Хорошо, хорошо. Я заработал игрой на бирже.
— Удачная, должно быть, была игра.
— Хорошим парням иногда везет. Намного реже, чем плохим, но тем не менее.
— А ты — хороший парень? — спросила она серьезно.
— Если ты предпочитаешь плохих, придется тебя разочаровать. Моя очередь задавать вопросы. Кто ты все-таки такая и почему ты меня спасла?
— Ну, предположим, я просто пролетала мимо и увидела парня без штанов, по которому долбят тяжелой артиллерией. Не могла же я бросить тебя на верную смерть.
— Хорошая попытка. А теперь правду.
Миранда снова уставилась в мои глаза так, словно надеялась прочитать там биржевую сводку за будущий месяц.
— Тебе что-нибудь говорит имя «Джон Деннисон»? — спросила она наконец.
— Ничего. Кроме того, что он, очевидно, твой… родственник?
— Подумай. Постарайся вспомнить.
Я честно попытался — и пытался, наверное, секунд сорок.
— Ну, я, конечно, не поставлю последний цент на то, что никогда за всю свою жизнь не встречал парня с таким именем, — констатировал я в итоге. — Но непохоже, чтобы он произвел на меня неизгладимое впечатление. Послушай, если ты уверена, что я должен его знать, почему бы тебе просто не напомнить, кто это?
— Ладно, проехали, — качнула головой Миранда. — Мне казалось, что ты должен знать Джона, но, видимо, я ошиблась.
— Так кто он?
— Он мой… брат, — ответила она, и от меня не укрылась крохотная заминка перед словом «брат». — Он пропал два года назад. Я искала его все это время… и надеюсь, что ты поможешь мне его найти.
— Значит, ты спасла меня только ради этого? Увы, Миранда, я хотел бы оказать тебе ответную услугу, но я уже сказал, что ничего не знаю о твоем брате. Почему бы тебе не обратиться в полицию?
— А тебе? Ты собираешься обращаться в полицию по поводу того, что произошло сегодня?
— Хммм… — смутился я.
— Вот именно. Полиция любит задавать вопросы и копать там, где ее не просят. Это ее работа. А мы оба знаем, что с этой «игрой на бирже» не все гладко, верно? Нет-нет, я не собираюсь тебя шантажировать! — поспешно воскликнула она, видя мой протестующий жест. — Просто у нас общие враги. Джон перешел дорогу тем же людям, что и ты. Поэтому я и думала, что вы могли знать друг друга.
