— Это констатация факта. Ваша жена очень любезно показала нам ваш дом со всеми его милыми безделушками, которые вы, подозреваю, обычно не вынимаете из шкафов, когда к вам приходят сослуживцы. По моим самым скромным оценкам, стоимость находящегося здесь имущества эквивалентна вашему жалованию примерно за сто пятьдесят лет — при условии, что вы не тратили бы ни цента на еду и все прочее. И это еще без учета ваших банковских счетов.

— Магда, — фыркнул он. — Нашли, кого слушать. Ну да, признаюсь, иногда я заметно преувеличиваю реальную цену моих подарков. Немного пустить пыль в глаза собственной жене, чтобы ей же доставить удовольствие — это не преступление.

— Обманывать свою жену — не преступление, мистер Пэйн, — сочувственно кивнула Миранда. — Обманывать свою страну — это уже гораздо хуже. Если вы желаете официальную экспертизу с арестом имущества и оценкой его стоимости, это можно устроить. Но главное даже не это. Не то, что вы вор. Мало ли на государственной службе воров. Но вы продаете боевую технику армии КША коммунистическим бандитам, а это уже совсем скверно.

— Неправда! — воскликнул майор с такой горячностью, что я усомнился в ее наигранности.

— Правда. 8 августа прошлого года вы продали красным боеспособный, полностью укомплектованный гироджет «Мицубиси Сикорски» тип пять, бортовой номер NR-60841. Частью положенной вами в карман суммы вы поделились с пилотом Марком Рональдо, заплатив ему за молчание о том, что машина была полностью исправной на момент списания. Не далее как сегодня утром этот летательный аппарат был сбит правительственными войсками Кубы в бою за Гуантанамо, и его обломки с ясно читаемым бортовым номером найдены и сфотографированы. Показать?

— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — он все еще хорошо держался. — Да, в прошлом году часть техники базы была списана и реализована, согласно правительственной программе… возможно, там были и гироджеты, я сейчас уже не помню, надо поднимать документы… но, естественно, они не были летнопригодными, и уж тем более оснащенными оружием. То, что какие-то детали проданной на лом техники в конце концов оказались у красных, ничего не доказывает. Знаете, в мире до сих пор есть летающие экземпляры самолетов Второй мировой войны. На самом деле оригинальных деталей в них — процентов десять, да и те от разных машин.

— Да, да. Но, на ваше несчастье, пилот гироджета успел катапультироваться и был взят в плен. На допросе он показал, что летал на данной машине с 11 августа прошлого года. Три дня — слишком маленький срок, чтобы в каких-то партизанских мастерских, в условиях тотального дефицита высокотехнологичных продуктов, инструментов и материалов, восстановить разукомплектованную рухлядь до полностью боеготовой машины современного уровня, вы не находите?

— Пока что я слышал только ваши голословные утверждения.

— Хорошо, — Миранда сходила к брошенной на диван сумке и вернулась со своим компом, на ходу разворачивая экран. — Вот запись. Вы понимаете по-испански?

— Вполне, — буркнул Пэйн, и Миранда запустила наш «фильм», растянув экран перед лицом майора. Надо отдать ей должное — она так удачно вмонтировала кадры спинки кресла с номером, что, не зная, трудно было понять, что они и «допрос» сняты совсем в разных местах.

Когда запись закончилась, Пэйн вздруг рванулся вперед. Я на миг растерялся, не зная, хватать его, защищать Миранду или бежать к сумке за пистолетами, но оказалось, что майор просто хотел как можно скорее оказаться за собственным компом. «Я должен проверить», — сказал он. Я понял, что он хочет перепроверить нашу информацию по независимым источникам. Я уже приготовился, что он прицепится к вертолету вместо гироджета, однако майор с торжествующим видом сообщил нам другое:

— Абанские источники сообщают, что пилот погиб!

Черт. Эта новость, очевидно, поступила за то время, пока мы болтали с Магдой.

Однако Миранду это совершенно не смутило.

— Естественно, — сказала она. — Они не хотят скандала, связанного с тем, что армия и флот КША поставляют оружие кубинским коммунистам. На самом деле этого скандала не хочет никто. Включая вас. Поэтому мы здесь. Впрочем, если вы настаиваете на официальном расследовании…

Пэйн вместе с креслом повернулся к нам.

— Полагаю, предлагать вам деньги бессмысленно, — сказал он.

— Правильно полагаете, — кивнула Миранда. — Нам нужны не деньги, а имя. Настоящее имя вашего покупателя.

— А если я назову его, что я получу взамен?

— Мне кажется, вы не в том положении, чтобы торговаться, — холодно заметила моя спутница. — Единственный ваш шанс доказать, что вы не торгуете с коммунистами — это назвать того, с кем вы действительно торгуете.

— Хорошо, — выдохнул Пэйн. — Я скажу. Я не знаю, кому он потом это перепродает, и это уже не мое дело. Но он не коммунист и вообще не кубинец. Согласно Акту о нейтралитете, мы не можем продавать кубинцам товары военного и двойного назначения, включая оружие, даже списанное…

— Имя, мистер Пэйн.

— Джефферсон Спайкс.

«Мой выход», — сказал себе я.

— Хорошая попытка, майор. А теперь правду.

— Я сказал вам правду, черт побери! — он впервые позволил себе сорваться, и я решил, что вот как раз эта вспышка наигранная. — Больше я ничего не знаю!

— Вы неглупый человек, Пэйн, — заметил я. — Кроме того, вы офицер, и знаете, что такое операция прикрытия или отвлекающий маневр. Полагаю, вы с вашим партнером — вашим настоящим партнером — анализировали и такую возможность, как сейчас, и предусмотрели посредника, подставное лицо, которое вы могли бы назвать в крайнем случае. Не думаю, что вас сильно заботит участь этого Спайкса, но, вероятно, до ареста бы он не дожил. И все нити на этом бы оборвались. Но вы знаете, кто стоит за этим посредником. В противном случае, имей вы дело только с ним, во всех этих приятных прибавках к жалованию, которые вам периодически выплачивают, не было бы нужды. Вам достаточно было бы заглотнуть крючок один раз — а дальше вас можно было бы просто спокойно шантажировать угрозой разоблачения, и вы вели бы себя, как шелковый, с каждым разом увязая все глубже. Но именно потому, что вы не дурак, вы просчитали такой вариант заранее. И согласились на сотрудничество под единственную гарантию, которая могла вас устроить — прямое знакомство с вашим настоящим контрагентом. Парни вроде вас могут доверять друг другу лишь тогда, когда взаимно держат друг друга за яйца.

Пэйн молчал.

— Меня убьют, если я скажу, — пробормотал он наконец.

— Вас убьют, если вы не скажете, — возразила Миранда. — Никто ведь не мешает пустить слух, что вы проболтались, или вот-вот проболтаетесь. И если люди, заинтересованные в вашем молчании, будут к этому времени на свободе и в безопасности…

— Ладно. Его зовут Рамон Оливейра.

— Он кубинец? — спросил я.

— Нет. Американец. Американский бизнесмен кубинского происхождения. Кажется, его отец эмигрировал еще при Кастро.

— Что значит «американец»? Дикси или янки?

— Дикси.

Признаться, я испытал легкое разочарование, помня, что наши главные враги, скорее всего, находятся в Союзе. Впрочем, наивно было надеяться, что ведущая к ним цепочка окажется такой короткой.

Тем временем Миранда, все еще державшая в руке экран, вводила в свой комп какой-то запрос — очевидно, о бизнесменах с таким именем.

— Который из них? — спросила она, поворачивая экран к Пэйну.

— Этот, — ткнул пальцем майор.

— Хорошо. Все, что вы сказали, записано. Полагаю, вы понимаете, что сообщать о нашем визите кому бы то ни было, и в первую очередь этому Оливейре, не в ваших интересах, — она сложила экран и направилась к выходу.

— Что со мной теперь будет? — воскликнул Пэйн.

Миранда обернулась.

— В былые времена офицер в вашем положении получал пистолет с одним патроном. Благодарите прогресс, который позволит вам отделаться отставкой по собственному желанию. И, полагаю, щедрыми пожертвованиями на благотворительность.